Чушь какая. Величайшее изобретение, сделанное в Индии за последние десять тысяч лет, — клетка для петухов.
Посетите старый Дели, загляните на куриный рынок за мечетью Джама Масжид[33], полюбуйтесь на сотни белых кур и разноцветных петухов, плотно упиханных в проволочные клетки, посмотрите, как они кудахчут, клюют друг друга, бьются в тесноте, в ужасе гадят, вдохните жуткий запах — вонь трепещущей в страхе плоти. Мальчишка-продавец за деревянным прилавком с улыбкой расхваливает только что разделанный товар, перемазанный в свежей крови, — вот потроха, вот ножки, вот грудки. Петухи в клетке чуют запах крови, видят разъятых на части сотоварищей, знают, сейчас придет их черед, — и безропотно дожидаются своей участи. Не сопротивляются, не рвутся на свободу.
Люди в этой стране тоже в клетках.
Вот по вечерней дороге Нью-Дели катит рикша, крутит педали, на его хлипкий экипаж водружена гигантская кровать или столешница. Каждый день этот рикша доставляет клиентам мебель. Кровать стоит пять-шесть тысяч рупий. Плюс стулья, плюс кофейный столик — всего получится тысяч десять-пятнадцать. А рикша получает в месяц рупий пятьсот. Он разгрузит заказанную мебель, и вы заплатите ему наличными — толстый пук денег перейдет к нему в руки. Эту пачку он спрячет — в карман рубашки или в потайное место на белье, — и вернется к хозяину, и отдаст ему деньги — рупии не возьмет! Это его зарплата за год, за два, но он не позаимствует из этой суммы ни гроша.
Каждый день вокруг вас по улицам Дели едут машины, в салоне никого, только шофер за баранкой, а на заднем сиденье лежит черный портфель. В портфеле миллион, два миллиона рупий, столько денег шоферу во всю жизнь не видать. Возьми он их — и можно уехать в Австралию, в Америку, куда угодно, начать новую жизнь. Можно будет воплотить заветную мечту — останавливаться в пятизвездочных отелях, которые он до сих пор видел только снаружи. Можно будет съездить с семьей в Гоа или в Англию. А он отвозит черный портфель куда велел хозяин. В целости и сохранности. Почему?
Потому что индусы самые честные люди на свете, как уверяет вас красочная премьерская брошюра? Нет. Просто 99,9% из нас в клетке. Совсем как наши товарищи но несчастью на торжище в старом Дели.
Только не устраивайте шоферу проверку, обронив монетку-другую. Вряд ли сработает. Мала сумма. Денежка перекочует в карман шоферу. Запросто. А вот из миллиона долларов слуга цента не возьмет. Оставьте черный портфель с миллионом в мумбайском такси — водитель тут же передаст находку в полицию, уверяю вас. (Вернет ли вам деньги полиция — это уже другой вопрос, сэр!) В этой стране хозяева не боятся доверять своим слугам алмазы! Каждый вечер поезд увозит из Сурата[34], где крупнейшие в мире предприятия по огранке и шлифовке алмазов, в Мумбаи людей с дипломатами — это слуги торговцев брильянтами, а в дипломате — товар. Почему бы такому слуге не смыться с портфелем, ведь он не Ганди, а такой же человек, как мы с вами? Да потому что он угодил в Клетку.
В Петушиную Клетку, господин Цзябао. А в Китае такая штука есть? Хотя сомневаюсь, сэр. Правда, у вас есть Коммунистическая партия и тайная полиция, людей арестовывают среди ночи, сажают в тюрьму и даже расстреливают. Так я слышал. А у нас в Индии нет компартии. Нет диктатуры. Нет тайной полиции.
Зато есть Клетка.
Никогда еще за всю историю человечества, господин Цзябао, долг меньшинства перед большинством не был таким громадным. Горстка людей — меньше чем 0,1% населения — до того вышколила остальные 99,9%, не менее сильных, талантливых и умных, приучила их к такому безусловному раболепству, что дай большинству право свободно распоряжаться собственной жизнью, как они тут же отвергнут твой дар, да тебя же и проклянут.
Приезжайте, посмотрите сами. Каждое утро миллионы людей встают с рассветом, в грязных, переполненных автобусах едут на работу в шикарный хозяйский дом, где за жалкие гроши наводят чистоту, моют посуду, ухаживают за садом, кормят хозяйских детей, растирают хозяйские ноги. Я не испытываю никакой зависти к богачам из Америки или Англии: разве у них есть слуги? Разве они понимают толк в том, что такое благоустроенный быт? Ни бельмеса они в этом не смыслят.
Думающий человек вроде вас, господин Премьер, сразу задаст два вопроса.
Почему Петушиные Клетки безотказно срабатывают? Что удерживает в них людей?
И потом: может ли человек вырваться? Что, если в один прекрасный день шофер сбежит с деньгами хозяина? Какая жизнь его ждет?
Отвечаю на оба вопроса, сэр.
Первое. Человека держит в клетке не что иное, как честь и гордость нашего народа, драгоценный сосуд любви и самопожертвования, коему наверняка отведено достойное место в хвалебной оде, которую вам вручил наш премьер. То есть индийская семья.
Второе. Вырваться на свободу может тот, кто готов отдать свою семью на растерзание. Его близких хозяева будут жестоко преследовать, избивать до смерти, жечь заживо. Разве нормальный человек способен на такое? Только мерзкий выродок.
Какой-нибудь Белый Тигр. Послушайте, сэр, как пробиваются наверх из низов.
* * *Возвращаюсь к основной теме.
В Нью-Дели, в национальном зоопарке, над клеткой, где сидит белый тигр, висит табличка: «Представь себе, что ты сам в клетке».
Когда я увидел эту надпись, мне даже смешно стало.
Тоже мне задачка. И что тут такого? Представил. Легко.
День-деньской торчал я в своей одиночке, скрючившись под накомарником. Выйти куда-нибудь страшно. Никто не звонит, не велит подогнать машину. Никто мной не интересуется.
Все, жизнь кончена. Я сяду в тюрьму за убийство, которого не совершал. Я трясся от страха, но мне и в голову не пришло сбежать. Или там пойти к судье и рассказать правду. Клетка не пускала.
Каково мне придется в тюрьме? — никак не шло у меня из головы. Как мне вести себя с сокамерниками, сильными, волосатыми, грязными?
Мне вспомнилась история из еженедельника «Убийство»: некто уверял соседей по камере, что у него СПИД, только бы не опустили. Где же этот номер, уж я бы и текст вызубрил, и жесты заучил! Хотя... вдруг меня примут за педика, если скажу про СПИД? Вот уж тогда мерзавцы натешатся вволю.
Положение у меня было безвыходное. Сквозь ячейки сетки я беспомощно глядел на отпечатки ладоней безымянного строителя на штукатурке.
— Мышонок!
На пороге комнаты появился Меченый.
— Твой хозяин уже звонок оборвал.
Я упал на подушку. Меченый подошел к кровати, прислонил к накомарнику свое темное лицо и розовые губы.
— Мышонок, ты заболел? Тиф? Холера? Лихорадка денге?
— Да нет. Я здоров.
— Рад слышать, — осклабился он перед тем, как удалиться.
Наверх я тащился точно приговоренный к смерти на виселицу. Ступенька, еще ступенька, вестибюль, лифт... Вот и тринадцатый этаж.
Дверь открыл Мангуст. Ни тени улыбки на губах, лицо непроницаемое.
— Сколько можно тебя ждать? Отец приехал. Хочет поговорить с тобой.
Сердце у меня забилось. Так Аист здесь? Вот кто спасет меня! Уж от него будет больше проку, чем от двух его сыновей. Он — хозяин старой закваски и сумеет защитить слугу.
Аист развалился на диване, вытянув бледные ноги. Завидев меня, он заулыбался, и я подумал: «Это он потому, что спас меня!»
Оказалось, ничего подобного. Будет он забивать себе голову всякой чепухой вроде моей судьбы. Есть вещи поважнее. Вот, например:
— А-а-а, Балрам. Разотри-ка мне хорошенько ноги. Дорога такая долгая. На поезде пришлось ехать.
Руки у меня ходили ходуном, я слишком сильно пустил горячую воду и забрызгал собственные ноги. Они тоже тряслись — только сейчас заметил, — прямо колени подгибались. И струйка мочи стекала по ляжке.
Я глубоко вдохнул, изобразил радостную улыбку и с тазиком в руках приблизился к Аисту.
— Позвольте ваши ноги, сэр.
— О, — только и сказал он, закрыл глаза и сладко застонал. И чем блаженнее он стонал, тем пуще я старался. Теперь у меня тряслось все тело и сама собою качалась голова.
Мангуст и мистер Ашок сидели у телеэкрана и резались в какую-то компьютерную игру.
Дверь в спальню распахнулась, и на пороге показалась Пинки-мадам. Ненакрашенная, под глазами синяки, лоб весь в морщинах.
Увидев меня, Пинки-мадам оживилась.
— А шофера вы поставили в известность? —спрашивает.
Аист промолчал. Мангуст и мистер Ашок не отрывались от экрана.
— Никто так ничего ему и не сказал? Ну что за блядство! Его же посадить собирались!
— Надо ему сказать, — отреагировал мистер Ашок, а Мангуст бровью не повел.
— Ладно, — процедил он наконец. Мистер Ашок повернулся ко мне:
— У нас есть свой человек в полиции, и он передал, что свидетелей нет. Так что, Балрам, твоя помощь не понадобилась.