Алекс почему-то решил пойти с ними.
— Вэн — нормальный мужик.
— Этот узкоглазый — тот еще паршивец. Как ты мог позволить, чтобы он хамил твоему брату?
Гарри был удивлен. Ему всегда казалось, что Алекс и Вэн хорошо ладят друг с другом. Он ждал, что Алекс разовьет свою мысль, но его друг, верный себе, не стал вдаваться в объяснения. Они перешли через дорогу на светофоре и по тенистой тропинке зашагали к пляжу. Дети, в плавках, с накинутыми на плечи полотенцами, убежали вперед и на берегу терпеливо ждали, когда подойдут взрослые. Гектор с Гарри намазали их лосьоном для загара, и они с криком кинулись в воду. Гарри с гордостью наблюдал за своим сыном. Рокко стремительно вбежал в море, не колеблясь, поднырнул под невысокую волну. Адам, толстый и неуклюжий, весь дрожа, долго собирался с духом, чтобы ступить в воду. Даже маленькая Мелисса окунулась раньше него. Гарри закурил сигарету и растянулся на полотенце. Алекс, сняв туфли, стоял по колено в воде, наблюдая за детьми или, скорее, за двумя блондинками с обнаженными грудями, что купались рядом с детьми.
— Сэнди хочет, чтобы я устроил для вас встречу с Рози и Гэри.
Гарри застонал. Значит, она все-таки не поверила в его ложь. Он сел и устремил взгляд в море. Бесстрашный Рокко заплыл дальше всех. В Гарри боролись гордость и страх. Он уже хотел окликнуть сына, но потом увидел, как тот ушел под воду и, вынырнув, поплыл к Адаму и Мелиссе.
— Когда она с тобой разговаривала?
— Перед обедом.
Как она посмела?
— Она очень боится, Гарри. Но Гэри — осел. Его трудно в чем-либо убедить. Не думаю, что из вашего разговора выйдет толк.
Выйдет, если он задушит этого ублюдка.
— Что еще она сказала?
Гектор с тоской смотрел на сигареты, лежавшие на краю полотенца. Гарри с наслаждением извращенца закурил еще одну, хотя только что затушил бычок. Дым и никотин, попавший в легкие, успокоили его.
— Выкладывай, — потребовал он по-гречески. — Что она еще сказала?
— Она волнуется за тебя. Считает, что ты не справляешься с ситуацией. Говорит, ты все время злишься.
Гектор смотрел прямо перед собой, на детей. До них доносился их смех.
— Как раз я-то справляюсь, старик. А вот она места себе не находит, — Гарри затушил сигарету в песке, хотя сделал всего несколько затяжек, — ни о чем другом не может думать.
— Я ее понимаю. Тебя обвиняют в жестоком обращении с ребенком, со всеми вытекающими последствиями. А ему просто драматизма в жизни не хватает. Такой уж он есть.
— А она, что — святая невинность?
— Здесь все виноваты, — помедлив, ответил Гектор.
Козел.
— Это ты про меня?
— Зря ты его ударил.
— Пошел ты знаешь куда, Гектор. Я врезал ему за дело. Я заботился о своем ребенке. Защищал своего сына. Как и полагается отцу.
Гарри стиснул кулаки. Горячее солнце, бескрайнее небо над головой, казалось, давили на него тяжелым грузом. В груди будто стучал отбойный молоток. Он почувствовал руку Гектора на своем плече. Стряхнул ее.
— Гарри, послушай меня. Ты — хороший человек. Ты этого не заслужил.
— Но?
— Но тебе не следовало его бить.
Ему хотелось плакать. Вернуть то мгновение, зафиксировать то мгновение, изменить то мгновение. Зачем он ударил этого ребенка? Этого засранца, маленького урода? Панагия, шепотом обратился он к своему Богу, пусть этот щенок умрет. И вот он вновь сидит на песке, теплое солнце печет ему в затылок. Он слышит смех Рокко. Рокко привел его в чувство. Как всегда.
— Ладно. Хорошо. Я пойду и извинюсь перед ними. Можешь это устроить?
Гектор покачал головой:
— Я знаю его, старик. Ничего хорошего из этого не выйдет.
— И все же я попробую. Ради Сэнди. Но она с нами не пойдет. Я не хочу, чтобы она встречалась с этой мразью, с этой нечистью. Устроишь?
Гектор медленно кивнул.
— Ты скажешь Айше?
В лице Гектора читалась мрачная непреклонность.
— Конечно. Она все равно узнает от Рози. Но ты насчет Айши не беспокойся.
Гарри устремил взгляд на море, где плескались трое ребятишек.
— Я рад, что они так хорошо дружат. — Он прокашлялся. — Прежде всего, рад за Рокко. Ведь у него нет родных братьев и сестер. Хорошо, что у него есть Адам с Лисси.
— Они — одна семья, — просто сказал Гектор.
Гарри рассмеялся и показал на море:
— Они не напоминают тебе нас в детстве? — Он потянулся к сигаретам. — Не хочешь затянуться?
— Не искушай, сволочь. — Гектор повернулся к Гарри. — Сам-то когда бросишь?
— Когда перестану получать удовольствие от курения. А мне пока нравится курить. — Гарри зажег сигарету. — Все мои бабки, старик, — заговорил он с приблатненными интонациями, — уходят на алкоголь, никотин и бензин.
— Угу, — со смехом отвечал Гектор. — Кто бы мог подумать, что, возможно, этот самый бензин и прикончит нас всех.
Гарри застонал:
— Черт бы тебя побрал, брат, ты слишком много думаешь. — Он обнял Гектора за плечо. — Не думай об этом дерьме — о глобальном потеплении, о терроризме, о чертовых арабах и инфекциях. Пошли они все куда подальше. Пошли они все в задницу… — Гарри кивнул на ослепительное море, на медное бескрайнее небо. — А вот мы с тобой молодцы. Ты только подумай, какие мы с тобой молодцы, черт возьми.
Они сидели и молча смотрели на играющих детей.
По возвращении с пляжа он продолжал вести себя как учтивый, внимательный, радушный хозяин. Но чего ему это стоило! Им владела такая безудержная ярость, что он с наслаждением мог бы врезать самому Господу. Он был уверен, что сейчас все — и кузен его, и сын, и Алекс, и Вэн, и подружки жены — видят в нем вполне довольного жизнью человека, разве что немного апатичного, одурманенного спиртным и марихуаной. Он гордился тем, что ему удается скрывать свою ярость, удается непринужденно шутить на протяжении всех нескончаемых послеполуденных часов. Он холил эту свою гордость, с осознанной увлеченностью играл роль гостеприимного хозяина, дабы не утратить самообладания и не вспылить. Иначе, потеряв терпение, он схватил бы жену и стал бы трясти эту дуру до тех пор, пока не услышал бы бряцанье ее зубов, пока не увидел бы, как ее глаза вылезают из орбит, пока она не упала бы на колени, вымаливая у него прощение. Вымаливая. Прощение. На. Коленях. Он тепло попрощался с кузеном и его детьми. Он шутил и улыбался во время ужина, что Сэнди на скорую руку приготовила для Вэна, Алекса и Анналайзы — неужели эти придурки никогда не уйдут? Он немного почитал на ночь для Рокко. Вэн вызвался подбросить Алекса до дома, и Гарри был рад, что сам он пьян и обкурен и посему не чувствует себя обязанным везти Анналайзу домой во Франкстон. Он улыбался, провожая ее до такси. Она неуклюже поцеловала его в губы, и он подумал: «Ну ты и сука».
— Сэнди очень повезло с тобой, — крикнула она из такси, когда автомобиль, визжа тормозами, выезжал на Бич-роуд. Анналайза высунула голову из окна: — Но тебе с ней повезло больше. Помни об этом.
На фоне доносившегося с берега шума прибоя ее голос прозвучал как безобразный пронзительный вопль чайки. Гарри опять улыбнулся, помахал ей на прощание, кивнул, притворно соглашаясь. Проводил взглядом такси, пока оно не скрылось из виду. Улыбка исчезла с его лица. Он медленно побрел к дому.
Сэнди загружала посудомоечную машину. Она сама была немного под хмельком и, услышав сзади его шаги, живо обернулась. Кофейная чашка упала на пол, подпрыгнула и перевернулась пару раз, но не разбилась.
— Повезло. — Она добродушно пожала плечами и наклонилась за чашкой. Он мог бы пнуть ее ногой в лицо прямо сейчас. Сэнди выпрямилась, глупо улыбнулась: — Потрясающий был день.
Произнося это, она, должно быть, заметила угрозу в его взгляде, потому что отступила на шаг, ударившись об открытую дверцу посудомоечной машины:
— Милый, что стряслось?
— Как ты посмела обращаться к Гектору за моей спиной? — Он увидел, как страх расползается по ее лицу, и его охватило возбуждение. Он схватил ее за волосы, притянул ее голову к своему лицу. — Как ты посмела, черт возьми?
Она обмякла. Не сопротивлялась.
— Гарри, я собиралась тебе сказать.
— Дура набитая! Мы ни с кем не должны обсуждать свои проблемы. Ни с Гектором, ни с твоей мамой, ни с твоими сестрами, ни с твоими подругами. Наши проблемы — это наши проблемы, и больше никого они ни касаются… — Он понизил голос. Нельзя допустить, чтобы Рокко проснулся. Он опять дернул жену за волосы, намотал на кулак одну ее густую прядь. — Ты хочешь, чтобы чванливая индуска Гектора узнала все про твои дела? Хочешь? А ты не подумала о том, что она сразу побежит к своей подружке и расскажет ей все? О чем ты вообще думала?
Ему хотелось орать, визжать, хотелось заехать ей кулаком в лицо. Держа ее за волосы, он приблизил ее лицо к своему. В глазах Сэнди читался ужас. Она была в оцепенении, дрожала, как обезумевшая от страха зверушка, и, глядя в ее глаза, он понял, что не оправдал ее надежд. Она никогда не сможет забыть его жестокость, никогда не забудет ту пощечину. Он мог бы ударить ее сейчас, мог бы, как некогда его отец бил мать. Мог бы ударить, чтобы посмотреть, как далеко он способен зайти, как далеко она позволит ему зайти, как далеко он сам готов позволить себе зайти.
