— Что? — не понял Загробулько, совершенно оглушенный.
— Трактор геодезический где!?.. — проорал Берг и ударил в стол, будто хотел его убить.
— Я не…
— Ну, уж нет! Ты мне ответишь за все! — при этих словах справа от майора упал на стул и затрясся лицом субтильный человечек.
— Я из милиции! — как можно жестче ответил Загробулько собравшись.
— Что-о!!!??? — взревел толстяк, расправив воинственно усы, — Так они тебя отпустили? Да есть ли справедливость на земле? — возопил он к потолку, — Тебя же сажать надо! Одна морда на пять лет с конфискацией тянет! — и осмотрев критически череп совершенно растерявшегося майора добавил, — Такой битой я думаю, в Сибири очень сподручно будет сваи заколачивать!
Так майора еще не оскорбляли. Он, словно выведенный из комы, сквозь звон в ушах нечеловеческим голосом прорычал:
— Молчать!.. — и вытащив из брюк удостоверение, шагнул к столу, впечатав корку прямо в крупнокалиберный нос, опешившего от такого поворота, начальника треста. Глаза его пробежали по строчкам, скосились на двухголового орла, на государственную печать и тело, еще секунду назад напоминающее винную бочку готовую лопнуть от переспелой браги, сдулось проколотой шиной, рухнув в кресло молча.
— Молчать!.. — снова заорал Вифлеем и ударил по столу, добивая беднягу.
— Так вы не Чмерзяев, — проговорил Берг сипло и опустошенно, совсем уже теперь не громыхая, а только слабо шелестя тоненькой веточкой в алюминиевой кружке.
Майор посмотрел на того с превосходством Чингисхана над крестьянином.
— Вы Берг? — спросил Загробулько, кипя в бешенстве.
— Я, — согласился толстяк.
— Ваш трест является субподрядчиком фирм «Бьюти Стоун» и «STELS-77»?
В глазах поверженного милицейской властью замерцал испуг.
— Мо… Наш, — ответил он, перекладывая вину с личных плеч на общие.
— Я надеюсь, вы слышали о происшествии с останкинской телебашней? — иронично и жестоко спросил безжалостный майор.
Берг опустил глаза в пол.
— Какие именно работы велись в башне?
— Ремонтные… — проскулил начальник треста, пытаясь съехать под стол, — но я ни при чем! Это все они! — глаза его оживились, в них будто чиркнул кремень, — Эти дармоеды и воры! — Берг быстро зыркнул на человечка у стены, который от взгляда трестоуправителя, почти скончался, — Я же не могу… за всеми… у меня двадцать объектов, — он жалобно посмотрел на майора.
— Так какие конкретно работы велись в башне?
— Сейчас, сейчас, — Берг заерзал на столе, отыскивая что-то в ворохе бумаг, — Вот! Вот вся документация. Тут договор, план ремонта, расчеты, материалы, затраты…
— Дайте! — потребовал Загробулько и незамедлительно получил в руки папку, — Имейте в виду, это наша с вами не последняя встреча!
Загробулько с видом победителя осмотрел территорию разгромленного врага, будто собираясь прихватить с собой трофей. Увидел смертельно бледного субтильного человечка вжавшегося в стул, словно космонавт на центрифуге. Посмотрел на того с подозрением, от чего на человечке выступил капельками пот и, развернувшись, шагнул к выходу.
— Из Москвы не уезжать! Вас вызовут повесткой в ближайшие дни, — не оборачиваясь предрек Бергу майор, и хлопнул дверью.
В то самое время, когда Загробулько возвращался из офиса строительного треста «Латунь», в одном двенадцатиэтажном доме, расхаживал по квартире холодильник, напевая бурлящими внутри жидкостями грустную мелодию. На улице стояла жара, и ни одного облачка не намечалось на синем небосводе. Василий лежал на диване, покачивая босой ногой в такт мелодии, доносящейся из чрева чуда техники, и попивал через соломинку пузырящийся лимонад.
С улицы тоже доносилась мелодия, если так можно было назвать монотонный примитивный бит, и скулящие под него три аккорда. Вместе с аккордами из окна, смешиваясь с музыкой во что-то поразительно мерзкое, иногда пробивался гнусаво-фальшивый голосок, принадлежащий по всей вероятности девушке, страдающей сразу несколькими лор-заболеваниями. Однако как ни странно, девушка эта была известной певицей Катей Лавандышевой. Музыкальные промоутеры, быстро смекнули, что при почившем телевидении, народу осиротевшему сериалами и ток-шоу, потребуется срочная замена. Жажда зрелищ. Поэтому в течении невероятно короткого времени по всему городу, организовывались концерты под открытым небом, куда стекалось огромнейшее количество зевак, и истосковавшихся по искусству эстетов. Этим, в свою очередь, не преминул воспользоваться и продюсер, Фарух Сраакашвилли. Он организовал концерт своей подопечной, выторговав у властей кругленькую сумму за предоставление народу возможности внять высокому искусству в лице знаменитой певицы Катерины Лавандышевой.
— Музыка! — сказал Василий.
— Да! — подтвердил SAMSUNG.
— Да, — согласился ангел, соткавшись из блестящих в лучах пылинок, — Музыка!..
— Ведь музыка — это отражение души, запечатленное в звуке! — проговорил Василий задумчиво, — Интересно какой должна быть душа человека выразившего себя этой мелодией? — он кивнул в сторону окна.
— Самое интересное, что большинство любит это, — улыбнулся Ангел, покосившись туда же в окно.
— Стадо, — прокомментировал холодильник грустно и внутри у него, просочившись из морозильного отделения, капнули на полку три холодные крупинки.
— Но ведь в мире масса музыки — талантливой и хорошей и очень хорошей, и губительно кошмарной, всякой, — удивился молодой человек, — почему же люди делают свой выбор в пользу примитивного и тщедушного шарманщика, а настоящего композитора, творца имеющего дар сплетать звуки в такую неподражаемую структуру, что дух захватывает — игнорируют?
— Не все! — заметил холодильник расхаживая по ковру, и остановившись добавил, печально, — Но большинство!
— Что бы услышать настоящее только ушей недостаточно, к ушам нужна душа! — сострил ангел и звонко хихикнул.
— Но разве у людей не одна и та же душевная организация? Разве при рождении кому-то дается больше, а кому-то меньше?
— Не исключено что это так, — загадочно ответил ангел.
— Вы ангелы должны это знать, — заметил холодильник подозрительно.
— Можно сказать определенно, — ангел взмахнул крыльями, приглушив звук доносящийся из окна, как будто убавил громкость радиоприемника, — что люди рождаются совершенно разными, и у каждого уже сформирован характер, целеустремления, интеллект. По мере взросления человек лишь развивает свои, данные природой, способности. Был среди людей один философ, который утверждал что человеческое существо, каждый отдельно взятый индивид, с течением жизни не обучается новому, а лишь вспоминает, достает из подсознания, истину, знание открытое ему раньше, так вот он был в некотором смысле прав…
— То есть получается, что научить человека не обладающего природным чутьем музыки, играть, например, на пианино невозможно? — озадачился холодильник.
— Почему? Возможно. Но только он ничего не создаст, не привнесет ничего нового и настоящего. При этом он может сочинять в день по нескольку десятков мелодий, играть сотни концертов, но эта его деятельность будет такой же бесполезной, как орошение пустыни из детской пластмассовой лейки.
— Но ведь таких псевдотворцов большинство? Почему же так? Почему они не занимаются тем, что могут делать по-настоящему хорошо? — Василий встревожено встал с дивана и подошел к окну.
— Их привлекает слава, деньги, антураж жизни артиста, поощрение толпы. Это довольно сильный стимул. Да и что им еще остается, если единственное что ни могут делать хорошо, это набивать желудок пищей, пьянствовать и бездельничать. Они хотят красивой жизни, уважения, признания… Впрочем, зачастую не получая и этого, а только обрекая себя на страдание от осознания полной своей никчемности.
— В общем, понятно, — решительно вставил Василий, — это нужно менять!
Он осмотрел свою странную компанию, натянул на голову валяющуюся тут же на диване красную кепочку, и раскинул в стороны руки, словно собирался взлететь. Ангел тут же засиял лучисто, взмахнул опереньем и обернулся крохотной букашкой. Вместе с ним метаморфозы приняли Василий и холодильник. Три необычных насекомых, вылетели в окно. Они спустились низко к земле и дворами полетели на звук концерта, где надрываясь, как при трудных родах, рвала связки певица Лавандышева…
Обычно Катерина пела под искусно записанную и мастерски сведенную фонограмму, но в этот раз техника ее подвела. Диск, выполненный кустарным способом на одной из подпольных фабрик, взорвался от скорости вращения в проигрывателе, а другого продюсер Фарух с собой не прихватил. Деньги музыкальным дельцам были заплачены, и ничего не оставалось несчастной звезде эстрады, как петь живым голосом в подключенный микрофон. Делать этого Катерина не умела. Но зато был у эстрадной дивы другой козырь — она была стройна, блондиниста и имела формы по высшему голливудскому разряду, что часто демонстрировала в различных глянцевых изданиях, блистая на обложках и разворотах неглиже, и чем очень гордилась. Этим, собственно, певица и брала публику за живое.
