Штурман никого не слушал, он прищурил правый глаз, прицелился и замер, став с ракетой одним целым. Наконец, когда слабонервные разочарованно начали говорить, что уже поздно, а на самолете можно было различить заклепки, штурман дернул за веревку. За его спиной плечом к плечу стояли командир, зам и старпом. Все произошло как на первом пуске, сначала прямо перед самолетом, ослепив пилотов, появилось белое облако, а затем громыхнуло. Самолет свалился на правое крыло, казалось, сейчас он рухнет в воду. Над судном разлилось дружное, раскатистое ура. То ли американцы были асами, то ли от страха, но они каким-то чудом вывернулись и на полной скорости исчезли за горизонтом. На ходовом мостике все находились в состоянии оцепенения. Неожиданно в гробовой тишине штурман громко пукнул. Растерянно озираясь он произнес:
– Извините, товарищи, сорвалось.
– Ничего, штурман, не переживай, представляешь, что сейчас у них в кабине творится!
Команда праздновала победу, и только мудрый зам всеобщего ликования не разделял, он скреб пятерней взмокшую лысину, ему вдруг подумалось – а ведь так начинаются войны.
Судно вернулось из экспедиции в Индийский океан, поход был тяжелым, с большим трудом удалось выполнить экспедиционный план. И сейчас, когда ты в Севастополе, у родной Каменной стенки, и судно слегка покачивается на волнах от проходящих мимо судов, вспоминается только хорошее, а хорошего если чего и было, так это заход на Сейшельские острова в порт Виктория.
Началась милая сердцу суета, команду выгоняли в отпуск. На судне оставляли ровно столько народа, чтобы обеспечивалась дежурно-вахтенная служба.
Штурман Володя Смагин сидел в каюте за рабочим столом и писал рапорт на отпуск. В мыслях он живописал, как будет травить девчонкам в родном Саратове про Сейшелы, про коко де мер, про креолок… Сладостные воспоминания накрыли его с головой, и он даже зажмурился от удовольствия.
Звонок дежурного вернул его к жизни.
– Володя, тебя срочно вызывает замкомдива.
– А чего от меня нужно, он не сказал?
– А Бог его знает, возьми на всякий случай конспект первоисточников.
Засунув под мышку конспект, Смагин, не ощущавший никакой тревоги, в хорошем настроении двинул в штаб дивизиона.
– Товарищ капитан II ранга, лейтенант Смагин по вашему приказанию прибыл!
Капитан II ранга Бурченя с любопытством, как бы оценивая, оглядел лейтенанта.
– Ну-ну, присаживайся, половой гигант.
Володя ничего не понял, но на всякий случай протянут конспект первоисточников.
– Иван Лукашевич, вы взгляните, у меня тут полный порядок, а названия цветными фломастерами сделаны.
– Засунь свои конспекты вместе с фломастерами себе в зад и слушай сюда! В особом отделе имеется информация про твои художества на Сейшелах. Давай колись, что ты там вытворял.
В ответ Смагин мямлил что-то невнятное, но общий смысл, как ему казалось, говорил о его невиновности.
– В общем, так, салага, у особистов есть информация о зафиксированном индивидуальном несанкционированном контакте между тобой и местным жителем женского пола. Мало того, что ты ее того-этого, ты еще бдительность потерял, и, возможно, была утечка секретной информации. А если она подосланный агент?!
– Иван Лукашевич, это наговор! Во-первых, я иностранными языками не владею, а во-вторых, я и секретов-то никаких не знаю.
– Меня слушай, Трындычиха! Чтоб завтра утром у меня на столе лежала подробная объяснительная, из которой даже тупому ежу было понятно, что ты, балбес и потаскун, Родину любишь беззаветно, а потому ничего выдать не мог. А дальше я тебя, паразита, на поруки возьму, глядишь, и обойдется.
Володя брел на судно в глубоком нокдауне, мыслей не было, в голове просто шумело. Добравшись до каюты, он начал обзванивать друзей, расстегнутый галстук повис на заколке дохлой селедкой. Вскорости собрался «совет в Филях». Предложения лились широким спектром – от «все отрицай, хрен чего докажут» до «повинись, может, и простят». Был еще один выход – пойти на сотрудничество с особистами, но об этом даже думать не хотелось. Сколько было застуканных таможней, громко вляпавшихся за границей, попавшихся на воровстве, и ничего ходят за границу как ни в чем не бывало. Вот только все, и друзья, и начальники, ситуацию понимали и выводы делали правильные.
Смагин быстро понял, что все это хрень собачья и нужно садиться писать, вся надежда была на то, что Бурченя не бросит, выручит.
Положив перед собой чистый лист бумаги, Володя начал восстанавливать события тех дней.
* * *
На рейд порта Виктория пришли рано утром и встали на якорь. Трое суток было отдано на пополнение запасов и отдых экипажа. Здесь все было красиво и гармонично – погода, животный и растительный мир, лазурные воды, окаймляющие острова, добрые улыбчивые местные жители, даже камни, торчащие из воды, выглядели счастливыми. Если есть рай на земле, то это здесь, недаром Сейшелы слыли излюбленным местом отдыха миллионеров со всего света.
На второй день стоянки Смагин записался в увольнение. Утром после завтрака, как и положено, в составе тройки он на катере добрался до берега. До обеда они успели осмотреть почти все достопримечательности острова Маэ, побывали в пальмовой роще, где растут знаменитые кокосовые орехи коко де мер, покормили в парке гигантских черепах. Разумеется, как и было принято, все фотографировали. Фотоаппарат ФЭД-2 в ярко-коричневом чехле треском затвора пугал прохожих. Больше всего снимков было сделано у витрины продовольственного магазина, внимание приковывала головка сыра, у которой вместо привычной желтой восковой корки была засохшая черная икра. Городок был усеян креольскими ресторанами, и вопрос, где бы выпить пивка, не стоял. Расположились на ажурной террасе небольшого ресторанчика, вкусное неразбавленное пиво, чистые до скрипа бокалы, халдей в белоснежной рубашке, застывший в позе «чего угодно», освежающий морской бриз, Господи, до чего же жить-то хочется.
Остров Маэ славился своими пляжами, их было около сотни, и посещение пляжа было в обязательной программе. Для купания выбрали небольшую лагуну, обрамленную пальмами и огромными валунами, как будто выросшими из песка. Казалось, что на острове больше никого нет, создавалось впечатление полной приватности. Поспорили, кто дальше заплывет. Володя обернулся и помахал рукой сильно отставшим коллегам. Видимо, вспомнив об акулах, которых немало в этих водах, они дружно повернули к берегу. Неожиданно Володя заметил в крохотной лагуне по соседству девушку, лежащую в тени нависшей над песком пальмы. Мозг еще не сформулировал желание, а руки уже усиленно гребли в ее сторону. Запыхавшись, он вышел на берег, ноги утопали в мелком белоснежном песке. Девушка приподнялась на локтях и приветливо улыбнулась, она загорала без лифчика, для советского человека это был шок. Смагин присел рядом, его руки предательски дрожали. На ломаном русско-английском он попытался завязать разговор, девушка что-то отвечала на креольском наречии. Хотя слова были ни к чему, стремительно набухающее содержимое его плавок выдавало его намерения с головой. Странный диалог довольно быстро перерос во взаимные ласки, и плоды многомесячного воздержания Ниагарой обрушились на юную креолку.
* * *
Володя взял ручку и пододвинул лист бумаги. В верхнем правом углу красивым штурманским почерком он вывел: «Заместителю командира отдельного дивизиона океанографических исследовательских судов Черноморского флота, капитану II ранга Бурчене И. Л.», – ниже посередине листа вывел заглавными буквами: «ОБЪЯСНИТЕЛЬНАЯ ЗАПИСКА». Немного подумав, решил начать с эпиграфа – «Кто из вас без греха, пусть первым бросит камень», далее он подробно, как и говорил замкомдива, на пяти листах изложил свое видение инцидента. Поставив дату и подпись, он с облегчением вздохнул.
Утром следующего дня Смагин нерешительно топтался у двери кабинета замкомдива, наконец, решившись, он постучал.
– Разрешите, товарищ капитан II ранга?
– Проходи, садись. Давай уже, что ты там начирикал.
Бурченя начал изучать объяснительную и с удивлением тыкнул пальцем в первый лист.
– А это еще что?
– Эпиграф.
– На кой хрен он нужен? Ну уж если написал, то положено указать автора, например, Ленин, или там Брежнев, на худой конец. Откуда фраза?
Смагин застыл в ступоре. Бурченя протянул ему лист.
– Подпиши, чтоб все было как положено.
Володя взял ручку и решительно дописал: «Из материалов XXVI съезда КПСС».
– Ну вот, совсем другое дело.
Бурченя углубился в чтение и уже не мог оторваться, он открывал для себя новый жанр в литературе – детективно-эротический. На третьей странице он начал непроизвольно причмокивать и почесываться, на четвертой, одобрительно покачивая головой, вставлять «во, бля». Наконец он дошел до развязки и прочитал последнее предложение: «Ни на секунду не забывая о бдительности, помня, что бдительность – наше оружие и первейшее условие победы в войне, рта не раскрывал и свел контакт до полового».
