Ну, да чего уж зря гадать. Сегодня же и спрошу. Поинтересуюсь. Ну-у-у!.. Какая же у нас на сегодня беседа-то содержательная намечается! Задушевная. Мне аж прямо уж и не терпится. Невтерпеж-с!
Увидеть бы её все-таки напоследок вживую хоть разок. Хоть одним только глазком. Ну, хоть мельком! А?.. И можно смело и откланиваться.
Машину-с, дескать, надо идти проверять. К завтрашней поездке готовить. Чтобы все у нас завтра было тип-топ. Чтобы в лучшем виде вас с Ниночкой в больницу доставить. Чтобы, не дай бог, не укачало её, бедненькую. А то ведь она у нас так страдает!
Пошел он, короче, со своим пивом! У меня на сегодня получше развлечение есть. Повеселее!)
— Нет, ну я имел ввиду: может, хотят от неё чего? — терпеливо разъяснил Алексей своему непонятливому другу. Ему даже как-то обидно за него стало. Чего это она, действительно, ему ничего не рассказывает? Бьют её там только, видите ли! Не только, мадам, не только… Не всё там так грустно. Бывают и развлечения. — Или требуют? Пусть даже и во сне. Даже в сказках все злыдни всегда чего-то от своих жертв хотят. И добиваются.»
(Алексею вдруг страстно захотелось раскрыть Ваське глаза. Заронить в него зерно сомнения. Чтобы он немного призадумался: а действительно ли его жену-страдалицу «просто» избивают? И что, так ничем больше с ней там и не занимаются? С бедной и несчастной? Только всё мучают?.. Если всё там, «как в жизни»?..
А если занимаются, то почему же она тебе про это не рассказывает? Скрывает! Обманывает! Врет!! Значит она способна тебе врать?.. Ах, ей стыдно!? Ну, так это, дружок, универсальное объяснение, оно на все случаи жизни годится! Про любовника рассказывать тоже, наверное, «стыдно». Как и вообще про любое постыдное дело. Потому-то оно так и называется: по-стыдное.
А то я тут, видите ли, палач, монстр, «подонок и гад», а она у нас святая! Великомученица! Так чего ж она тебе врёт? Эта, блядь, великомученица? Святые не врут.
Пусть, пусть расскажет во всех подробностях, как сосёт по щелчку. Живые картинки представляет. Гарцует, как дрессированная пони. А я послушаю! «Святая!» Все мы тут святые, все одним миром мазаны. Посмотрел бы ты на эту свою святую в комнате сна! Какие она там кренделя и пируэты с моими подручными выписывает. Любо-дорого!
Всё! Всё, мой дорогой Васенька! Жаль, конечно, что всё так получилось, но жена у тебя теперь шлюха. Самая, что ни на есть настоящая, патентованная, и никуда от этого не денешься. Нравится тебе это или нет. Ту школу, что она в комнате сна прошла, она уже больше никогда не забудет. Переступила она черту, и обратно ей дороги нет!
А уж сама она это сделала или заставили её — значения, извини, не имеет. Это ведь, как болезнь. СПИД! Сам ты заразился или заразили тебя случайно, скажем, при переливании крови — разницы никакой! Главное, что ты теперь инфицирован. А вирусу всё равно! Какой ты был раньше красивый да здоровый. Честный-пречестный, высокоморальный и благородный. Что ни с кем — ни-ни! Это раньше все было. До болезни. А теперь — увы! Конец для всех один.
Вот и Ниночка твоя драгоценная… Инфицирована она уже. Всё! У неё теперь психология шлюхи. Если она у меня по щелчку сосала, и у всех моих бесчисленных помощников, то и любого другого отсосет. За милую душу! Подработать, например, захочет, бабок по-легкому срубить… Муж в командировке… Да даже и значения этому никакого не придаст! Подумаешь! Одним больше… Сколько их было!.. Главное, чтобы ты ничего не узнал, вот и всё. А собственных моральных преград и устоев у неё больше нет. Они все в комнате сна остались. Она, вон, тебе уже сейчас врет и не краснеет. С самого начала! А дальше больше будет. Вот попомни моё слово! Не зря же говорится: ржа ест железо, а лжа — душу.
«Святая»! Блядь она теперь, а не святая! Шваль! Шлюха. Тряпка половая, грязь подзаборная! Обычная соска.)
— А кто хоть избивает? Женщина? Мужчина? ─ Алексей надеялся, что теперь-то уж мысли этого тугодума-Васьки потекут, наконец, в нужном направлении.
— Да не знаю… Мужчина, вроде… ─ как-то растерянно проговорил Валька. Чувствовалось, что до этого такой вопрос ему просто не приходил в голову. — А какая разница?
─ Да нет, я так спросил… — сразу же пошел на попятный Алексей. (Сам дальше додумаешь, если не дурак!) — Слушай, Вась, я тогда пойду, пожалуй?.. Машину на завтра проверю. А то она у меня капризничает что-то последнее время… Машина ведь, сам знаешь, как дамочка: вовнутрь ей почаще лазай, тогда она и капризничать не будет. Под капот! ─ забывшись, хохотнул он.
Васька как-то странно на него посмотрел, и Алексей поспешил внутренне себя одёрнуть. Черт! Повнимательнее надо! Что это у меня последнее время даже шутки все стали прямо какие-то на одну тему?
— А пиво уж мы тогда с тобой в другой раз как-нибудь попьем? Не последний же раз видимся! — попытался он сгладить возникшую легкую неловкость. — Лады?
─ Ну, ладно. Сам смотри, ─ все ещё с некоторым сомнением на него глядя, медленно согласился Васька.
— Нинке привет! — уже вставая с кресла, вскользь бросил Алексей. ─ Пусть выздоравливает. Жалко, что не увиделись, ─ с видимым сожалением добавил он. — А то я даже неудобно как-то себя чувствую. Хоть бы лично чего-нибудь ей сказать… Утешить, что ли… Такая ситуация у вас… И с выкидышем этим… Ужас, конечно! С ума сойти! Как представишь себя на вашем месте…(Ну, приведи ты её, болван! Дай мне на неё полюбоваться! Такую, леди ледяную. Снежную королеву. Всю из себя строгую-престрогую, холодную и недоступную-неприступную. Как, блядь, Монблан.)
— Ну, подожди секундочку… ─ растроганно произнес друг-Васька и торопливо вышел в соседнюю комнату.
Алексей, сгорая от нетерпения и кусая себе губы, топтался на месте. Ну!.. Ну!.. Через минуту Васька вернулся и виновато развел руками.
— Знаешь, не может она сейчас выйти. Очень плохо еще себя чувствует. Она сейчас в постели лежит вся больная — не хочет, чтобы её в таком виде видели. Непричесанную и ненакрашенную. Ну, женщина — сам понимаешь…
─ Да ладно, ладно! Ничего страшного. Завтра же все равно увидимся.
(Вот сука!! Дрянь! Могла бы, между прочим, к моему приходу и причесаться! Значит, я для тебя вообще не человек? Не мужчина? А, ну да — «урод и обезьяна».
Ну, погоди, тварь! Я тебя сейчас причешу! И покрашу заодно. В красный цвет. В багрянец! Это у нас сейчас в комнате сна модно. Последний писк! Ты у меня сейчас тоже запищишь. И заверещишь и застрекочешь! И чувствовать себя сразу будешь хорошо. О-очень хорошо! Ну, еще бы! Лекарей ведь у тебя сейчас мно-ого будет! Целая бригада. Я первый, а потом все остальные. В порядке общей очереди. Будут лечить, пока мадам не выздоровеет. Поточным методом. Очень способствует!
Ну, а затем мы с тобой ещё и отдельно, моя милочка, кое о чем побеседуем. С глазу на глаз. В интимной, так сказать, обстановочке. Располагающей к откровенности.
Про выблядка твоего, например. Как это я не знал? А? Я тебе, блядь, не муж, чтобы со мной в эти игры играть! Во все эти ахи-охи! Меня стыдиться нечего.
Погоди, погоди, сучка! Ты у меня сейчас запоешь!)
Алексей с трудом выдавил из себя какое-то жалкое подобие улыбки. Губы у него дрожали и прыгали. За последние дни он совершенно разучился сдерживаться, и сейчас ему лишь с огромным трудом и неимоверным усилием воли удавалось кое-как подавлять рвущееся наружу бешенство. Глаза застилала какая-то розовая пелена. Он чувствовал, что ещё совсем немного, и он полностью потеряет над собой контроль.
— Ладно, всё! Побежал я! За инструментом ещё надо зайти! Ну, давай! До завтра! ─ он схватил руку не успевшего и рта раскрыть Васьки, потряс её и, не дожидаясь ответа, повернулся, выскочил пулей из квартиры и быстро побежал вниз по лестнице. Внутри у него всё кипело.
Тварь!! Вот тварь! Так, значит, я для тебя никто? Для меня, урода, даже причесываться не надо? Ну, подожди, мразь! Я тебе сейчас устрою! Танец маленьких леблядей. На пуантах. Ты у меня и спляшешь, и споешь! Хором. Я тебе, блядь, покажу, как раком зимуют! Кто из нас обезьяна!
Алексей как вихрь влетел в свою квартиру, с грохотом захлопнул дверь, быстро сорвал с себя одежду и бросился на кровать. Потом, с трудом переводя дыхание, попытался успокоиться. Жаркое предвкушение близкой мести мешало ему сразу сосредоточиться и поймать нужное состояние.
Наконец, после нескольких безуспешных попыток ему это все же удалось. Перед глазами всё привычно завертелось, в ушах раздался знакомый нарастающий звон. Ещё одно, последнее усилие! И…
9.
В комнате сна, помимо Нинки, был на этот раз еще кто-то. Какой-то незнакомый, изящно одетый молодой мужчина лет 35-и. Он сидел, небрежно развалясь, в неизвестно откуда взявшемся кресле и с ленивым любопытством озирался вокруг. Судя по его скучающему виду, никакого особого впечатления все эти совершенно недвусмысленные аксессуары и атрибуты пыточной камеры на него не производили.
