Дрезден, Лондонский Блиц и Нагасаки.
Я лежал, свернувшись в комок, пока рев «харриеров» не затих наконец вдали, растворившись в шуме машин и шелесте ближних деревьев. Земля — это дверь, если только приложить к ней ухо. Вчера по телевизору миссис Тэтчер беседовала с какими-то школьниками о крылатых ракетах.
— Единственный способ остановить хулигана, который обижает других детей на площадке, — это показать ему: если он тебя стукнет, то в ответ получит сдачи!
Кажется, она так же не сомневалась в истине этих слов, как в том, что глаза у нее голубые.
Но ведь Росс Уилкокс и Грант Бэрч знали, что могут получить сдачи, и это не помешало им подраться. Разве не так?
Я стряхнул с себя солому и грязь и пошел дальше. В углу следующего поля я заметил старомодную ванну. Судя по истоптанной копытами грязи вокруг, ванна использовалась как кормушка. В ней лежало что-то, прикрытое огромным мешком из-под удобрений. Меня одолело любопытство, и я сдернул мешок.
В ванне лежал замазанный грязью труп мальчика моего возраста.
Вдруг он сел и схватил меня за горло.
— ПРАХ ЕСИ И В ПРАХ ОБРАТИШЬСЯ!!! — прохрипел он.
* * *
Прошла уже целая минута, но Дин Дуран все еще уссывался.
— Видел бы ты свою рожу! — хрипел он сквозь смех. — Видел бы ты!
— Ну хорошо, хорошо, — снова сказал я. — Поздравляю. Ты гений.
— У тебя была такая рожа, как будто ты обосрался!
— Да, Дуран. Считай, ты меня поймал. Успокойся уже.
— Классный розыгрыш! Я лучше и не припомню!
— Так чего ты свалил? Я думал, мы собирались искать туннель вместе?
Дуран перестал ржать.
— Ну… ты же знаешь…
— Нет, не знаю. Я думал, у нас уговор.
— Я не хотел тебя будить, — неловко сказал Дуран.
«Это что-то связанное с его отцом», — догадался Нерожденный Близнец.
Дуран спас меня от Гэри Дрейка, так что я решил его простить.
— Так что, ты все-таки идешь? Искать туннель? Или снова смоешься куда-нибудь в одиночку?
— Я же ждал тебя здесь, чтобы снова пойти вместе! Скажешь, нет?
* * *
Следующее поле оказалось заброшенным. Оно шло вверх, и дальнего края не было видно за взгорком.
— Ты ни за что не угадаешь, кого я встретил, — принялся я рассказывать Дурану.
— Дон Мэдден, на тракторе.
Эх.
— Ты тоже ее видел?
— Она психованная. Заставила меня залезть на ее трактор.
— Правда?
— Ага! И устроила матч по армрестлингу. Ее нож против моей булки.
— И кто выиграл?
— Я, конечно! Чтоб я еще девчонке проиграл! Но она все равно забрала мою булку. И велела мне убираться с земли ее отчима, а то она натравит его на меня, а у него есть ружье. Психованная.
Представьте себе, что вы пошли в магазин за рождественскими подарками в середине декабря, нашли все, что искали, но на Рождество ваша наволочка оказывается абсолютно пуста. Вот именно так я себя почувствовал в этот момент.
— Ну что ж, я видел и кое-что другое, гораздо лучше, чем Дон Мэдден на тракторе!
— Да ну?
— Я видел Тома Юэна с Дебби Кромби!
— Не может быть! — Дуран осклабился. — Она сиськи доставала?
— Ну…
Я совершенно отчетливо представил себе, как разойдется эта сплетня. Я расскажу Дурану. Дуран расскажет своей сестре Келли. Келли расскажет Рут, сестре Пита Редмарли. Пит Редмарли расскажет Нику Юэну. Ник Юэн расскажет Тому. Том Юэн приедет к нашему дому на своем «Сузуки», завяжет меня в мешок и утопит в озере.
— Что «ну»?
— Нет, они только целовались.
— Что ж ты не задержался там подольше? — Дуран показал свой коронный трюк — достал языком до носа. — Может, увидел бы ее хозяйство.
* * *
Лиловые колокольчики роились в лужицах света, натекших через дыры в кронах деревьев. Воздух был пропитан их запахом. Дикий чеснок пах поджаренной харкотиной. Дрозды пели так, словно от этого зависела их жизнь. Птичья песня — это мысль леса. Она прекрасна, но мальчикам запрещено говорить «прекрасный», потому что это самое что ни на есть педиковое слово. Тропа сузилась так, что идти можно было только гуськом. Я пропустил Дурана вперед — пусть закрывает меня своим телом. (Даром, что ли, я много лет подряд читал «Уорлорд»[20] — кое-каким методам выживания научился.) Так что когда Дуран вдруг остановился, я налетел прямо на него.
Дуран прижал палец к губам. Шагах в двадцати от нас на тропе стоял сморщенный, как черносливина, человек в бирюзовом халате. Человек-черносливина смотрел снизу вверх, со дна колодца, полного ослепительной яркости и жужжания — мы поняли, что этот колодец состоит из пчел.
— Что он делает? — прошептал Дуран.
Я чуть не сказал «молится».
— Понятия не имею.
— Над ним дикий рой, — шепнул Дуран. — На том дубе. Видишь?
Я не видел.
— Он что, пчеловод?
Дуран сначала не ответил. У пчелиного человека не было никакой сетки или маски, хотя пчелы облепили его халат и лицо. У меня самого лицо от одного этого зрелища зачесалось и задергалось. У человека был бритый череп со шрамами, напоминающими электрические разъемы. Рваные туфли больше походили на тапочки.
— Не знаю. Проскочим мы мимо него, как ты думаешь?
— А если они отроятся? — я вспомнил фильм ужасов про пчел.
Прямо в том месте, где мы стояли, от верховой тропы ответвлялась едва заметная тропинка. Нас с Дураном осенило одновременно. Он пошел первым — это не так уж смело, если опасность за спиной. Тропинка петляла, и вдруг Дуран встревоженно повернулся ко мне и прошипел:
— Слушай!
Пчелы? Шаги? Становятся громче?
Определенно!
Мы помчались, спасая свои жизни, проламывая одну волну ветвей за другой — восковая зелень и когтистый остролист. Коренистая земля качалась, кренилась и вдруг ринулась вниз.
* * *
Мы с Дураном плюхнулись на землю в укромном болотистом кармашке, задушенном портьерами плюща и омелы. Мы задыхались и не могли больше сделать ни шагу. Мне здесь не нравилось. В такое место душитель вполне может привести свою жертву, чтобы задушить и закопать. Такая это была стремная лощина. Мы с Дураном прислушивались — не гонится ли кто за нами. Очень трудно затаить дыхание, когда у тебя колет в боку.
Но пчелы нас не преследовали. И человек, который был с ними, — тоже.
Может, это сам лес решил напугать нас, чтобы развлечься.
Дуран с хрюканьем втянул сопли из носа в гортань и проглотил их.
— По ходу, мы оторвались.
— По ходу так. Но где же тропа?
* * *
Мы протиснулись в дырку там, где в замшелом штакетнике не хватало одной планки, и оказались в нижней части бугристого газона. Там и сям торчали кротовины. С пригорка за нами наблюдал большой молчаливый особняк, из которого торчали башнеобразные штуки. Солнце цвета грушевых леденцов растворялось в наклонном пруду. Перегретые мухи устроили гонки болидов над водой. У сгнившей эстрады деревья на пике цветения кипели темными сливками. Вокруг особняка шло что-то вроде террасы, на которой стояли складные столы с кувшинами лимонада и оранжада. Просто так стояли. Мы смотрели, как ветер свалил пизанскую башню бумажных стаканчиков. Несколько штук покатилось по газону в нашу сторону. Вокруг не было ни души.
Ни души.
— Боже, я готов жизнь отдать за стакан этого лимонада, — сказал я Дурану.
— Я тоже. Наверно, это весенняя ярмарка или что-то такое.
— Да, но где все?
Рот у меня был соленый и запекшийся, как чипсы.
— Может, она еще не началась. Давай подойдем и попьем. Если кто-нибудь увидит, скажем, что собирались расплатиться. Сколько там это будет стоить, два пенса, ну пять.
Дурану этот план тоже не нравился.
— Ладно.
Но нам ужасно хотелось пить.
— Ну пошли.
Пьяные помпоны пчел зависли над лавандой.
— Тихо тут как-то, — бормотание Дурана раздавалось чересчур громко.
— Угу.
А где же столы с товарами на продажу? Колесо лотереи, в которой можно выиграть бутылку сидра? «Охота на сокровища» с зарытыми в песок яичными скорлупками? Аттракцион «Попади в бокал мячиком для пинг-понга»?
Окна особняка вблизи не выдали никаких зрелищ, кроме нас самих на фоне зеркального сада. В кувшине оранжада утонули муравьи, так что я стал наливать лимонад, а Дуран держал бумажные стаканчики. Кувшин весил целую тонну, и в нем звякали кубики льда. Он отморозил мне руки. Есть куча сказок, в которых герои едят и пьют чужую еду и питье, и это для них очень нехорошо кончается.
— Твое здоровье, — мы с Дураном изобразили, что чокаемся, и выпили.
От лимонада у меня рот стал холодный и мокрый, как декабрь, и все тело вздохнуло: «Ах».
* * *
Особняк лопнул по швам, и люди хлынули из дверей вслед собственной болтовне. Они уже отрезали нам путь к отступлению. Большинство обитателей особняка было одето в бирюзовые халаты, как тот человек, который наблюдал за пчелами. Некоторые, скрюченные, сидели в инвалидных креслах, которые толкали медсестры, одетые в форму медсестер. Другие шли сами — но какими-то рваными движениями, как сломанные роботы.
