Но воспользоваться измученной женщиной было бы подло. Я и так бесчестным путем пробрался в ее квартиру, встретив ее в высший момент раскаяния и самоуничижения… Поймал, как ловят сектанты разочаровавшегося человека, в миг, когда она осознала, что она неудачница, что она никому не нужна, что она брошена, осмеяна и поругана, что ее чувства преданы, а ее надежды рухнули, что ее война и ее жизнь проиграны, а честь потеряна.
И теперь ей не хочется любить себя и жить с собой. А хочется любой ценой исправиться, вернуть все на круги своя, пусть с первым попавшимся под руку мужчиной…
Ну все, хватит мечтать и фантазировать. Нужно оставаться реалистом и занять свое истинное место мужчины на день, а не ночь – с удвоенной силой и рвением принялся я собирать кухню: подвесные шкафчики и тумбы, стол и кухонный уголок.
К утру все было закончено. Все, что можно было собрать, собрано. Осталось только просверлить дыры в стене и подвесить кухонные шкафы и полки.
– Ну, вот и все, теперь порядок, – присел я на кровать, заметив, что Лиза открыла глаза. Она смотрела на меня сначала удивленно, будто припоминая, а затем, вспомнив все, отрешенно-равнодушно.
– Мне все равно, – просверлив во мне две дыры, она резко отвернулась.
– Зато мне моя работа по душе.
Лиза промолчала, поднялась с кровати и зевнула, даже не взглянув на результат моих трудов. Наверное, ее оскорбило мое невнимание, и чтобы подразнить меня в ответ, она сначала подошла на свет к окну, а потом, дав мне разглядеть свое обнаженное стройное тело, прошлепала липкими ступнями в ванную, как есть в одним трусах. Белая ее кожа покрылась мурашками.
Затем она, не закрывая дверь, села на унитаз, видимо, попыталась взглянуть в зеркало и не узнала своего лица. С моего места на кровати хорошо просматривалась эта часть санузла.
– Как это страшно, – сказала она из ванной. – Я не узнаю своего лица. Это чудовищное ощущение.
Признаться, меня не тронули эти ее слова. После того, что я услышал накануне, я уже стал сомневаться в ее адекватности.
– Это еще ничего, – заметил я. – На войне многие после замеса первого серьезного боя не узнают не только своего лица, но и лиц и тел своих истерзанных товарищей. Молодец, держишься, пережив такую битву.
– Ты считаешь, что это была война? – спросила она.
– Да, война между мужчиной и женщиной, война за власть, за обладание и верховенство, – сказал я, имея в виду битву света и тьмы.
– Тогда скажи мне, почему мой муж меня бросил? В чем я виновата? – это меня спрашивал кандидат психологических наук, без пяти минут профессор.
– Ты виновата в том, что затачивала своего мужчину на постоянную войну, и он, став победителем, ушел через Альпы к женщине лучше и добрее тебя. В какой-то момент он сломался, сдался. Поняв, что не сможет всегда соответствовать твоим запросам и капризам. И тогда он решил совершить свой главный маневр и подать в отставку. Уйти от тебя на пенсию к тихой, менее требовательной и амбициозной жизни. Он подумал, ему проще соскочить, спрыгнуть в пропасть, как лошади того грузного полковника. Ему надоела эта война, как он только достиг своей вершины и своего потолка.
– Ты рассуждаешь, как солдафон. У тебя все, чего ни коснись, война. Сама не знаю, зачем я тебя спросила…
– Я и есть солдат, солдат удачи, – вспомнил я песню «Дип Перпл». – Мужчины часто делают карьеру с одной женщиной, а потом, достигнув потолка, находят молодую и послушную для отдохновения. Ту, которая не напоминает ему о его войне и тяжелом восхождении.
– Ты ничего не понимаешь. Ты простой солдафон, и тебе никогда не понять другой душевной организации, не понять таких творческих людей, как мы!
– Все общество любит играть в войну, – парирую я, – но творческие люди ее призывают активнее других.
– Как бы то ни было, – вдруг опомнившись, прячет Лиза свое недовольное лицо в ладонях, – спасибо тебе за все.
– За что за все?
– За мебель, которую ты собрал. И вчерашнюю прогулку, – тон сменился на почти нежный, – мне нужно было побыть с кем-нибудь.
– Ерунда.
– Ты мне очень помог. Могу я что-нибудь для тебя сделать в ответ? – продолжала она со мной разговаривать из ванной, будто извиняясь.
– Легко. Я случайно твое свадебное платье нашел. Можешь его примерить сейчас?
– Зачем тебе? – удивилась она, выглянув из ванной.
– Раз уж я стал свидетелем последних дней ваших отношений с мужем, хочу увидеть, какой ты была в день своей свадьбы.
– Если ты настаиваешь… – взяла она платье и снова скрылась в ванной, захлопнув дверь.
Через минуту она появилась в дверном проеме вся в белом – под стать своей квартире. Красивая и сияющая. Вся сверкающая и светящаяся в лучах солнца. Стоящая на стороне света и бьющаяся за свою любовь до конца.
Я молчал, любуясь ее красотой и понимая, что вот рядом с ней мужчина, который никогда в жизни не сможет дать ей столько, сколько дал муж. Никогда в жизни, даже если очень постарается. Первая нежность. Первый поцелуй. Порванная метафизическая девственность. Девочка из хорошей семьи. Свадебное путешествие. Таиланд? Испания? А может, и Греция? Развалины античности? Сарафан как туника, шлепанцы как сандалии? Воздух, которым невозможно надышаться, но который можно есть, как сладкую вату. Рыбки, которые плавают рядом с тобой, только протяни пальцы ног с праздничным педикюром, в прозрачной лазоревой воде.
– Ну, как я тебе? – спросила она.
Я хотел было сделать ей комплимент, но тут зазвонил телефон. Лиза взяла трубку и снова ушла в ванную, плотно прикрыв дверь.
– Кто это? – спросил я, когда она, выскочив, начала метаться по квартире в поисках своей нормальной одежды. Это выглядело смешно, напоминая сценки из фильмов, в которых невеста гонится за сбежавшим женихом.
– Это муж, – почти выкрикнула она в панике, – он уже возле дома, через пять минут будет здесь!
– Поздравляю, – заметил я. – Значит, твой план с новым мужиком на 8 Марта в ресторане сработал.
– Ты должен уйти! Слышишь?! Срочно убраться отсюда!
– Почему? – мне очень захотелось посмотреть на мужа. – Можно сказать, что я мастер и что я пришел выполнить заказ по сборке мебели. У меня и документы, и накладные с собой.
– Накладные кстати. Но он уже жутко ревнует, – судорожно взвыла Лиза, – ты не представляешь, какой он бешеный. Ему уже сообщили, что я с кем-то веселилась в нашем ресторане. Слышишь? Ты можешь все разрушить!
– Разрушить все? – удивился я, глядя на собранную мебель.
– Ты уже почти все разрушил, солдафон, – истерично взвыла Лиза, – убирайся отсюда сейчас же.
– Ок, слово хозяйки – закон, – начал я тоже суматошно искать под коробами свои куртку и шапку, затем стремительно зашнуровывать ботинки.
Выписав квитанцию задним числом, схватив куртку, я выбегаю в длинный коридор. От резких движений кровь ударяет в голову, в правом полушарии темнеет, в левом екает.
Дом-муравейник походит на отель. Всего два лифта – грузовой и пассажирский – на чрезмерное количество квартир, разбросанных по обоим концам лестничной площадки. И пока я иду по длинному коридору на свет, мерцающий в конце туннеля у лифтовых камер, видения вновь накатывают как снежная лавина.
Отряд переходит Альпы, чтобы преподнести сюрприз врагу. Войска Ганнибала или Суворова? Дерзкий и хитрый план или военная от безысходности необходимость? После ночи холодно, и конечности немеют. Хочется спать и есть, но нельзя останавливаться, нельзя сбиваться с ритма – иначе беда.
Нужно скорее добраться до спуска, до лестницы или лифтовой шахты. Но я не успеваю. Нажав на кнопку вызова, понимаю, что лифт уже тут. И в следующую секунду двери разъезжаются, и на меня вываливается, словно из табакерки, супруг Лизы.
Маленький и плюгавенький. Белобрысый, с уже солидной залысиной и с растерянным кроличьим взглядом, с клочьями волос на висках. Ну точно реконструктор Суворов. А я для него выгляжу, наверное, как амбал Ганнибал.
Очки минус, хотя неизвестно, каков он в постели. Секс дело непредсказуемое. У меня не было времени себя проявить. В руках мужика перфоратор и цветы. Перфоратор напоминает автомат. Что же, перфоратор как раз пригодится. И цветы весьма кстати.
– Э, простите, – растерявшись от столкновения на секунду, останавливает меня он. – Вы не знаете, в какую сторону 189-я квартира? Вправо или влево?
«Зачем он спрашивает? – задумываюсь я на мгновение. – Проверяет?»
Раз он успел сделать карьеру в финансовой корпорации, то, видимо, неплохо соображает. Если я точно отвечу, то не вызову подозрения. А если я не местный, то что здесь делаю в такую рань? Но откуда мне знать, где 189-я? На этом ли она вообще этаже? И какой это этаж?
– Э… – выдерживаю я паузу, будто раздумывая. – Не могу точно сказать. Я из пожарной инспекции, плановый рейд, проверяю сохранность гидроузла. – Но, думаю, вам туда, – указываю я в противоположную от Лизы сторону. – Да, думаю, направо, хотя я точно не уверен.
