Оля: Но неужели никто из одураченных не пожаловался, не обратился в суд?
Грегори: Жаловались многие, но Паркер обычно успевал перенести свою контору в другое место. Когда полиция являлась, она находила лишь пустое помещение с табличкой?сдается? на дверях. Только после третьего ареста и суда этот гений получил приговор?пожизненно?. Кончил свои дни, бедняга, вон за теми стенами.
Хасан: О, я всегда хотел узнать, что это за здание. Но в туристических брошюрах оно не указано.
Грегори: Это знаменитая тюрьма Синг-Синг. Описана во многих романах, воспета в песнях. В девятнадцатом веке заключенные добывали мрамор в местном карьере, и он шел на строительство многих знаменитых зданий в Нью-Йорке. Тюрьма должна была окупать себя, ни цента с налогоплательщиков. Можете себе представить, какими методами это достигалось. Битье плетьми, одиночные камеры, голод. Существовало также?правило тишины?. Заключенным запрещено было разговаривать, не говоря уже о пении во время работы.
Оля: Какая жестокость!
Хасан: Не правда ли – символично. На левом берегу реки – знаменитая тюрьма, а на правом, почти напротив, – знаменитая военная академия. Вест-Пойнт и Синг-Синг – два главных редута американской обороны. Против внешнего врага и против внутреннего – преступников.
Грегори: Припоминаю эпизод из британской истории. На Англию надвигается огромный испанский флот,?Непобедимая армада?. Готовится вторжение. И королева – среди других мер обороны – приказывает выпустить из тюрем и вооружить заключенных. То есть напустить внутренних врагов на внешних.
Хасан: Дорогие гости, мне кажется, мы все созрели для ланча. Прошу меня извинить – я должен спуститься в камбуз, узнать у повара, готово ли угощение. Надеюсь, он припас для нас несколько гастрономических сюрпризов. (Удаляется.)
Оля: Неужели нельзя было просто справиться у повара по внутреннему телефону?
Кристина: Хасан очень тактичен. Я думаю, просто настало время его дневной молитвы. Выполнимые заветы пророка он все же старается не нарушать.
(Хасан возвращается через десять минут. Вслед за ним официант в белом кителе с золотыми пуговицами начинает вносить блюда с кулинарными шедеврами арабской кухни. Яхта делает плавный разворот и плывет обратно. За пиром беседа продолжается, отблески волн играют на потолке кают-компании и на лицах путешественников.)
Темная туча шла с океана навстречу возвращающейся яхте. Она затягивала небо, как театральный занавес, знаменовала конец волнующего спектакля. Усталые и притихшие собеседники, осторожно ступая по мостику, перешли над черной водой в щучье чрево лимузина. По узким улицам автомобиль двигался осторожно, не быстрее яхты.
Грегори не терпелось остаться с Олей наедине, поделиться впечатлениями о восточном женихе, об этом новоявленном калифе из?Тысячи и одной ночи?. Однако Кристина сказала, что ей и матери нужно готовиться к Рождеству – подарки, открытки родственникам и друзьям, невозможно больше откладывать. Хасан пошел проводить дам до крыльца их дома, позволил Оле в нарушение заветов опираться на его локоть. Вернулся задумчивый, достал надушенный платок, отер капли пота со лба. Молча вгляделся в лицо профессора отрицания. Тот догадался – спохватился – прижал ладонь к сердцу:
– Это была замечательная, великолепная прогулка! Уверен – мы все ее запомним надолго. С восторгом и благодарностью.
Хасан улыбнулся с облегчением, спрятал платок. Обвел мечтательным взглядом чернеющее небо за окном. Лимузин возобновил свое плавание под фонарями. Кажется, по восточным обычаям жених должен вступать в переговоры с родителями невесты. Договариваться о приданом, просить благословения? Но Хасан вдруг заговорил совсем о другом.
– Вам говорит что-нибудь такое имя: Нагиб Махфуз?
– Кажется, это современный египетский писатель.
– И очень талантливый, лауреат Нобелевской премии. Лет шесть назад он садился в автомобиль около своего дома в Каире, чтобы ехать в любимое кафе. Вдруг к нему направился неизвестный молодой человек. Махфуз подумал, что это читатель-поклонник, и протянул ему руку. А тот, вместо рукопожатия, достал кухонный нож и всадил его в шею писателю.
– Убил?
– Хирурги сделали чудо и спасли раненого. Нападавшего схватили, но его дальнейшая судьба мне неизвестна. Знаю только, что раньше он слушал проповеди в своей мечети, обвинявшие писателя в богохульстве и отступничестве от ислама.
– Почему вы вспомнили об этом?
– Разыскивая ваши статьи в Интернете, я ввел имя?Грегори Скиллер? и по-арабски тоже. Нашел заметку про вас в Детройтской арабской газете.
– Да, мне давали читать перевод.
Хасан Фасири повернулся к своему пассажиру лицом, коснулся пальцем его ладони, лежавшей на сиденье.
– Много ненависти растекается в нашем мире. И всплески, завихрения ее совершенно непредсказуемы. Мне бы хотелось, чтобы вы не отмахнулись, не закрыли глаза на угрозу, скрытую в этой заметке. Говорю это потому, что сам уже был не раз объектом проклятий фанатиков и даже нападений.
– Но что я могу сделать? Что сделали вы?
– Моя самооборона, конечно, не каждому по карману. Корпорация Фасири окружила меня телохранителями: шофер лимузина, штурман на яхте, продавец в магазине – они все служили в десантных войсках, отвечают за безопасность моей особы перед дирекцией.
– Не думаю, чтобы наш университет готов был раскошелиться на охрану своих профессоров.
– Я это понимаю. Но очень, очень вас прошу: если кто-то из заезжих студентов вдруг направится к вам в коридоре, взгляните сначала на его руки, прежде чем протягивать ему свою. Ведь на покупку кухонного ножа не требуется ни разрешения полиции, ни справки от психиатра, ни даже водительских прав.
Кинокадры 10-11. В женской тюрьме
Галерея в здании новейшей женской тюрьмы. Надзирательница идет вдоль запертых дверей, находит нужную камеру, отпирает. Выпускает женщину, одетую в тюремный комбинезон. Из-за короткой стрижки мы не сразу узнаем в ней ту, которая рисовала следы побоев на собственном теле. Наши сомнения рассеиваются, когда камера крупным планом показывает нам нашивку на ее груди:?Кравец?.
Обе женщины идут по галерее. Сквозь железную решетку пола видны надзирательницы на других этажах. Между этажами – прочные проволочные сетки. Прыгнуть или столкнуть кого-то не удастся.
Надпись над дверьми:?Душевая?.
Внутри арестантка начинает раздеваться, отдает одну за другой части своей одежды надзирательнице. Та старательно ощупывает каждую вещь, складывает на столик. Потом поворачивается к обнаженной заключенной. Миссис Кравец привычно проделывает все, чего от нее ждут: широко открывает рот, показывает язык, оттягивает пальцами щеки; оттягивает уши вперед, дает надзирательнице заглянуть; поворачивается спиной, наклоняется, раздвигает ягодицы руками; ложится спиной на скамейку, поднимает и разводит колени.
Слышен шум воды.
Надзирательница ждет, поглядывая на часы. Миссис Кравец поспешно трет себя мочалкой, успевает дойти до ступней, когда раздается звоночек. На вытирание дается еще одна минута.
Обе женщины выходят из душевой, продолжают свой путь. Железные двери, подчиняясь командам невидимого оператора, откатываются перед ними, пропускают, потом захлопываются снова. Свет ярких ламп на лестничных переходах скользит по влажным волосам заключенной.
Дверь с надписью?Комната свиданий?. За ней – помещение, разделенное стеной от пола до потолка. Верхняя половина стены – из толстого, прозрачного плексигласа. Вдоль нижней – привинченные к полу табуретки. Каждая табуретка отделена от соседней синей пластмассовой перегородкой высотой в человеческий рост.
Надзирательница указывает миссис Кравец на незанятую кабинку под номером шесть. Та осторожно опускается на табурет, вглядывается в мужчину с ежиком седых волос, сидящего по другую сторону стены.
Они улыбаются друг другу как старые знакомые.
Оба снимают телефонные трубки с аппаратов, прикрепленных к перегородкам. Начинают тихий разговор.
Крупным планом – табличка на груди мужчины:?Визитер Фридрих фон Лаген?.
Профессор Скиллер после лекций остался – спрятался – в своем кабинете, чтобы заняться не тем, за что ему деньги платили, а тем, что так влекло его с юности: сочинять всякие спасательные устройства от непредсказуемых бедствий.
Страшные сцены пожара в гостинице, показанные накануне в новостях, не давали ему спать всю ночь. Он боялся, что проснется весь покрытый ожогами. Клубы дыма валили из окон девятнадцатого этажа, и несколько человек висели на рамах и подоконниках, спасаясь от огня внутри. Лестница пожарной машины не могла дотянуться до несчастных. Пожарник стоял на верхних ступеньках и только беспомощно протягивал к ним руки в рукавицах. Когда одна женщина сорвалась и полетела вниз, Грегори выключил телевизор.
