Что-то светится в другой его руке. Это сотовый. Он что-то говорит, но слов не разобрать. Что-то. Мама. Твоя мама.
Да. Мама. Мне нужна моя мама. Она уже в пути. Надеюсь, она близко.
Я закрываю глаза и сжимаю его пальцы.
Мое время истекло.
Я не помню многого, только беспорядочный наплыв картинок. Скорая. Один укол в ногу. Второй. Адреналин устремляется завести мое сердце. Сирены воют вдалеке, а затем вблизи. Телевизор мерцает синим и белым в верхнем углу комнаты. Аппараты гудят и моргают весь день и всю ночь, бдя непрерывно. Женщины и мужчины в белых униформах. Стетоскопы, иголки и антисептики.
А затем этот запах авиатоплива, этот запах, который приветствовал меня прежде, леи и грубое одеяло, дважды обернутое вокруг меня. И почему место у окна имеет значение, когда приближается сумрак?
Я помню лицо мамы, и что ее слезы могли бы образовать море.
Помню, как синие глаза Олли стали черными. Я закрыла свои глаза, увидев в его взгляде сожаление, облегчение и любовь.
Я в пути к дому. И останусь в нем в ловушке навечно.
Я жива, но не хочу жить.
Мама превратила мою спальню в больничную палату. Подушки подпирают мою спину, ко мне присоединена капельница. Меня окружают мониторы. Я не ем ничего, кроме Джелло.
Каждый раз, как я просыпаюсь, мама у кровати. Она трогает мой лоб и говорит со мной. Иногда я пытаюсь сконцентрироваться, понять, что она говорит, но звук вне моей досягаемости.
Просыпаюсь через какое-то время (часы? дни?) и вижу, что она стоит надо мной, хмуро посматривая на планшет. Я закрываю глаза и исследую свое тело. Ничего не болит, или лучше сказать, ничего не болит так сильно. Проверяю свою голову, горло, ноги. Снова открываю глаза и вижу, что она собирается погрузить меня в сон.
— Нет! — Я сажусь слишком быстро. Голова кружится, меня тошнит. Я собираюсь сказать, что в порядке, но ничего не выходит.
Прочищаю горло и снова пытаюсь.
— Пожалуйста, больше не заставляй меня спать. — Мне, по крайней мере, нужно быть в сознании, если хочу быть живой.
— Со мной все в порядке? — спрашиваю я.
— Все в порядке. Ты будешь в порядке, — говорит она. Ее голос дрожит, а потом срывается.
Я принимаю сидячее положение и смотрю на нее. Ее кожа бледная, практически прозрачная, и очень сильно обтягивает ее лицо. Неприятная синяя вена тянется от линии ее волос к веку. Я вижу другие синие вены под кожей ее предплечий и запястий. У нее напуганный, недоверчивый взгляд человека, который стал свидетелем чего-то ужасного и теперь ждет, когда произойдет еще что-то кошмарное.
— Как ты могла сделать это с собой? Ты могла умереть, — шепчет она.
Она делает шаг вперед, прижимает планшет к груди.
— Как ты могла сделать это со мной? После всего?
Мне хочется что-то сказать. Открываю рот, но ничего не выходит.
Моя вина — это океан, в котором я тону.
Остаюсь в кровати после того, как она уходит. Не встаю, чтобы потянуться, а поворачиваюсь к окну. О чем я сожалею? Прежде всего о том, что вышла на улицу. Что увидела и влюбилась в мир. Что влюбилась в Олли. Как теперь мне жить в этом пузыре, когда я знаю, что упускаю?
Закрываю глаза и пытаюсь заснуть. Но меня не покидает образ маминого лица, безрассудная любовь в ее глазах. Я решаю, что любовь — ужасная, ужасная вещь. Такая же отчаянная любовь к кому-то, как мамина ко мне, должно быть, похожа на то, будто ты несешь свое сердце вне тела, и его не защищают ни кожа, ни кости, ничего.
Любовь — ужасная вещь, а ее потеря еще хуже.
Любовь — ужасная вещь, и я не хочу иметь с ней ничего общего.
Среда, 18:56.
Олли: господи где ты была?
Олли: ты в порядке?
Мадлен: Да.
Олли: что говорит твоя мама?
Олли: ты будешь в порядке?
Мадлен: Я в порядке, Олли.
Олли: я пытался пробраться к тебе, но твоя мама не позволила
Мадлен: Она меня защищает.
Олли: я знаю
Мадлен: Спасибо, что спас мне жизнь.
Мадлен: Извини, что заставила тебя пройти через это.
Олли: ты не должна благодарить меня
Мадлен: Все равно спасибо.
Олли: ты уверена что в порядке?
Мадлен: Пожалуйста, не спрашивай меня больше об этом.
Олли: извини
Мадлен: Не надо.
Позже, 21:33.
Олли: приятно снова с тобой переписываться
Олли: ты была ужасным мимом
Олли: скажи что-нибудь
Олли: я знаю что ты расстроена Мэд но по крайней мере ты жива
Олли: мы поговорим с твоей мамой как только тебе станет лучше. может я смогу придти
Олли: я знаю что это не все Мэд но это лучше чем ничего
Позже, 00:45.
Мадлен: Это не лучше, чем ничего. Это совершенно хуже, чем ничего.
Олли: что?
Мадлен: Думаешь, мы можем вернуться к тому, что было?
Мадлен: Хочешь проходить дезинфекцию, хочешь коротких посещений, никаких прикосновений, поцелуев и будущего?
Мадлен: Ты говоришь, этого достаточно для тебя?
Олли: это лучше чем ничего
Мадлен: Нет, не лучше. Прекрати это говорить.
Позже, 02:33.
Олли: что насчет таблеток?
Мадлен: А что насчет них?
Олли: они действовали пару дней. может в конце концов они их одобрят
Олли: мэдди?
Мадлен: Никаких таблеток не было.
Олли: что ты имеешь в виду?
Мадлен: Не было никаких таблеток. Я сказала тебе это, чтобы ты поехал со мной.
Олли: ты солгала мне?
Олли: но ты могла умереть и это была бы моя вина
Мадлен: Я — не твоя ответственность.
Позже, 03:42.
Мадлен: Я хотела всего, олли. Я хотела тебя и весь мир. Я хотела всего.
Мадлен: Я больше так не могу.
Олли: чего не можешь?
Мадлен: Больше никаких переписок. Больше никаких сообщений. Это слишком сложно. Я не могу вернуться. Мама была права. Моя жизнь прежде была лучше.
Олли: лучше для кого?
Олли: не делай этого Мэдди
Олли: моя жизнь лучше когда в ней ты
Мадлен: А моя нет.
<Мадлен вышла из сети>
Рецензия от Мадлен
«ЧЕЛОВЕК-НЕВИДИМКА» РАЛЬФ ЭЛЛИСОН
Внимание, спойлер: Ты не существуешь, если никто тебя не видит.
Я нахожусь в бескрайнем поле с красными маками. Маки на зеленых стеблях тянутся до талии и имеют такой красный цвет, что кажется, будто это кровь. Вдали вижу одного Олли, а затем двух, а потом ко мне марширует множество Олли. Они одеты в противогазы, держат в руках наручники и сминают маки своими черными ботинками, направляясь ко мне, молча и решительно.
Сон не покидает меня. Мой день проходит в сознании, но как во сне, и я стараюсь не думать об Олли. Я стараюсь не думать о том, как увидела его в первый раз. Как он казался мне кем-то с другой планеты. Я стараюсь не думать о Бундте, стойках на голове, поцелуях и бархатном песке. О том, что второй, третий и четвертый поцелуи были такими же потрясающими, как и первый. Я стараюсь не думать о том, как он двигался внутри меня, и как мы двигались вместе. Я стараюсь не думать о нем, потому что если думаю, то мне приходится думать о том, как несколько дней назад я была привязана к нему и миру.
Мне приходится думать о надежде, которая у меня была. О том, как я дурила себя, думая, что я — чудо. О том, что мир, частью которого я так сильно хотела быть, не хотел моего возвращения.
Я должна отпустить Олли. Я выучила урок. Любовь может убить, а я лучше буду живой, чем жить где-то там.
Как-то я сказала Олли, что знала свое сердце лучше, чем что-либо другое, и это все еще правда. Я знаю места в своем сердце, но названия изменились.
Рецензия от Мадлен
«НЕЗНАКОМЕЦ» АЛЬБЕРТ КАМЮ
«В ОЖИДАНИИ ГОГО» СЭМЮЭЛЬ БЕККЕТ
«ТОШНОТА» ЖАН-ПОЛЬ САРТР
Внимание, спойлер: Все это ничего.
С каждым днем я становлюсь сильнее. Ничего не болит, кроме сердца, но я стараюсь не следовать ему. Занавески закрыты. Я читаю книги — жизненные или нигилистические. Я не терплю книг, которые ссылаются на то, что жизнь имеет смысл. Я не терплю счастливые развязки.
