Незадолго до новогодних каникул я встретил Лильку в коридоре редакции. Она принялась расписывать, как трудно живется одинокой девушке, которая даже Новый год встречает в обществе телевизора, и я, расчувствовавшись, я пригласил ее к нам.
— Я винегрет приготовлю, — обрадовалась Лилька.
Это блюдо вряд ли может считаться вершиной кулинарного искусства, которое должен являть собой наш новогодний стол, но огорчать Лильку я не стал.
— Только обещай, что не будешь кричать «ой, чего делается!» при виде целующихся мужчин, — потребовал я. — Извращенцы не любят, когда им об этом напоминают.
Лилька пообещала.
Чтобы ей не было скучно, Марк придумал пригласить Валерия, обладавшего, как минимум, двумя достоинствами. Во-первых, он был гетеросексуален. Во-вторых, холост. Марк толковал что-то еще об одном достоинстве, вспомнив совместное купание в бассейне, но я ему не поверил. Будь это правдой, Валера уже давно был бы женат.
* * *
…Свечи горели, стол был заставлен едой и бутылками так плотно, что скатерть, накрахмаленная и отутюженная, наблюдалась едва-едва. В центре стола красовалась горелка, похожая на уменьшенную копию аппарата для запуска космических кораблей.
— Вот это жизнь! — облизывался Марк, ходя вокруг стола кругами.
Первой явилась Лилька. Она принесла винегрет и бутылку шампанского, которые тут же же постигла печальная участь. В кастрюлю с винегретом, опрометчиво оставленную в коридоре, залез Вирус. А шампанское кончилось само по себе, выстрелив сразу после того, как я подумал, что бутылка тепловата и надо бы поставить ее в холодильник.
— Все равно ремонт надо делать, — успокоил я Лильку, любуясь ручьями на кухонной стене.
Вторым нарисовался Валера. Его вклад в достойную встречу Нового года рычал и рвался с поводка. Кавказская овчарка была мамашей нашего Вируса, но к счастью, сынок не унаследовал ее лютого нрава. Более того, он боялся кавказухи, словно она ему совсем посторонняя.
— Девочку оставить не с кем было, — виновато сказал Валера. — Но вы же знаете, у нее ангельский характер.
В подтверждение, его «девочка» стала кушать мою кроликовую шапку, развалившись поперек коридора, и рыкать на каждого, кто не был ее «мальчиком». Мы намек поняли: Вирус спрятался от матери в спальне, я одел высокие туристские ботинки, а Лилька затряслась, как осиновый лист.
— Меня в детстве точно такая же покусала, — объяснила она.
— Меня тоже, — обрадовался я, найдя общую тему для разговора.
Я хотел было пуститься в воспоминания, как опять зазвенел звонок.
— Зинаида! — открыв дверь, радостно завизжал Марк и повис на двухметровой красавице в норковой шубе.
Зинку сопровождал суровый мужчина лет сорока в черном костюме и с золотым перстнем. От предыдущих зинкиных кавалеров он унаследовал имя «котик».
— Мы с котиком совсем ненадолго, — сказала Зинка, а, увидев овчарку, кушающую шапку, уточнила. — Минут на пятнадцать.
Затем она полчаса пила шампанское, пела новую песню, которая обязательно-непременно станет хитом и хвасталась нарядами из Таиланда, в которых она будет блистать новогодней ночью в «Макаке». Следующие полчаса она прерывисто дышала, глядя, как Валера уговаривает свою «девочку» выпустить гостей на свежий воздух. «Котик» взирал на происходящее с невозмутимостью Будды и за все время произнес только одно слово.
— Вав! — сказал он, уводя Зинаиду, и показал зубы, такие же желтые, как у кавказухи, запертой в туалете.
Новый гость звонил настойчиво и требовательно. Это была Клавдия.
Первое, что бросается в глаза, при взгляде на Клавдию — это ее голова. Коротко стриженая, она наполовину выкрашена в красный цвет, отчего кажется, что ее темя охвачено огнем. Второй особенностью Клавдии является умение всему на свете давать лаконичную, но исчерпывающую характеристику.
— Хрень! — восхищенно сказала она, оглядев разносолы на столе, и достав из внутреннего кармана камуфляжной куртки бутыль без этикетки.
В бутыли оказался разведенный спирт. Работая медсестрой в больнице, Клавдия имела немало преимуществ.
В лучших традициях великосветских балов, дама пришла с кавалером. В тени ее гренадерских плеч прятался юноша стрекозиной породы: глаза на несколько размеров больше, чем нужно, посаженные на длинное худое тело.
Молодой человек был нам незнаком. Заинтересовавшись, мы дружно принялись его любить и жаловать.
— Ах, присаживайтесь! — захлопотал Марк.
— Чувствуйте себя, как дома! — не отстал от него я.
— Шампанского? — осведомился Кирыч.
Впрочем, вскоре мы потеряли к нему всякий интерес. В отличие от Клавдии, он был безнадежно безголов. Конечно, череп у него имелся, но использовался лишь для того, чтобы издавать глупости.
— Дубай! — с невыразимым блаженством произнес юноша и, прежде чем, мы решили, что так его зовут, продолжил. — Мечеть Джумейра, Залив, шейх Рашид…
Мы никогда не были в Объединенных Арабских Эмиратах и потому не годились ему даже в подметки. Дубай был чудом света, мерой всех вещей, центром мироздания и пупом земли.
«Хотели Шахерезаду? Получайте — сказительница по имени „Дубай“», — подумал я.
— …Золотой базар, арба, кальперинья, — перечислял он, мигая глазами-локаторами.
— Кальперинья? — удивленно переспросил Кирыч.
— Кальперинья, — подтвердил он, снисходительно улыбнувшись, и продолжил нараспев. — Выбравшись из арбы, вы оказываетесь в царстве пряностей. Всюду возвышаются тюки, полные сухофруктов, орехов, гвоздики, корицы и кальпериньи.
— Кальперинья — это не пряность, а напиток, — возразил Кирыч.
— Точно! — хором подтвердили мы с Марком.
Однажды мы целый вечер убили на приготовление этого приторного пойла.
— Скажите, молодой человек! — прищурился я, осененный подозрением. — А какие в вашем Дубае деньги?
— Обыкновенные, — Дубай недовольно поджал губы.
— Драхмы, тугрики, лиры? — допытывался я. — Или, может, доллары?
— Доллары, конечно! — поколебавшись, сказал путешественник.
Я вопросительно посмотрел на Кирыча.
— Денежная единица Объединенных Арабских Эмиратов — дирхам. В одном дирхаме — сто филсов, — отрапортовал Кирыч.
В его конторе не заучивают наизусть путеводителей, но знать валюты разных стран и континентов там считается хорошим тоном.
Поняв, что он нечаянно уличил гостя во лжи, Кирыч недовольно посмотрел на меня. Я предавался роли экзекутора без зазрения совести.
— Это та самая милая компания, которую ты обещала? — спросил Дубай у Клавдии.
— Хрень! — огрызнулась она.
* * *
Подняв бокалы и рюмки, мы ждали, когда Валерий закончит свой тост. Начав речь со стандартного «За присутствующих здесь дам», он вдруг вспомнил, что Клавдия имеет отношение к медицине и принялся поражать ее воображение.
— …Потом я сделал тонкий надрез у позвоночника… — Валера рассказывал, как он препарировал щенка сенбернара, сдохшего от загадочной болезни.
— Очень интересно, — светским голосом сказал Марк.
Бокал в его руке заметно дрожал.
Обрадовавшись, Валерий пустился в подробное описание операции, вворачивая аппетитные словечки вроде «эпителий», «скальпель» и «иссечение мышцы».
Слушая его, я вдруг понял, почему этот мужчина в самом расцвете сил безнадежно холост.
— Он маньяк, — тихо сказал я Марку.
Все потенциальные невесты наверняка думали тоже самое.
— Ветеринар, — ответил Марк и посмотрел на меня так, будто это он — больной щенок сенбернара.
К шпажкам, которые плескались в кастрюльке с маслом, никто не прикасался. Дубай был бледен. Лилька, закусив кулачок, затравленно посмотрела на меня. Я сурово сдвинул брови, напоминая ее обещание быть «паинькой».
— …Когда я вскрыл кишечник… — с жаром продолжал Валерий.
Выслушав, что же было интересного в кишечнике у щенка, Лилька нетвердой походкой вышла из комнаты.
— Некоторые ходят в цирк лишь для того, чтобы полюбоваться, как тигр отгрызает голову дрессировщику, — пробормотал я, глядя на Кирыча.
Бледный, как полотно, он в ответ подергал подбородком и покрутил колесико «фондюшницы», увеличивая пламя.
Масло в кастрюльке радостно заскворчало и вспыхнуло.
— На помощь! — заблеял Дубай, шарахаясь от зажигательной смеси.
Чувствуя себя обязанным что-то предпринять, я выплеснул в огонь содержимое своего бокала. В следующую секунду в потолок ударил столб огня.
— Идиот! — закричал Кирыч. — Это коньяк!
Огонь весело трещал. Кастрюлька плевалась кипящим маслом. «Сейчас рванет», — в панике подумал я, глядя, как обугливается этикетка у бутылки с водкой. Валера спрятался за тарелку. «Щит» был мал и вряд ли уберег бы круглую физиономию мучителя сенбернаров от огненного возмездия.
