Катарина Причард - Девяностые годы

Широкая улица была почти пуста. Только двое-трое мужчин медленно шагали по пыльной мостовой. На дальнем конце стоял дом побольше, тоже из гофрированного железа, но с узкой деревянной верандой. На веранде в большом кресле сидела полная женщина средних лет, туго затянутая, в черном платье, а возле нее расположилось несколько девушек. Одна из них пела по-французски:

Услышав с детства знакомый напев и звуки родного языка, Мари радостно вскрикнула. Какая неожиданность — встретить соотечественниц в этом захолустье! Через минуту она уже весело болтала с девушкой, которая пела, с полной женщиной и с остальными девицами. И они ей отвечали так же приветливо, смеясь и чуть не плача, словно были давними друзьями, которые каким-то чудом встретились после долгой разлуки. Ничего не поделаешь, пришлось Мари и ее приятельницам согласиться выпить чашку чая с мадам и девушками. В такую рань посетителей не предвидится, объяснила мадам, да и, кроме того, все мужчины ушли искать золото. Дела совсем плохи.

Лора пришла в ужас. Она попыталась отговорить Салли от этого чаепития, но Мари была уже на веранде, а Салли считала, что не может бросить ее одну. И даже на Лору подействовало добродушное гостеприимство мадам и попытки смеющихся девушек успокоить ее.

Бедная Лора, она была в большом смущении: она не хотела ни бросить Мари и Салли в такой компании, ни обидеть хозяек чопорным и нелюбезным поведением. Поэтому она старалась принять непринужденный вид, сидя за чашкой чая с женщинами легкого поведения в веселом доме. Но как она обрушилась на Мари, когда они наконец вышли и направились по дороге к гостинице!

Разумеется, с ее стороны такой порыв был большой неосторожностью, призналась Мари, и она очень сожалеет об этом. Ей не следовало тащить Лору и Салли в общество этих «невозможных» женщин, как Лора называла их. Но, оправдывалась Мари, она совершенно забыла, кто они и что они, когда услышала, как поет Лили. Лора и представить себе не может, какая это радость — услышать опять родной язык и говорить на нем, если не слышала его так давно. Кроме того, некоторые французы смотрят на проституцию несколько иначе, чем англичане: они считают ее институтом, охраняющим семью, хотя сама Мари не разделяет этой точки зрения. Ее научили видеть в этих женщинах несчастных жертв нищеты, которые вынуждены вести такой образ жизни, какой ни одна женщина не изберет добровольно.

Салли призналась, что не согласна с Лорой и не считает, что молодым замужним женщинам не подобает разговаривать с такими особами. Верно, она не спорит, это ужасно, что такая вот темноволосая, задумчивая Нина или эта Лили, такая изящная и живая, вынуждены подчиняться грубым ласкам любого постороннего мужчины, чтобы заработать денег для мадам Марсель; и все же девушки не кажутся несчастными.

Бэлл выглядит крепче и выносливее, чем Лили, и более пригодной для своей профессии. Кроме того, она красивая женщина, белокурая и румяная, с небесно-голубыми глазами и высокой грудью — англичанка, и гордится этим. Живет у мадам лишь до тех пор, пока не получит возможность купить себе собственный домик. Один из ее клиентов обещал ей помочь устроиться самостоятельно, как только мадам ее отпустит. Берта — немка, молчаливая и тихая, один глаз у нее косит.

Лили уверяла, что мадам относится очень хорошо к своим девушкам, одна из них уже вышла замуж за богатого золотоискателя. Мадам загребает кучу денег, через несколько лет она намерена закрыть свое заведение и стать почтенной женщиной; обещает подыскать всем девушкам хороших мужей — при условии, чтобы каждая поработала на нее три года. На приисках так мало женщин, что найти мужа нетрудно.

Лили заявила, что она лично не собирается второй раз замуж. Муж, оперный певец, ее бросил, когда ей не было еще и двадцати лет. Она ничего не умеет, и зарабатывать себе кусок хлеба ей приходится только таким вот способом. Она ждет того времени, когда сама сможет выбирать себе любовников, и надеется уговорить какого-нибудь мужчину доставить ее обратно в Париж.

— «Дурочка, это она надеется на Фриско Джо, — невольно вспомнила Салли слова Бэлл. — А Фриско и не вспомнит о ней, если разбогатеет».

Лили тогда только усмехнулась и рукой махнула.

— Не он, так другой! — воскликнула она.

— Послушайте, девушки, — резко прервала мадам, — незачем говорить о клиентах при наших молодых гостьях.

И вот это чаепитие оказалось весьма мирным и добродетельным, с разговорами о погоде и об этой чудной стране, с возмущенными возгласами по адресу этих неприличных темнокожих дикарей, которые ходят иной раз, ничем не прикрыв свою наготу, и многословными жалобами на ограниченную выдачу воды и невозможность даже помыться. Лили показала на примере, что такое старательская ванна: она набрала в рот воды, побрызгала себе на руки, и потом мокрыми руками потерла лицо и шею.

— Вот так лучше всего! — заявила она, когда все засмеялись над ее шаловливой выходкой.

Поговорили и о походе золотоискателей, и о том, что иногда богатство валяется на земле, только подбирай его. Вот мадам, например, однажды утром после дождя самолично нашла возле поленницы маленький самородок.

Мари была благодарна Салли за то, что она не видела никакой особой беды в этом чаепитии, хотя Салли и согласилась с Лорой, что лучше не рассказывать об их приключении ни миссис Фогарти, ни их мужьям.

Прошел почти месяц, прежде чем Моррис наконец подъехал к гостинице Фогарти в пыльной повозке, запряженной парой тощих мохнатых лошадок. Билл Фогарти бросился искать Салли, чтобы сообщить ей новость.

Салли выбежала на крыльцо и едва узнала мужа в бородатом человеке, подходившем к дому. Моррис! Этот заросший темной щетиной бродяга в молескиновых штанах, неглаженой рубашке и рваной фетровой шляпе! Прежде всего она признала его поношенный коричневый пиджак, затем его глаза — он был без пенсне, — и сердце у нее дрогнуло.

— Моррис! — вскричала она и кинулась на шею бородатому незнакомцу.

Моррис сдержанно поцеловал ее. Салли знала, что не в его правилах проявлять свои чувства при посторонних.

Люди, стоявшие перед гостиницей, весело, по-товарищески, приветствовали его. Моррис отвечал им дружески и непринужденно. Он ничем не отличался от любого старателя или рудокопа, разве что в осанке чувствовалась некоторая самоуверенность.

— Ну, как дела в Хэннане? — спросил кто-то.

— Недурно, — отвечал Моррис.

— Кое в чем вам, уж во всяком случае, повезло, черт побери!

— Пора уже счастью повернуться ко мне лицом, — засмеялся Моррис, входя в гостиницу. Олф, который вышел встретить его, повел Морриса в столовую, где Лора кончала завтракать. Моррис сел поговорить с ними, а Салли побежала на кухню принести ему поесть. Когда она поставила перед ним яичницу с ветчиной и начала убирать со стола грязные тарелки, она почувствовала, что его глаза следят за ней. Он, видимо, удивился тому, что Салли хозяйничает здесь, как у себя дома.

Ее высокородие миссис Кэнди, англичанка, которая приехала сюда проведать сына-золотоискателя и купила рудник Тэтерс, остановила Салли, пробегавшую мимо со стопкой тарелок.

— Миссис Кэнди очень взволнована слухами о какой-то новой находке, — сказала Салли Моррису.

Старатель, сидевший за столом в дальнем конце комнаты и явно еще не проспавшийся после вчерашней попойки, крикнул:

— Эй, миссис, как бы насчет второй чашки чая?

— Сейчас, Чарли, — живо ответила Салли и побежала было на кухню.

Моррис быстро протянул руку и удержал ее. Затем он обернулся к старателю.

— А что бы вам сходить самому, приятель? — спросил он.

— Подожди, Моррис, — запротестовала Салли. Она видела, что Моррис понял, какую работу она выполняет в гостинице, и сердится на нее. Она села рядом с ним и принялась объяснять ему, что миссис Фогарти была так ужасно занята, и так мучилась со своими ногами, а тут понаехала такая пропасть народу, и она не могла одна справиться — стряпать и подавать на стол. Просто невозможно было сидеть сложа руки и глядеть на нее.

Моррис слушал ее краем уха; его, видимо, больше занимали разговоры о новой находке. Поглощая свой завтрак, он расспрашивал Олфа:

— А можно верить этим слухам? Говорят, там больше золота, чем в Бейли, и всего в нескольких милях от Кулгарди. Мне сообщил один возчик на дороге.

— Трудно сказать. Уже дня два тут невесть что рассказывают. Но пока еще не известно, кто нашел золото и где именно.

Салли решила, что ее объяснение с мужем можно спокойно отложить до того времени, когда они останутся одни.

Олф и Лора попытались убедить Морриса не брать Салли с собой в Хэннан. Ведь их дом почти готов, говорили они, и Салли может пожить у них, пока Моррис построит что-нибудь для нее.