— Неужели ты не помнишь о наших свиданиях? — ворковала Алисия. — Часах, когда мы любили друг друга?
Она положила руку ему на живот и стала его поглаживать.
— Хватит! — грубо сказал Габриэль и, взяв за запястье, снял ее руку.
— Извини, — удивленно проговорила Алисия.
— Оставь меня.
— Но я хотела только…
— Оставь меня, — раздельно и твердо произнес Габриэль.
— Но, Александр…
— Объясни себе, пожалуйста, что вместе с памятью я потерял и чувство к тебе.
Габриэль сообразил, что он впервые проявил себя в жизни своего убийцы. А кто, собственно, ему позволил нарушать течение чужой жизни?
Глаза Алисии наполнились слезами, и он почувствовал себя виноватым.
— Но ведь память к тебе вернется, правда? И все опять будет как прежде?
Губы молодой женщины дрожали, как у маленькой девочки, готовой расплакаться. Габриэль не мог остаться равнодушным к ее горю. В конце концов она тоже была жертвой этого негодяя, в чьем теле он ненадолго нашел себе пристанище.
— Вполне возможно. Но сейчас пойми, ты для меня совсем чужая, — сказал он, стараясь, чтобы голос звучал как можно мягче.
— Да, конечно, я понимаю.
Она наклонилась, хотела поцеловать в губы, но он отвернулся, и поцелуй достался щеке.
Габриэль взял мобильный Александра и решил его изучить. Едва он включил телефон, сигнал сообщил ему о сообщениях, поступивших на голосовую связь. Первое послала Александру жена, оно пришло за несколько минут до аварии.
«Ты в очередной раз решил сбежать, — говорила она голосом, в котором слышались слезы. — К ней, конечно. Но если у тебя не сохранилось ни капли уважения ко мне, подумай о дочери. Что она должна думать об отце, который среди ночи срывается и едет к любовнице?»
Остальные были от Алисии, она все больше и больше волновалась, почему его нет.
Вошла медсестра, молча осмотрела его ссадины и начала делать перевязку.
— Я вам очень не нравлюсь, не так ли?
— Не мое дело любить или не любить пациентов, я работаю.
— Но я не такой пациент, как остальные, и вы даете мне это почувствовать.
Медсестра распрямилась, потом сделала вид, что ничего не слышала.
— Как себя чувствует Кла… молодая женщина?
Медсестру удивил не вопрос, а искреннее беспокойство, прозвучавшее в его голосе.
— Спит.
— Спит, — повторил Габриэль. — Но это же не ответ!
— А я не обязана отвечать на ваши вопросы, — возразила медсестра.
— Да, действительно. А про себя еще прибавили, что со всякими подлецами нужно быть пожестче. Что я должен получить по полной за то, что сотворил, и вы считаете своим долгом принять участие в моем наказании.
— Ничего такого я не говорила, — вяло возразила медсестра.
— Тогда ответьте на мой вопрос. На мой век хватит наказания, всю жизнь буду расплачиваться.
Медсестра кончила возиться с бинтами и повернулась, чтобы уйти. На пороге задержалась и обернулась.
— Да, правда, у меня к вам недоброе чувство, — сказала она. — У нас у всех сердце надрывается смотреть, как мучается бедняжка.
— У меня тоже надрывается, поверьте.
Медсестра, похоже, не сочла его слова пустой фразой.
— Плохо она себя чувствует. Мы ей даем успокоительное, чтобы она спала. Она поспит, а как глаза откроет, так в той же беде.
* * *
Габриэль открыл дверь Клариного бокса. Она спала.
Он увидел овал ее лица, белевшего в полутьме. Подошел, едва дыша от волнения. Клара спала крепко, но беспокойно, дышала тяжело и часто.
Он наклонился над ней.
«Любовь моя, женщина моей жизни», — подумал он. И от одной этой мысли к горлу у него подкатил комок. Он коснулся пальцем ее щеки, Клара вздрогнула. На секунду он замер, потом снова погладил щеку и лоб. Дыхание Клары стало ровнее. Неужели она почувствовала, что он рядом?
Он опять наклонился, приблизил к ней лицо, вдохнул ее запах. Ему хотелось поцеловать ее. Но, наклоняясь, он увидел свое отражение в зеркале, висящем на стене. На него смотрел незнакомец, убийца. Он не смел целовать его любимую. Габриэль сдержался.
Он приблизил губы к уху Клары.
— Любовь моя, — прошептал он.
Она снова вздрогнула.
— Я здесь, любовь моя. Я рядом с тобой.
Легкая улыбка пробежала по ее губам. Или ему только показалось?
— Я хочу, чтобы ты жила, Клара. Хочу, чтобы ты отказалась от своего ужасного намерения!
Морщинка перерезала лоб любимой. Ей не понравились его слова?
— Я хочу, чтобы ты жила, — повторил он.
Она его слышала, в этом не было сомнений. Он говорил с недремлющей частью ее сознания. С ее душой.
В коридоре послышался шум. Габриэль выпрямился и осторожно вышел из бокса. Голова закружилась, ему пришлось опереться о стену, чтобы не упасть. Он едва дышал, грудь сдавило от волнения. Он не мог справиться с бушевавшей в нем бурей чувств, с их бешеным напором.
Не мог оставаться в этом мрачном коридоре. Ему нужен был глоток свежего воздуха!
Александр-Габриэль заковылял в сторону больничного сада.
— Ну, вот, тебя выписали, и я взяла бумаги, — сказала, входя, Дженна. — Можем ехать.
Габриэль отметил, что она привела себя в порядок, подкрасилась и смотрела на того, кого считала мужем, так, словно хотела ему понравиться, но прятала свое желание за крайней сдержанностью. Было очевидно, что, несмотря на трагический исход аварии, она считала потерю памяти благом, шансом, который им дали, чтобы спасти их семейную жизнь, новой точкой отсчета.
Габриэль всей душой рвался остаться с Кларой, но сделать ничего не мог и последовал за Дженной — в неведомую страну, в чужую жизнь, где он ничего не знал и где его ждали неисчислимые трудности.
Дженна остановила машину перед величественным домом в середине ухоженного парка. Она не спешила выйти, давая возможность мужу как следует оглядеться, надеясь, что их дом что-то ему шепнет. Но он остался совершенно равнодушен, и тогда она предложила идти за ней.
— Что ж, придется мне побыть для тебя гидом в твоем собственном доме, — с досадливой усмешкой сказала она.
Дженна провела его по комнатам — общая, в современном стиле. Открытая кухня, их спальня, его кабинет… Габриэль отдал должное богатству и удобству комнат. Солнце радостно смотрело в широкие окна, согревая их уютным теплом.
— Вот здесь ты спишь, — сказала Дженна, открыв дверь в гостевую комнату. — Уже давно. Это твое решение.
Габриэль отметил печальную нотку в голосе Дженны. И надежду тоже.
— Думаю, здесь я и расположусь, — сказал он.
Улыбка на лице Дженны стала печальной.
— Ты же меня понимаешь, — продолжал он. — Мне было бы странно спать рядом с тобой, когда я тебя совсем…
— Не знаешь? Да, конечно, я понимаю. Никаких проблем. Привыкла, — отозвалась она с горечью.
— Где Элоди?
— В лицее. Примерно через час будет дома. Она по-прежнему под впечатлением от случившегося. Будь, пожалуйста, с ней терпелив.
Габриэль опустился на кровать.
— Я собираюсь поехать за покупками, — сказала Дженна. — Позвони, если тебе что-то понадобится.
Габриэль внезапно понял, что смертельно устал. Он вытянулся на кровати, и усталость навалилась, налила собой каждый мускул, каждую жилочку, он старался не поддаться ей. У него так мало времени, сон не должен красть у него драгоценные минуты. Но болезненная слабость восторжествовала над всеми его усилиями.
* * *
Габриэль погрузился в глубины забытья, и ему привиделся сон. Сон, греза или видение. Он чувствовал себя одновременно и участником происходящего, и зрителем. В его мозг словно вторгалась какая-то сила со стороны. Тревожная сила, пытающаяся вытянуть из ночной тьмы неведения какие-то картины, принуждая его вглядываться в них.
Он вглядывался, и наконец что-то стало проясняться. В общих чертах, без подробностей. Но потом механик будто отладил проектор, и он четко увидел и лица, и обстановку.
Луи, тот самый, который навещал его в больнице, стоял перед Александром, сидящим за письменным столом.
— Ты не имеешь права так поступать, Алекс! — кричал Луи.
— Неужели? И почему?
— Потому что я не согласен!
— И ты думаешь, этого довода достаточно, чтобы меня убедить? — усмехнулся Александр.
— Да! Потому что это мне мы обязаны успехом нашей фирмы!
Он вперил свой взгляд в глаза Александра.
— Однако ты много о себе воображаешь, — с той же усмешкой отозвался начальник.
— Но ты же сам это прекрасно знаешь, Алекс. Я не спорю, ты создал эту фирму, идея была гениальной. Затем ты нашел несколько контрактов. Но всерьез раскрутил фирму я! Я вывел ее на международный рынок. Я обеспечил ее серьезными клиентами. Я разумно диверсифицировал наше производство!
— Я всегда признавал твои заслуги, Луи! Потому и сделал тебя акционером.
