– Как можно проводить реформы, если парламент уже два года не утверждает ни закон о земле, ни закон о собственности?!
– Только палки в колеса ставят на каждом шагу!
– Да разогнать их к чертям собачьим!
– Так они как раз и ждут этого! Со вчерашнего дня ни один депутат не вышел из Думы. Специально ночуют там – боятся, что мы их обратно не впустим!
– Но мы не можем второй раз расстрелять парламент!
– Можем, почему не можем? Это первый раз было страшно. А второй…
– А кто сказал, что придется стрелять? Да подвести танки к окнам – они сами разбегутся, как тараканы. Зю Ган это не генерал Ру Цкой, он знает, что для армии он никто.
Стоявший у окна за спинами членов Совета маршал Сос Кор Цинь с тревогой следил за мучнисто-бледным лицом президента и с одобрением – за этой шумной дискуссией. Лучше, чем кто-либо в этом кабинете, маршал знал, что у президента нет ни одного, ни единого шанса выиграть выборы. Да, пять лет назад тайный сговор президентов России, Украины и Белоруссии сделал Горбачева президентом исчезнувшей страны по имени СССР, и вообще Ель Тзын умеет замечательно выигрывать все закулисные схватки за власть. Но он понятия не имеет, что делать с этой властью, и от этого неумения – болеет! А тем временем именно к нему, к маршалу, стекаются из службы безопасности, прокуратуры, Министерства внутренних дел, контрразведки, экономической и даже космической разведки ежедневные сводки о реальном положении дел в стране. Шесть процентов политического рейтинга Ель Тзына – это тоже натяжка и липа, которую он, Сос Кор Цинь, заставил сделать руководителей институтов изучения общественного мнения, чтобы не доводить президента до нового инфаркта. И точно так же, щадя больное сердце Ель Тзына, маршал организовал вокруг него блокаду негативной информации – никакие критические публикации в прессе и панические докладные министра финансов и министра экономики вот уже полгода не достигают его стола. Все хорошо в вашем королевстве, товарищ президент, а с отдельными недостатками мы справляемся сами. Конечно, в Думе свили гнездо наши враги-коммунисты, но народ и не мнит себе иного, кроме вас, правителя. Ель Тзын доверчиво зачитывал перед телекамерой заготовленные для него тексты и щедро раздавал людям Сос Кор Цинья генеральские звания и лицензии на льготный экспорт сырья и прочие подковерные блага.
Но в результате маршал сам попал в роковую ловушку: чем ближе день выборов, тем неотвратимей момент истины! Казна пуста, половина бюджета страны – лишь векселя правительства, и уже пять месяцев нет денег на зарплату не только миллионам шахтеров, учителей и строителей, но даже милиции! Если Ель Тзын выйдет на выборы, он узнает правду и либо умрет от разрыва сердца, либо разорвет на части его, Сос Кор Цинья. А потому – никаких выборов! Красно-розовые депутаты Думы вконец обнаглели – 250 голосами против 98 поставили вне закона всю деятельность президента! Но если Совет безопасности проголосует сейчас за роспуск Думы, а Дума в ответ на это объявит импичмент президенту…
– Все! Пошумели, понимаешь, – сказал вдруг президент. И медленно, с затрудненным дыханием продолжил в разом наступившей тишине: – Это моя вина, понимаешь… что мы в 91-м не уничтожили коммунистов. Нужно было объявить их вне закона и все… А я, конечно, вас пожалел. Да и себя, понимаешь, как-то не с руки вне закона объявлять… А теперь оно и аукается… – Ему было трудно говорить, он явно уставал от этого. И только усилием воли преодолел эту слабость: – Но я их тогда сохранил – я их теперь и раздавлю, понимаешь! – Он сжал в кулак беспалую левую руку. – Будем голосовать. Кто за то, чтобы очистить, понимаешь, это гнездо саботажа от нечисти? Прошу, понимаешь, поднять руки.
Тут президент обвел взглядом большой квадратный стол, за которым сидели члены Совета, и остановил глаза на премьер-министре.
Премьер молчал, насупившись как всегда и глядя в зеленое сукно стола.
– Ну! – требовательно сказал президент. – Ответственность я, понимаешь, беру на себя и сам подпишу указ о роспуске Думы и аресте коммуняк. Кто «за»?
Первым поднял руку генерал Бай Су Кой, министр безопасности.
Вторым – бравый министр пожарной охраны, который год назад обещал президенту за два дня усмирить взбунтовавшуюся южную провинцию Чечня и увяз там со своими пожарниками по сей день.
Через минуту – замедленно или быстро – поднялись почти все руки. Кроме – премьер-министра и министра внутренних дел.
– Вы против? – спросил президент премьера.
– Я воздержался, – ответил тот.
– А вы? – глянул президент на министра милиции.
– Я не могу приказать милиции стрелять по парламенту, – ответил тот, нахохлившись эполетами генеральского мундира. – Это неконституционно…
– Не тебе, а мне судить, что в этой стране конституционно! – прервал его президент.
– Чистеньким хочешь быть? – тут же поддержали президента с противоположного конца стола.
– Нашими руками жар загребать?..
Маршал Сос Кор Цинь тоже подался всем телом вперед и впился взглядом в дерзкого министра. Уже не первый раз этот генерал Ку Ли вставляет ему палки в колеса. Что он там плетет президенту о контратаке коммунистов на Останкино, Белый дом и Кремль? Плевать на их сраные атаки! Он ведь тоже не пальцем делан – час назад он приказал министру обороны слить горючее из всех баков бронетехники в войсках ВДВ. Пешком они пойдут на Москву, что ли? Но и это учтено: уже подняты по боевой тревоге Таманская и Кантемировская дивизии ФСБ, танковая бригада в Теплом Стане и все части Спецназа. И всего шесть минут лету от Чкаловска до Манежа и Охотного ряда – как только президент подпишет указ о введении чрезвычайного положения, Чкаловская эскадрилья десантных «МИ-26» высадит на крышу Думы две сотни штурмовиков «Витязя» и «Каскада»…
– Ладно, помолчите, – оборвал прения президент и обратился к министрам безопасности и пожарной охраны: – Как вы? Справитесь без милиции?
– Ну а чё там? Не Чечня! – сказал министр-пожарник. – Закладываем мину в Думе, говорим, что она чеченская, и под этим предлогом оккупируем здание.
– Да можно еще проще! – предложил Бай Су Кой. – Окружить здание танками и пустить «Дурман» по системе кондиционеров. Они и выскочат из Думы!
У маршала Сос Кор Цинья отлегло от души, но тут в комнату неслышно вошел Ил Ю Шин, щупленький и похожий на грача первый помощник президента, и зашептал что-то на ухо Ель Тзыну.
– Что, что? – удивленно переспросил тот. Послушал быстрый шепот помощника и сказал ему: – Да ты громче скажи. Чтобы все, понимаешь, услышали.
Ил Ю Шин нехотя поднял глаза на присутствующих – он всю жизнь предпочитал оставаться в тени и не любил публичных выступлений. Но теперь деваться было некуда, все взгляды были устремлены на него, и он сказал, буквально выдавливая из себя каждое слово:
– Получена информация из Думы. Там что-то с канализацией. И грязь – ну, то есть вы понимаете, что – течет из всех унитазов. Из-за вони и – ну, как это? – ну, по естественной нужде депутаты вынуждены покинуть здание. Уже сто сорок три разъехались по домам, а остальные – ну, сколько они могут выдержать?..
Последние его слова утонули в облегченном хохоте присутствующих. Члены Совета безопасности хохотали до слез и чуть не падали со стульев – но, конечно, вовсе не потому, что эдакая смешная неприятность случилась в Думе со строптивыми депутатами парламента. А просто радуясь своему освобождению от необходимости соучастия в новом расстреле парламента и начале новой гражданской войны в стране.
– Обосрались господа депутаты!
– Обкакались!
– Всю Думу засрали! Ха-ха!
– В такой момент!..
– Н-да… – сказал президент. И вдруг повернулся к Сос Кор Цинью: – Видишь, какая ситуация? Расстрелять обосравшийся, понимаешь, парламент мы не можем! Народ нас не поймет!
И развел руками.
Маршал в бешенстве рванулся к выходу из комнаты.
– Костя!!! Пустите меня!! Костя!.. – Александра билась в истерике и рвалась из рук Винсента, Робина и Машкова, но они не выпускали ее.
Обезображенный труп крупного молодого мужчины лежал за полосатыми милицейскими барьерами на мостовой Охотного ряда, рядом с ямой, наспех раскопанной как раз там, где еще несколько дней назад шумел под балконом Думы многотысячный коммунистический митинг. Движение по Охотному ряду было перекрыто милицией, и мощные струи воды из пожарных брандспойтов шевелили труп, отмывая его от канализационной жижи, которая, гнилостно булькая, угрожающе вздымалась из свежевырытой ямы и соседних канализационных люков. Насосы «Земстроя», чавкая и урча брезентовыми шлангами, с трудом успевали откачивать эти нечистоты в цистерны земстроевских бетономешалок.
– Это ты!! Ты!! – Рыдающая Александра била Машкова кулаками в грудь.
– Да ты что? С ума сошла?! Его в думском сортире утопили, у меня туда и пропуска нет! – Машков, оглядываясь на толпу вокруг, нервно сказал Винсенту и Робину: – Да уведите вы ее на фуй отсюда, истеричку ебаную!
