— Но мы их не приняли, — хрипло сказал Роланд.
— Я сказала Роланду не глотать таблетки. Мы спрятали их в карманы — мама даже не заметила, — выпили весь апельсиновый сок, и нам надо было пописать. Но она привела нас в спальню, и мы вместе легли на кровать. Мама сказала, что мы все должны заснуть, хотя был еще день. Роланд лежал с одной стороны, а я с другой. Мне не было его видно. Мама лежала посередине. Я положила руку ей на грудь, и ее сердце билось, и все было нормально.
— Мне так жаль, Бесси, — повторила я, потому что мне требовалась передышка, секунда, чтобы слушать дальше, — к такому я не была готова.
— И прошла целая вечность, но мама заснула. И я держала руку у нее на груди. Прошла целая вечность. Ужасно много времени. И я очень хотела писать, и я просто пописала в постель.
— И я тоже пописал в постель, — добавил Роланд.
— А потом она совсем заснула. И я сказала Роланду, что надо вставать. Мы встали, а мама нет. Я знала, что она умерла, потому что следила за ее сердцебиением. Потом мы переоделись, потому что наша одежда была мокрая. Я сделала крекеры с арахисовым маслом, и мы их съели. Мы вынули все таблетки из карманов и смыли в унитаз. А потом вышли наружу. Во двор. А потом мы оба загорелись. Был очень большой пожар. Мы горели целиком, всем телом, такого раньше никогда не было. И трава рядом загорелась. А потом загорелось дерево. И кто-то, какие-то люди, которые жили километрах в пяти от нас, увидели дым и вызвали пожарных. Так нас и нашли. И маму тоже.
И Бесси замолчала. И Роланд молчал. Мы сидели и дышали, вдох-выдох, глубоко и ровно. Наши сердца бились так уверенно, так сильно. Если бы существовала кнопка, чтобы уничтожить мир, и будь она передо мной в тот миг, я бы нажала не раздумывая. Я часто представляла себе эту кнопку и каждый раз знала, что обязательно ее нажму.
— Это ужасно, — произнесла я, — и вы в этом не виноваты. Вашей маме было тяжело, но она не хотела сделать вам больно. Она просто не могла ясно думать.
— Иногда мне кажется, что надо было принять таблетки, — сказала Бесси, и я чуть не разрыдалась. Но эти дети, которых так подвела жизнь, не плакали, и было бы трусостью сдаться, пока они держались.
— Тогда мы бы не встретились, — заявила я. — Это был бы отстой. Я бы страшно злилась.
— Ты была бы в ярости, — заметил Роланд.
— Несомненно, — согласилась я. — Вы такие классные, а я сидела бы у себя дома, одна, без друзей, и даже не знала, что вы вообще где-то живете.
— Ты бы взбесилась до чертиков, — сказала Бесси, наконец подобрав подходящее выражение.
— До чертиков, — кивнула я.
— Я хочу научиться решать задачи, — сказала Бесси, и я еле одержала смех, потому что, боже ты мой, она об этом решила поговорить сейчас?
Все мышцы у меня были напряжены, как будто я вот-вот умру, но я ответила:
— Я научу тебя математике. Мы начнем сначала.
— Но не сегодня, — заметила Бесси.
— Не сегодня, — согласилась я. И через пару минут подняла с пола полотенце и бросила в мусорку.
Вечером, когда дети принимали ванну, зазвонил телефон. Я подскочила к нему, жадная до новостей из внешнего мира, опасаясь, не случилось ли чего. Но на проводе был Карл.
— А, — сказала я. — Это ты.
— Я звоню тебе от имени миссис Робертс.
— А почему она сама мне не позвонит? — не поняла я. — Или просто не зайдет?
— Я могу передать тебе сообщение или ты и дальше будешь бомбардировать меня вопросами?
— Чего она хочет?
— Она хочет встретиться с тобой сегодня в одиннадцать вечера, — сказал Карл, и по голосу было слышно, как ему тяжело.
— A-а. Но я ведь не могу оставить детей, так?
— Я присмотрю за ними, пока ты будешь с миссис Робертс.
— Ты? — рассмеялась я. — Если дети ночью проснутся и увидят в доме тебя вместо меня, они сожгут его дотла.
— А они часто просыпаются?
— Ну, вообще-то нет, — только сейчас осознала я. — Спят как убитые.
— Ну вот и все, — сказал он.
— Не суй нос в мои вещи, — велела я, но он промолчал, так что спросила: — Куда мне идти?
— Она встретит тебя у парадного входа.
— Что мне надеть? Мы что-нибудь будем делать?
У меня чуточку закружилась голова от неуверенности. Я очень сомневалась, что смогу вернуться в тот дом и не свалиться в обморок.
Карл сделал медленный, глубокий вдох. Он изо всех сил старался не наорать на меня.
— Что и всегда, — сказал он и повесил трубку.
Меня не покидала мысль, что надо предупредить детей. Я бы хотела знать заранее о том, что они собираются уйти из дому, оставив внизу на диване Карла. Но после того, как дети висели на мне, не отлипая, столько часов подряд, требовалась передышка: я постоянно чувствовала давление. Мэдисон была моей тайной, и я ее сохраню.
Выпутаться из их рук после того, как Бесси и Роланд заснули, оказалось не так уж и сложно. С тех пор как они приехали, я жила по их расписанию, мне было лень выбираться из кровати. Как-то я, кажется, даже заснула раньше них.
Я надела джинсы, футболку, какие-то кроссовки. Нужно было выглядеть так, чтобы, захоти вдруг Мэдисон съездить на концерт альтернативной группы в Нэшвилле, не пришлось бы заходить домой и ставить в известность Карла.
Без пяти одиннадцать Карл стоял у дверей с журналом «Спорт» и сборником кроссвордов в руках.
— Привет, Карл, — улыбнулась я. — Они спят.
— Удачи там, — сказал он, протиснувшись мимо.
Может, Карл завидовал? Интересно, сенатор Робертс играл с ним время от времени в покер, угощал дорогим виски?
Под пологом звездного неба я прошла по аккуратно подстриженному газону, потом завернула к крыльцу, где в кресле-качалке меня ждала Мэдисон. На ней была огромная футболка, которая доходила ей до колен, и колготки, из обуви ничего. Рядом стояло ведерко со льдом и несколькими бутылками пива, чипсы и сальса.
— Привет, — сказала Мэдисон, когда я с ней поравнялась.
— Привет.
— Извини за секретность.
— Ничего, — ответила я, а потом попыталась сообразить, почему, собственно, мы видимся тайком. Сенатор что, не знал об этой встрече? Чем, собственно, мы сейчас занимались? — Я хочу сказаться знаю, последние несколько дней были странные.
— Очень странные, — согласилась Мэдисон. — Но… но ты как, в порядке?
Я кивнула:
— В порядке. — Если честно, было приятно, что она спросила. Кроме нее, никто этим не поинтересовался, и я вдруг поняла, как мне было нужно такое участие.
— Спасибо, Лилиан, — наконец сказала Мэдисон.
— Всегда пожалуйста. — Я села в соседнее кресло-качалку. Мэдисон передала мне бутылку пива, и я выпила ее в несколько глотков, даже не пытаясь растянуть удовольствие. Я не знала, когда мне надо будет вернуться к детям, и собиралась выжать из этого времени все.
Мэдисон тоже взяла пиво и медленно потягивала его, глядя в темноту.
— Дети загорелись, — сказала она.
— Загорелись, — ответила я.
— Невероятное зрелище. Даже… даже страшное.
— Им не больно, — заметила я и тут же поняла, что Мэдисон переживает вовсе не за детей.
— Я хочу сказать, я, конечно, знала об этом, — продолжала она, и я поняла, зачем ей понадобилась. Ей было нужно, чтобы кто-то подтвердил: да, так оно и было, дети загорелись. — Но я оказалась не готова к тому, как… ярко, что ли? Как это было ярко.
— Да, это что-то.
— Они с тех пор еще загорались?
— Нет, — соврала я, ни секунды не колеблясь. — Никакого огня. Ни искорки.
— Что же… Это хорошо, — ответила Мэдисон. — На это мы и надеялись. Я знала, что ты справишься.
— Откуда ты знала?
— Просто знала, и все. Я знала, что если кто-то может нам помочь, то это ты.
За годы нашей переписки после школы Мэдисон время от времени приглашала меня навестить ее, увидеться, но в ответном письме я каждый раз трещала обо всем, не упоминая о визите, надеясь, что она сменит тему. И она всегда меняла. Мэдисон никогда особенно не старалась. Каждый раз я хотела сказать «да», но не могла заставить себя поехать. Потому что боялась, что, если приеду, только раз, и из этого ничего не выйдет, если Мэдисон поймет, что я не та, кем она меня видит, я больше никогда о ней не услышу. Пока я оставалась на своем месте, а она на своем, нас с ней связывал тот год в «Железных горах», где какое-то время все было так идеально. А теперь я сидела здесь, рядом с ней, и мир вокруг был таким тихим, как будто в нем были только мы.
