Первый из этих дней всегда, при воспоминании, вызывал у него тупую, как боль, к которой привыкаешь, ярость: он сидел в тот день, как и во все предыдущие — с момента разрыва близко-человеческих отношений с Димкой — в своей комнате в московской квартире. Новый роман отказывался развиваться событиями, и Сергей просто смотрел в монитор — без мыслей, когда дверь распахнул Штурман со стопкой бумаги в руках:
— Гном, я написал кое-что, прочитай и ошибки исправь, ладно?
Сергей ответил согласием — делать ему было совершенно нечего, и, когда Димка закрыл за собой дверь, подумал, что теперь хотя бы есть над чем посмеяться несколько дней, и взял в руки творение Штурмана. Кинув взгляд на первый лист, удивленно поднял брови: название показалось ему интересным — «Камни вместо песка», и начал читать…
Сейчас, спустя столько времени, Сергей снова почувствовал злость непонимания того, как бесчувственно-пропитой Штурман смог написать нечто, достойное гения. Он знал, что второй день не наступил бы никогда, несмотря на затаенную им ревность, если бы Димка остановился, не продолжил бы писать и не превратился в больного параноика, для которого Сергей стал врагом, способным однажды открыть тайну первых писательских творений Штурмана, не вынудил бы Сергея начать придумывать способы избавления от него.
Однажды заметив, что одна из плиток лестницы не приклеена, сам чуть не сорвавшись вниз, и пытаясь успокоить головную боль после очередных побоев, Сергей, вспомнив, почему-то Понтия Пилата, страдавшего недугом всю жизнь, потом — отрезанную булгаковской Аннушкой голову литературного героя, мысленно «застрял» на пролитом масле, на котором тот поскользнулся. Сергей опять увидел, как, боясь спящего охранника, сначала переливает масло в бутылку из-под холодного чая, потом, проходя мимо лестницы, выливает немного на неприклеенную плитку и ступеньки над и под ней. Штурман всегда ходил по дому босиком, освобождаясь от обуви еще у двери, и расчет Сергея был прост: поскользнувшись на плохой плитке, Димка либо соскочит на нижнюю, либо — ухватившись за перила, попытается устоять на верхней ступеньке, и в обоих случаях масло поможет ему слететь вниз.
Делая глоток терпкого вина, Сергей ухмыльнулся простоте жизни: он не собирался тогда делать из когда-то самого близкого ему человека труп — он хотел, чтобы, став хотя бы на время калекой, тот прочувствовал, что заставил пережить Сергея. Но этого удовлетворения судьба ему не подарила.
Он перевел глаза на красивую открытку-приглашение на Катину свадьбу и, набрав ее номер, поблагодарил и извинился — приехать он не сможет. Допив одним глотком вино, он прошел в гостиную, где, удобно усевшись на шелковом диване, уставился на тупой сериал в телевизоре, где играла его восемнадцатилетняя любовница, приехавшая два года назад покорять Америку, но так и не взошедшая выше мытья полов в голливудских ресторанах, пока он не подобрал ее, взяв под свое покровительство.
Услышав о том, что Сергея номинировали на премию «Оскар» за лучший сценарий, Катя позвонила ему — за три года они разговаривали ровно три раза, поздравляя друг друга с наступлением этих самых годов, и спросила, где он, на что Сергей как-то особенно радостно ответил:
— В Лос-Анджелесе, в ожидании награды, — и засмеявшись новым для Кати смехом, добавил: — Прилетай с мужем, пиар отличный получится, на церемонии рядом сидеть будем — прессе новая жвачка на месяц, нам — популярность.
Катя, быстро рассчитав выгодность маневра и по достоинству оценив идею Сергея, быстро согласилась и, договорившись созвониться, когда они будут на месте, нажала кнопку отбоя. Обернувшись, она посмотрела на маленькую дочь, играющую на ковре спальни с растрепанной Барби, которая, заметив, что мама закончила разговаривать, подняла на нее улыбающееся личико с огромными темно-серыми глазами.
Кейт Невзорова вспомнила день, когда, уже зная наверняка, что беременна, позвонила Джейку, сказав, что им срочно нужно поговорить. Она знала, что Джейк бесплоден — по приговору врачей, он сам рассказал как-то об этом, и, подвигав мысленно королей и ферзей, Катя поняла, что ни убивать ребенка Сергея, ни скрывать правду от Джейка и пытаться потом сколотить искусственно-счастливую американскую ячейку общества усыновлением для публики, не нужно. Джейк слишком любит ее, чтобы, будучи бесплодным, давать публике повод пристегнуть недуг Кате, используя ее нанизм, и уж тем более не будет выносить на свет весьма объяснимую Катиным восприятием измену. Как всегда, расчет был точен — посидев несколько минут, обхватив голову руками, Джейк, вскочив, поднял ее на руки и поцеловал:
— Кейт, к подаркам судьбы надо относиться с благодарностью, а не выбрасывать их на помойку. Ребенок — наш, а твой секс единожды с тебе подобным, — он помолчал, — я могу только надеяться, был очень плох.
Усмехнувшись, Катя взяла дочь на руки:
— В выходные мы поедем в Голливуд, где делают для тебя мультики, ты увидишь Дисней-Лэнд и мы накупим подарков.
Девочка обхватила руками крошечную маму за шею и счастливо-тихо, чем напомнила Кате Сергея, прижалась к ней теплой щекой.
Сидя — каждый в своем — доме, всего в нескольких километрах друг от друга, они вспоминали их встречу в Лос-Анджелесе. О Кате Сергей не думал — она была и останется, видимо, навсегда — расчетливой, теперь уже опытной, змеей. Он видел только серые глаза белокурой девочки, которую гордо носил на руках муж Кати и, понимая тихую тайну ее рождения, Сергей с удивлением ощутил, что не испытывает к ней никаких чувств. Понимание, что у него есть дочь, не вызвало у него даже небольшого изменения пульса, и он — уже грустно — решил, что жизнь ломает и калечит людей, переделывая их и перекраивая их судьбы, бьет наотмашь — не щадя, и, однажды все-таки получает желаемое: у человека просто больше нет сил чувствовать что-либо — ни любовь, ни боль, ни радость, ни наслаждение. Разжав пальцы, он выпустил из руки, позволив лететь вниз со скалы, на которой стоял дом, маленькую букву «К», подаренную когда-то девочкой-карлицей.
Катя, полулежа в объятиях мужа на стоящем на балконе диване, думала, как ошибалась, считая Сергея мягким и беспозвоночным, и радовалась — в тайне — что он либо не понял, что дочь его, либо — поняв, ничего не почувствовал. Она поцеловала Джейка и, впервые, сказала ему:
— Я с тобой очень счастлива!
Катя не лгала: она осознала, что Джейк был прав, заставив ее однажды и навсегда вести открытую игру, в которой уже невозможно ошибиться, приняв злобного карлика за доброго гнома.
Кейт Невзорова вышла в гостиную и, взяв свой телефон, удалила из памяти номер Сергея.
Конец.
