— Оригинальный способ присматривать за ребенком, — фыркает мамаша в саржевом комбинезоне.
Из страха столкнуться с кем-нибудь хоть отдаленно знакомым мы с Эмбер ушли аж в Стоук-Ньюингтон, чьи обитатели по-прежнему питаются черным хлебом и просом, словно последние тридцать лет обошли их стороной. Философское отрицание прогресса распространяется и на одежду местных жителей. Желаете купить крашеную вручную футболку и сандалии на завязках? Соскучились по чечевичным лепешкам? Тогда отправляйтесь в Ньюингтон.
— Несчастный ребенок, — вздыхает другая мамаша. — Мы уж подумали, что его бросили.
— Никто его не бросал, — злится Эмбер. — Просто заболтались с подругой… Пойдем, Сэмми. Пойдем, поиграем.
— У-у-у, — тянет Сэмми и добавляет: — Сэмми качаться.
Багровые от стыда, мы ретируемся с детской площадки, прихватываем по пути коляску и прячемся за густой зеленью в противоположном конце парка. Намертво привязанный к сиденью коляски Сэмми засыпает в считанные секунды — дает знать тренинг астронавта.
— Пожалуй, лучше тебе с ним в гости не ходить, — советую я. — Сосредоточь внимание на ребенке. Я тоже хороша.
Но Эмбер полна оптимизма:
— Ничего страшного не случилось, и слава богу. Не украли, с качелей не свалился, голову не расшиб, а остальное неважно.
— Тебе простительно, а я… Ты меня просто ошарашила своей новостью. Так кто забеременел?
— Клянусь, не поверишь.
— Не тяни, Эмбер. Выкладывай.
— Нет, догадайся.
— Ну же!
— Тамсин.
— НЕТ!
— Да. Она узнала несколько дней назад.
— От кого?
— О, — с загадочным видом кивает Эмбер. — Извечный вопрос.
— Только попробуй сказать, что она не знает. Тамсин — зрелая женщина. А зрелым женщинам положено знать, кто им заделал ребенка. Силы небесные. У меня крыша едет. Идиотская ситуация. Она же не дура. Всего-то и нужно, что пописать на эту штуковину да посчитать.
— Тамсин и пописала на эту, как ты выражаешься, штуковину. Успокойся. Она знает, кто ей заделал ребенка.
— Ну? Ну?!
— Это было свидание на одну ночь.
О нет. О нет! Я хватаю Эмбер за руку.
— Скажи, что пошутила. Умоляю, скажи, что это не он. Неужели тот Мальчик-с-пальчик… ом? Тот самый, который устроил канонаду у нее в сортире? Нет. Нет. Ты ведь пошутила, правда?
— И не думала даже.
— Ч-черт. И что она будет делать?
— Не знаю. И Тамсин не знает. Кажется, она в шоке. Мы с тобой наслушались ее нытья про ребенка, но кто рискнет родить от урода с карликовым членом?
* * *
Оставив Эмбер на стоянке такси — ни одна из моих подруг не водит машину, к чему бы это? — я возвращаюсь домой пешком, завернув по дороге в булочную, где торгуют горячей сдобой. Дома стаскиваю с кровати старый плед, наливаю большую кружку чаю, заворачиваюсь в плед, устраиваюсь на диване и набираю номер Тамсин.
— Почему ты мне не сказала?
— О, привет, Клара. Сначала боялась, а потом натыкалась на твой автоответчик.
— Сколько уже?
— Не так много. Шесть недель.
— Что думаешь делать? Ему сказала?
— Что делать, не знаю. Ему не сказала.
— Тебя уже тошнит? Имбирное печенье…
— Что?
— Имбирное печенье. Держи его на тумбочке у кровати, очень помогает. Это во-первых. Во-вторых, вкусное. А в-третьих, даже если тебя и разнесет, все равно никто не заметит.
— Меня, собственно, еще не тошнило… так, самую малость. По вечерам. Но за совет спасибо, приму к сведению.
— Ох, Тамсин…
— Ох, Клара… — И стон после долгой паузы: — Ну что мне делать, Клара?
— Черт. Не представляю.
— Ты же знаешь, как я хочу ребенка… Ты что, в трубу залезла, Клара?
— Нет. Всего лишь под плед. Зато с головой. И со всеми своими страхами за тебя, Тамсин. Конечно, я знаю, как ты мечтаешь о детях.
— Но разве я мечтала рожать их в одиночку? Как я справлюсь одна? Стану целыми днями вкалывать, деньги ухлопывать на няню, а ребенок будет расти не только без отца, но и без матери? Или брошу работать, чтобы через месяц оказаться на улице вместе с ребенком? Хотя… я ведь не единственная мать-одиночка на свете. Как другие справляются, Клара?
— Не задают себе таких вопросов — вот и справляются. Послушай, Тамсин, если бы женщины в этом деле руководствовались логикой, детей вообще не было бы. Точнее, дети рождались бы исключительно у зануд, что подсчитывают проценты со вкладов или полжизни скаредничают, а потом катаются как сыр в масле на сбережения.
— На сбережения, — завистливо повторяет Тамсин. — Ха!
Мы опять молчим, предаваясь мечтам о райской жизни без долгов.
— Может, тебе все же сказать этому… как его там?
— Дэвид. А его пенис зовут «Малыш Дэйви».
— Не напоминай мне, да и себе тоже. Господи, не знаю, что и посоветовать. — Ради подруги я старательно напрягаю мозги. — Но он ведь, кажется, симпатичный, верно?
— Ничего.
— И толковый? Я имею в виду — не полный идиот?
— Да нет вроде бы.
— Уже неплохо. Значит, виновато, как говорится, не питание, а воспитание.
— Тебе легко рассуждать. А вдруг ребенок от него какой-нибудь мерзкий ген получит? Или… или член? Но самое главное… самое главное… Ты представляешь меня мамочкой-одиночкой? — Тамсин вот-вот расплачется.
— Ох, Тамсин.
— Ох, Клара.
Я и сама близка к панике. Высунув голову из-под пледа, шарю по журнальному столику в поисках сигарет. Закуриваю.
Опять молчим и вздыхаем. Я вздыхаю громче, чтобы доказать свое искреннее участие.
— Мозги плавятся, Тамсин.
— У меня тоже.
Я прикладываюсь к кружке и обливаю плед чаем.
— Тамсин! Я придумала. Ты должна сыграть в Мадонну.
— He думаю, что…
— Мадонна нас никогда не подводила, дорогая. Помнишь, как мы развлекались?
— Еще бы.
— Ну вот. Подводила нас когда-нибудь Мадонна?
— Кажется, нет… Если не считать того раза, когда ты заявилась на день рождения моего отца в ночной рубашке и с четками. Помнишь?
— Нет. Надо же до такого додуматься. В ночной рубашке! И с четками, говоришь?
— Точно. Мадонну изображала.
— Блеск. Но это был просто маскарад, а тебе нужно сыграть в Мадонну по-настоящему.
— Ладно. — Тамсин вздыхает, но уже без слез в голосе. — Давай сыграем. Прямо сейчас. Или прийти к тебе?
Я сажусь поудобнее, обхватываю колени и потуже заворачиваюсь в плед.
— Не обязательно. В экстренных случаях, думаю, можно и по телефону.
Время словно потекло вспять, и мы с Тамсин снова школьницы. Игра в Мадонну занимала нас лет с пятнадцати и до… собственно, лет до двадцати пяти. Правила крайне просты: для затравки мурлычешь куплет из «Будь собой», после чего задаешь себе один-единственный вопрос: что сделала бы на моем месте Мадонна?
Самое потрясающее, что работает в любой ситуации. Достаточно задать этот элементарный вопрос — и готово. Получай точный ответ. С того дня, когда мы с Тамсин изобрели игру в Мадонну, ни один ублюдок не смел исподтишка тискать нас в метро. Оказавшись в подобном досадном положении до «Мадонны», мы вынуждены были вжиматься в стенку или стрелять в мерзавца злыми взглядами. После «Мадонны» мы с наслаждением поднимали скандал на весь вагон (после двух-трех экспериментов от американского акцента решено было отказаться): «Ах ты, вонючка! Только попробуй провернуть это еще раз — яйца оторву!»
Срабатывало. И это лишь один пример из многих десятков, в буквальном смысле. Если, скажем, кому-то из нас нравился парень, а подойти и познакомиться боялись, мы обращались за помощью к Мадонне и двигали прямиком к жертве. Кто-нибудь обидел, оскорбил, нахамил? Опять же на выручку приходила Мадонна. Уж она-то не стала бы рыдать в подушку, а мы чем хуже? Мадонна не подводила и в колледже, если кто-нибудь из старшекурсников начинал качать права; да и позже, в общении с чересчур наглыми коллегами по работе. Без этой игры, уверена, жизнь и моя, и Тамсин сложилась бы иначе. В последний раз, помнится, я отыграла Мадонну в день своей свадьбы.
— Готова?
— Готова. Но, Клара… она ведь с тех пор наверняка изменилась. Возможно, даже не кроет матом всех подряд и не лезет с ходу в штаны к мужикам.
— Чушь. Мадонна есть Мадонна. Она такая же, Тэм, только старше. Как и мы.
— Не хочу петь. Глупо как-то.
— Ладно, давай про себя. Или я спою за двоих, идет?
Я пою чуть слышно, но с чувством, четко выговаривая слова песни (в такие минуты она для меня Мэдди или даже Мадж), как свои собственные. Делаю паузу, чтобы подбодрить Тамсин.
— Ну же, вперед!
Первый куплет я повторяю дважды в надежде на помощь Тэм. Слова помните? Розовый корсет, в полосочку костюм. Светлые кудряшки. «Будь собой» — гимн нашей юности. Если вы близки ко мне по возрасту плюс-минус десяток лет, — без сомнения, помните. Ах, вы в то время препарировали лягушек, матеря вульгарную Мэдди на чем свет стоит? Тогда немедленно захлопните книгу: вас уволили.
