Здание таможни — убогий, покосившийся домишко, таможенник — маленького роста, раскосый, широкоскулый — останавливает А. и обращается к нему на странном языке, который А. изучал в юности. «Язык отца» становится реальностью, только звучит он гораздо грубее и в нем больше шипящих звуков, чем А. себе представлял.
А. изумлен, он отвечает на том же языке, таможенник удивляется, все время кланяется, обращается к А. с уважением и с тайным страхом. Он дает ему есть и пить, укрывает меховой шубой и предлагает лошака.
А. принимает решение изучить незнакомую страну. Он едет по широкому, продуваемому всеми ветрами плато, окруженному низкими голыми холмами, где на склонах лепятся деревушки из одноэтажных домиков. Небо безоблачно и необъятно, чаще всего густо-фиолетового цвета, так что даже днем видны звезды. Сверкает Сириус, а на горизонте горит яркая звезда, которую А. сначала принимает за планету и только потом признает в ней Канопус: оказывается, он попал далеко на юг.
Скупая растительность, тут и там кустарники да редкие уродливые деревья. Пастухи, неподвижно опираясь на свои палки и молча наблюдая за ним, пасут небольшие овечьи стада, изредка попадается несколько коз. Коров или буйволов не видно. Деревни лежат в стороне от пыльной дороги, и все-таки оттуда, издалека, приходят малорослые, раскосые, широкоскулые люди, как тот таможенник, чтобы поглазеть на А., становятся по обе стороны дороги, молчаливые, смиренные, бедные на вид, женщины поднимают маленьких детей повыше.
А. медленно приближается к столице, деревни попадаются все чаще, они уже побольше, появляются даже признаки некоторого благосостояния, дорога теперь вымощена камнем. Коренные жители одеты, как А., в меховые шубы, ниспадающие до земли, которые они не снимают и дома, обходятся с А. все более почтительно. Если раньше он ночевал в темных каменных маленьких домишках, в дымных сумрачных трущобах, то теперь он ночует у помещиков и зажиточных крестьян, которые встречают его на лошаках и приглашают в свои дома, пусть внешне и похожие на дома бедняков, но более просторные, разделенные внутри на маленькие смежные комнаты, на полу ковры и мягкие подушки.
Приезд А. в столицу откладывается: всё новые сановники ищут знакомства с ним, ему приходится ночевать у каждого, люди здесь легко обижаются, а он не хочет никого обижать. Его произношение со временем все более приближается к местному, он чувствует себя как дома, все до странности знакомое, родное, и чуждое одновременно, но он не может не заметить беспокойства, которое довлеет над всем вокруг.
Политическая обстановка хаотична. Страной управляет властитель, который жестоко угнетает народ: людей ежедневно арестовывают, публично казнят, а после жители сопровождают их в торжественных похоронных процессиях под тихую мелодичную музыку к могиле, гроб покрыт голубым ковром.
А. наблюдает большое количество казней, возмущается, удивляясь тому, что, несмотря на все ужасы, страна охвачена тлеющей, иррациональной надеждой, которая делает открытый бунт невозможным: в нем нет смысла, потому что он привел бы лишь к насильственному изменению порядка вещей, а это все равно произойдет — ведь народ верит в некоего таинственного бунтовщика, который однажды явится и освободит его. Все живут этим ожиданием, уже не могут без этой надежды.
А. намерен прояснить для себя причины этого странного ожидания. Он беседует с бедными крестьянами, ремесленниками, подручными рабочими, беседует дружелюбно, тронутый вниманием, которое оказывают ему эти люди, без всякого определенного желания что-либо изменить, из интереса к их наивной мечте, которая живет во всех: что явится бунтовщик, быть может, он уже здесь и находится среди них.
А. прибывает в столицу, внешне она выглядит также примитивно, построена вокруг скалы, на вершине стоит дворец правителя — квадратный, без украшений, без окон, замок с беспорядочно пробитыми бойницами; снизу к скале лепятся дома, карабкаются вверх друг на друга, дальше несколько грубых дворцов, за ними круто спускаются вниз улочки и площади.
Его приглашают во дворец главы церкви; старый, лет за сто, теолог дружески принимает А. и просит остановиться у него. Религия здесь — странное христианство или, точнее, смесь христианства с незнакомыми местными верованиями, люди верят в некоего шестиединого Бога, в единство Бога Отца, Бога Сына и Бога Святого Духа, но также равным образом в Бога святой энергии, Бога святой материи и Бога святого Ничто, которое также считают и бытием, так что единство Бога — это шесть состояний бытия. Однако глава этой необычной церкви вовсе не такой уж упрямый догматик, чего А. вначале опасался, напротив, это достопочтенный теолог, который излагает свое учение с некоей благочестивой иронией и учтивостью, как будто считает своим долгом разъяснить чужестранцу особенности этой земли.
Больше, чем церковная догма, его, кажется, волнует судьба несчастного народа, о чем он говорит во время первой же аудиенции. Теолог берет А. под руку и ведет в зал, где политики страны собирают тайный, как выражается глава церкви, парламент: консерваторы, реформаторы, революционеры, идеалисты, атеисты и анархисты.
Теолог представляет А. и открывает собрание. Каждый начинает излагать свою позицию, мнения противоречат одно другому, причем теолог не поддерживает никого. Кажется, что он только глава оппозиции, но не способен направить различные течения в единое русло, для этого он политически слишком неопытен и наивен, тем не менее вокруг него сплачиваются все, потому что его собственная позиция неизменна, как духовный глава церкви, он по рангу стоит выше правителя, хотя у него и нет никакой политической власти.
Теолог удаляется, А. остается один с политиками. Он затевает с ними разговор, добивается, чтобы каждый еще раз выступил, разбирает их аргументы, но не для того, чтобы вести переговоры, а из чистого, иногда даже веселого любопытства, как сторонний наблюдатель.
Хотя все сходятся на том, что революция необходима, и все дают понять А., что она вот-вот произойдет, потому что по всем признакам скоро появится бунтовщик, но каждый хочет благодаря революции достичь разных целей: один — создать государство по европейскому образцу, с развитой индустрией, ведь в стране полно полезных ископаемых; другой оспаривает наличие этих полезных ископаемых, говоря, что страна должна вернуться к своей исконной свободной пастушеской культуре; третий — молодой, горячий, симпатичный, с рыжим чубом — вскакивает и заявляет, что христианские элементы должны быть удалены из религии, шестиединство Бога привело не только к тому, что каждый может иметь лишь шесть акров земли и шесть жен, а не столько, сколько хочет и может иметь, но чуждое стране христианство является также причиной, почему теперь страной управляет только один правитель: якобы это является ложным истолкованием шестиединства Бога; третьему возражает четвертый — человек огромного роста: именно так и извращается шестиединство, на самом деле оно означает наличие шести классов: правители, чиновники, теологи, солдаты, пастухи, ремесленники — все составляют один класс, так что все принадлежит всем и все управляют всеми; тут подскакивает какой-то невысокого роста толстяк, чьи раскосые глаза едва можно различить среди жировых складок, и кричит: пора кончать идеологическую возню, единственное, что нам необходимо, — парламент и подотчетное ему правительство и избранный народом авторитетный президент государства. Ты хочешь, чтобы выбрали тебя, кричат ему одни, демократия — это плутократия, орут другие, начинается столпотворение, кому-то в кровь разбили лицо.
Расстаются лишь на рассвете, но тайный парламент собирается вновь уже следующей ночью, потом и в другие ночи. А. примиряет революционеров различного толка, сглаживает противоречия. Его нейтральность, его спокойствие и юмор, поскольку ему смешны многие слишком радикальные мнения, действуют примиряюще, приводят к единодушию, так что в конце концов возникает только один вопрос: можно ли доверять капитану дворцовой охраны, у которого в подчинении и тайная полиция? Все расходятся, так и не разрешив этого вопроса, так как большинство не доверяет капитану, однако, с другой стороны, очевидно, что без него совершить переворот не удастся; теолог призывает А. к себе.
А. хочет все рассказать. Теолог прерывает его, говоря, что он в курсе дела, однако, прежде чем тайный парламент предпримет какие-то действия, его долг в качестве главы церкви разъяснить А. некоторые особенности нынешнего правителя, при всем его к нему уважении. Никому никогда не удавалось его увидеть.
Правитель никого не принимает, он живет абсолютно замкнуто, некоторые теологи и политики высказывают предположение, что, возможно, его нет и вовсе, что его существование — чистая фикция, придуманная либо капитаном дворцовой охраны, либо самим народом.
