– Товарищ командир, разрешите швартоваться мне!
Сначала командир хотел послать его куда подальше, но, трезво оценив обстановку – погода люкс, причал пустой, в бухте никаких помех, – справедливо решил, что в такой ситуации справится даже глухонемой парализованный идиот.
– Ну что ж, давайте, я вмешиваться не буду, вся ответственность на вас.
И для пущей важности скомандовал:
– Штурман, запиши в судовой журнал, что в управление судном вступил помощник.
Яша летал по мостику орлом, раздавая команды налево и направо, понимал – это его шанс.
– По местам стоять, на якорь и швартовы становиться!
Он в уме уже продумал все нюансы предстоящей швартовки и теперь претворял их в жизнь. Судно поравнялось с причалом.
– Лево на борт! Стоп левая!
Нос медленно покатился влево, корма нацеливалась на причал.
– Правый якорь к отдаче приготовить!
Абакумов чувствовал себя хозяином, у него все получалось. «Ну что, думали, Абакумов вам хухры-мухры? Вот теперь и посмотрим!» Корма смотрела прямо на место швартовки.
– Руль прямо! Обе назад малый!
Судно выровнялось и, медленно разгоняясь, пошло назад.
– Отдать правый якорь!
Якорь вывалился из клюза, шумно затарахтела якорь-цепь. Начали поступать доклады:
– ГКП, бак на клюзе две смычки!
– ГКП, ют до причала семьдесят метров!
Яша задумал ошвартовать судно не просто так, а красиво. Он решил лихо остановить корму у самого причала, задержав якорь-цепь и переведя телеграф на «полный вперед».
– ГКП, ют до причала двадцать пять метров! Рекомендую отработать вперед.
Старый опытный боцман дело знал, и помощнику к нему бы прислушаться, но подвел Абакумова его скверный характер.
– Боцман, мне от вас нужен только четкий доклад, а не ваши мысли!
Решив, что время пришло, Яша запросил ют:
– Сколько метров до стенки?
Последовал четкий доклад несправедливо обиженного боцмана:
– Море кончилось!
Подсвеченная закатным солнцем, розовая чайка мирно дремала на кнехте. Командир вмешаться не успел. Раздался страшный грохот, судно тряхнуло, словно ударной волной, красивая «крейсерская» корма ушла вовнутрь. Перепуганная чайка, впопыхах взлетев, непроизвольно опорожнилась и во все свое чаячье горло проклинала военно-морской флот. Увесистый кусок причала с шумом рухнул в море, а вместе с ним и карьера помощника.
Закончив работу на гидрологическом полигоне, судно болталось в дрейфе рядом с буйковой станцией. Длинная пологая океанская зыбь нежно убаюкивала. Океан, как тяжелоатлет, с шумным вздохом поднимал судно на волне и с выдохом облегчения аккуратно опускал. Такая щадящая погода в Индийском океане бывает редко. Посмотришь вокруг – одна вода, а все равно красиво, завораживает. Это состояние незаслуженного счастья длилось уже неделю.
Народ расслабился, отдремав на вахте, он предавался разврату – домино, шеш-беш и рыбалка. Гирлянда сверкающих приборов, висящая под буем, привлекала хищную рыбу. Королевская макрель, каранкс, тунец и кальмары каждый день были на столе и усилиями многоопытного кока не надоедали. Идиллию разрушил противолодочный самолет ВМС США «Орион».
Он появился неожиданно, как будто из ниоткуда. Натужно ревя четырьмя турбовинтовыми двигателями по четыре с половиной тысячи лошадиных сил каждый, «Орион» пролетел низко, почти на уровне мачт, совсем рядом с бортом. Из фюзеляжа у него торчал напоминающий внушительных размеров фаллос магнитометр, видимо, символизирующий высокую потенцию американских ВМС.
Первыми на воздушную атаку отреагировали работники камбуза. Угрожающе потряхивая чумичкой, на шкафут вылетела Кузьминична.
– Чтоб ты сказился, ирод проклятый, чтоб у тебя зенки повылезли! Чуть не родила на старость лет.
И смачно плюнула вслед самолету. После второго захода судно взорвалось нецензурной бранью. Так продолжалось изо дня в день. По всей видимости, тупые американские адмиралы решили, раз есть корабль и буй с аппаратурой, то непременно должна быть и подводная лодка, и делом чести стало ее обнаружить.
Летал, сволочь, как по расписанию, в аккурат во время послеобеденного отдыха, лишая советских моряков высшего вида поощрения – послеобеденного сна. Ситуацию усугублял начальник гидрологической партии Хаддиула Гареевич Хабибулин. Из письма жены он узнал, что его сын получил паспорт и записал национальность по матери – украинец. Мрачной тенью он бродил по судну и приставал ко всем подряд:
– Ну посмотри, разве такое возможно? Алексей Хаддиулович Хабибулин – украинец!
Он настолько обезумел в своем горе, что пропустил политинформацию. Зам отчитывал его как школьника, Гареевич пытался сопротивляться:
– Что вы себе позволяете? Я начальник гидрологической партии!
– Политинформация – мероприятие обязательное даже для начальников, и запомни, Хабибулин, партия у нас одна – Коммунистическая! Тут непонятно, что с этим американцем делать, а еще ты со своим украинцем лезешь, никакой сознательности.
Обстановка накалялась, и командир решил провести совещание. Комсостав собрался в его каюте, решали, что можно предпринять, учитывая сложную международную обстановку. Первым слово взял зам.
– Для сплочения экипажа на борьбу с американским агрессором считаю необходимым выпустить боевой листок.
Командир благосклонно кивнул.
– Не возражаю, только от этого он летать не перестанет.
В разговор вступил стармех, он мечтательно произнес:
– Эх, была бы у меня пушка, я б в супостата говном стрельнул.
Старпом предложил написать на сигнальной палубе большими белыми буквами «ЗДЕСЬ НЕТ ПОДВОДНОЙ ЛОДКИ», но его предложение принято не было. Встал штурман:
– Товарищ командир, а давайте пуганем его сигнальными ракетами.
– Да брось ты, ими только ворон пугать.
– Нам перед выходом выдали какие-то новые ракеты, мы ими еще не пользовались, но можно попробовать.
– А ну неси, посмотрим, что за новшество.
Штурман метнулся в кладовку и выложил на стол перед командиром здоровую дуру, похожую на кукурузину-переростка, завернутую в промасленную бумагу. После изучения инструкции стало ясно, что это свето-шумовая ракета и, чтобы выстрелить, необходимо сделать по прилагаемым чертежам специальное устройство под названием «стакан», иначе руки оторвет к чертовой матери.
Механики засучили рукава, к вечеру «стаканы» были готовы, они представляли из себя металлические цилиндры с продольной прорезью, заваренным дном и дыркой для веревки, мудрено именуемой в инструкции пусковым линем. «Стаканы» приварили на крыльях мостика под углом 45° к палубе, штурман с транспортиром в руках руководил работами. На мостик поднялся командир, оценил работу и предложил испытать ракету. Штурман предупредил:
– У нас их всего две, может, не надо?
– Надо, должны же мы увидеть, что это за зверь. Давай, штурман, не дрейфь.
Ракету аккуратно опустили в «стакан», из него свисала веревка. Наступила пауза, желания дернуть за веревку ни у кого не возникало, было боязно.
– Штурман, давай, твое хозяйство, тебе и карты в руки.
На всякий случай командир с замом и механиком спрятались за переборкой. Штурман отчаянно дернул за шнурок. Секунд через десять метрах в ста пятидесяти от судна образовалось белое облако и раздался закладывающий уши грохот.
– Ну вот, то, что доктор прописал. Завтра встретим гада прямой наводкой.
Зам поинтересовался:
– Кто завтра стрелять будет? Дело-то нешуточное.
– А вот штурман и будет, у него уже опыт есть.
Зам завелся:
– Я категорически возражаю, он беспартийный, и вообще…
– Слушай, отстань ты от человека, относись к нему как к полезному ископаемому. Оно при любых режимах полезно.
Утром в центральном коридоре висел боевой листок с броским названием – «Перекуем мечом, чтоб не орало!». Зам был почитателем таланта Ильфа и Петрова.
Все только и говорили о готовящемся событии. Настроение было торжественно-приподнятое, даже стармех с утра щеголял в белоснежной рубашке. Впервые прилета «Ориона» ждали с радостью, причем с какой-то агрессивной.
После обеда все свободные от вахт собрались на верхней палубе, комсостав на ходовом мостике готовился к отражению агрессора. Штурман нервно курил на крыле мостика, его поедало чувство ответственности – «А вдруг осечка? А если промахнусь? И на хрена я за это взялся?»
Неожиданно раздался крик сигнальщика:
– Летит, мать его!..
На горизонте показалась точка, штурман судорожно зажал в кулаке пусковой линь. Зам шепотом, чтобы не спугнуть, давал советы:
– Не спеши. Подпускай поближе. Про упреждение не забудь.
Штурман никого не слушал, он прищурил правый глаз, прицелился и замер, став с ракетой одним целым. Наконец, когда слабонервные разочарованно начали говорить, что уже поздно, а на самолете можно было различить заклепки, штурман дернул за веревку. За его спиной плечом к плечу стояли командир, зам и старпом. Все произошло как на первом пуске, сначала прямо перед самолетом, ослепив пилотов, появилось белое облако, а затем громыхнуло. Самолет свалился на правое крыло, казалось, сейчас он рухнет в воду. Над судном разлилось дружное, раскатистое ура. То ли американцы были асами, то ли от страха, но они каким-то чудом вывернулись и на полной скорости исчезли за горизонтом. На ходовом мостике все находились в состоянии оцепенения. Неожиданно в гробовой тишине штурман громко пукнул. Растерянно озираясь он произнес:
