Я подошел к ее дочерям. Старшая, брюнетка, смотрела на меня враждебно, младшая, блондинка, нервно теребила ремешок своей сумочки.
Одна за другой в присутствии матери они категорично заявили:
– Мы ее не возьмем! У нас дела… Может, вы оставите ее здесь?
Я попросил их повторить, решив, что ослышался.
Нет, со слухом все было в порядке. Они отказывались от матери.
Я колебался: то ли дать им по морде, то ли напомнить, что больница – это не отель. Потом повернулся к Консоласьон:
– Вам больно?
– Больно.
Не знаю, что она имела в виду – бедро или сердце. Поскольку с сердцем я ничего не мог поделать, то принес обезболивающее и выбил для нее место в отделении наверху.
Даже в самом маленьком отделении самой маленькой государственной больницы я найду медсестер или сиделок, гораздо более способных к состраданию, чем дочери Консоласьон.
Я вспомнил о месье Коппере, одиноко лежавшем в палате и ожидавшем известий от своих “близких”.
В некоторых семьях у всех находятся “дела”, когда кто-то из родных заболевает.
Я это ненавижу.
Позже, зайдя в палату, я встретил одну из дочерей Консоласьон – блондинку, нервно дергавшую ручку сумки.
Она остановила меня. Видимо, почувствовала мое негодование и подробно рассказала, как мать колотила их обеих долгие годы. Любовь вызывает в ответ любовь. Благодарность – ответную благодарность. Безразличие – безразличие. Я усвоил урок. Неизвестно, почему люди такие, как есть. Мне нравится первая фраза “Анны Карениной”: “Все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастливая семья несчастлива по-своему”. У всех нас есть тысяча причин сердиться на тех, кого мы любим. И столько же причин их прощать.
11 часов,
бокс 2
Мелани, 11 лет, безобидное растяжение связок лодыжки. С ней приехали родители.
Все шутили, я им понравился, а они понравились мне. Все друг другу понравились! Не хватало только бутылки детского шампанского – и праздник бы удался. Медсестра принесла мне телефон. На связи – приемная семья месье Коппера. Наконец-то! Я объяснил им, почему старик попал в больницу: из-за несоблюдения гигиены его нога превратилась в чашку Петри.
Как они реагировали?
Семейка осыпала меня бранью: старика, видите ли, отвезли в больницу слишком далеко от дома, “это сколько ж придется потратить на бензин, чтобы приехать!”.
Маленькое уточнение: в тот день я пребывал в благодушном настроении. И все-таки война – это не так уж плохо, и истребление детенышей тюленей – тоже. Наркотикам – да!
Я хищно облизнулся и ощерился в трубку:
– Вы видели, в каком состоянии его ноги? Когда я снял с него носки, на пол упал ноготь длиной с коготь динозавра. Таким ногтем можно картошку чистить! Мыли бы ему ноги почаще, его конечность не превратилась бы в бутерброд с протухшим сыром, его не отвезли бы в больницу, и жизнь его не подвергалась бы опасности. ЧТД. Пока!
Я отсоединился, выругавшись по-испански. Будучи гражданином мира, я говорю по-французски, ругаюсь по-испански, молюсь на хинди, занимаюсь любовью по-итальянски или на идише (соответственно по четным и нечетным числам).
Я повернулся к Мелани и ее группе сопровождения. Я им понравился… но теперь они явно меня побаивались. Я разрядил атмосферу, расставил руки и, указав на снимок, улыбнулся так широко, что хрустнул височно-нижнечелюстной сустав:
– У Мелани будут длиннющие ноги и рост не меньше, чем у папы. А может, даже больше! Отдайте ее в баскетбол!
Я думал, что сообщил отличную новость. Она посмотрела на меня и, словно я был Богом Отцом, рисующим кривую ее судьбы, сообщила:
– Но я хочу стать жокеем!
Я потерял дар речи: мне впервые попалась девочка, мечтающая стать жокеем. Мысли завертелись со скоростью 1000 км/ч. Я ответил:
– Ты станешь жокеем. Of course[27]. И лошадь у тебя будет. Of course. Очень большая лошадь. Of course.
Хорошо, когда мысли вертятся со скоростью 1000 км/ч. Я думаю по-английски. Of course.
Пока я мысленно исполнял английскую чечетку, пришла Брижит с телефоном в руке и с улыбкой до ушей:
– Звонит одна дама. У нее огромная, огромная проблема. Я сразу же о тебе подумала. О тебе и твоей пациентке из седьмой палаты. Очень интересная история! – И, прикрыв трубку пальцами, добавила: – Полный улет!
Время от времени раздаются такие звонки. Мы смеемся или, если съели что-нибудь мексиканское или тайское, злимся.
– Здравствуйте, доктор! Я посмотрела на термометр, а на нем тридцать четыре градуса.
Спонтанная реакция:
– Как вы мерили температуру?
Знайте, на теле есть зоны более теплые, чем остальные. Впрочем, они подвержены колебаниям температуры (например, мозг охлаждается при просмотре передач про животных и нагревается вечером в субботу, когда вы переключаетесь на некоторые ночные каналы…).
Последовал совершенно непонятный ответ:
– Под мышкой. Но я очень чувствительна к электромагнитным волнам, а волны от телефона такие же, как от микроволновки. Как вы думаете, могут ли они, разогревая тело, настолько же, наоборот, охлаждать кожу?
Неотразимая логика и подходящий сюжет для передачи из цикла “Занимательно обо всем” с Фредом и Жами под названием “О влиянии охлаждения кожи при помощи микроволн на увеличение температуры тела”.
– У вас есть мобильник?
– Нет, но напротив моего дома, в ста метрах, расположен ретранслятор. В автобусе кто-то звонил рядом со мной. Это возможно?
Я посмотрел на Брижит. Она беззвучно хохотала, согнувшись пополам.
Что делать-то? Трещотки в голове, к счастью, не замолкали: отправить к специалисту.
– Не вижу другого выхода: срочно позвоните вашему оператору связи, он вам ответит!
В Бангладеш есть телефонная служба, так вот ее несчастные операторы никогда не знают, что свалится им на голову в следующую минуту.
Люди даже не отдают себе отчет в том, что для нас появление смартфонов стало настоящей революцией, особенно в сфере межкультурного обмена. Использовать телефоны, как раньше, – все равно что заново строить Вавилонскую башню.
Мы принимаем пациентов из разных стран. Это румыны, малагасийцы, итальянцы, испанцы, англичане (множество англичан!), португальцы, шведки (о-о-о!), шведы (и они тоже), немцы, турки…
Все эти культуры вместе – это потрясающе, это универсально. Как и боязнь врачей: человек боится врачей, из какого бы уголка мира он ни приехал.
Но у меня есть столь же универсальный фокус.
Страх и болезни не знают границ? МУЗЫКА тоже, baby!
Вот пациент на носилках в состоянии стресса, вы ему что-то бормочете по-французски, безуспешно пытаетесь сказать что-то на испанском, итало-английском, тюрко-немецком, прежде чем накинуться на него и начать прощупывать болезненный живот, воспаленные почки или желчный пузырь (где Мальчик-с-пальчик уже раскидал камушки по всей длине желчевыводящих протоков).
Какие будут идеи?
Достаю телефон.
– Musica?
Словно ничего не случилось, выбираю музыку “наугад”.
В моем списке найдутся хиты любой страны мира. Я и пишу-то все это для того, чтобы мои друзья не думали, будто я слушаю “Калинку” ради собственного удовольствия (ну разве что… голышом… в хорошей компании… чтобы повеселиться…).
Включаю музыку, лицо пациента светлеет, и все без исключения, тыча пальцем в телефон и качая головой, всем своим видом показывают: “Ты сейчас кусочек моей страны принес!”
Вот тут-то пора совершить покушение на их живот!
Два замечания:
1. Слава богу, у меня никогда не было пациента-китайца. Сколько ни старайся, все равно не поймешь, к тому же песни на мандаринском наречии такие пронзительные, что от них пломбы из зубов вылетают.
2. С английскими пациентами есть одна маленькая проблема. We Will Meet Again – это прекрасно. Но когда слушаешь эту композицию в тридцатый раз, хочется отдубасить Веру Линн палкой…
Но это не важно, пациент прежде всего: 患者は本当に すべての上に行く[28].
13 часов,
внизу
Месье Ибн-Хайян семидесяти двух лет, алжирец, владелец книжного магазина, морщинистый, как скомканная рубашка. Обширная рана на руке. Он раскатисто произносил “р” и обращался ко мне на “ты”.
– Немного музыки?
Я включил телефон. На всю перевязочную зазвучала El Baraka M’rennika.
Месье Хайян расплылся в улыбке:
– Ты знаешь Шеба Хасни?
Я пару раз изогнул шею, как в индийском танце, выписывая кончиком носа восьмерку, что могло означать и да и нет.
– Более или менее…
Я врал, как целитель с площади Джемаа-эль-Фна.
