Деон прикусил язык, сдержав готовую сорваться дерзость. Он остыл не сразу — у него еще долго ходили желваки, хоть он и молчал. Он прошел мимо Беннетта и из стопки стерильной одежды в стенном шкафу выбрал все, что нужно.
В дверь несмело просунулась чья-то голова. За толстыми линзами очков моргали глазки, однако хищный нос как бы предостерегал, что доверять этой нарочитой застенчивости нельзя.
— Хелло, мальчики, — произнес профессор Снаймен.
Он открыл дверь и вошел в раздевалку. На нем был вечерний костюм, как всегда с иголочки, черный галстук бабочкой завязан безупречно и точно посредине.
— Добрый вечер, сэр, — хором отвечали Беннетт и Деон.
Профессор Снаймен небрежно провел рукой по одежде, будто извиняясь за свой вечерний костюм: условности, знаете ли.
— Вечные официальные обеды, — сказал он с коротеньким смешком. — По счастью, сегодняшний не слишком затянулся, вот я и надумал заскочить в В-1 взглянуть на один сложный случай. — Он помолчал, а потом спросил этаким безразличным тоном, который все равно никого не обманул: — Ну, а вас что привело сюда на ночь глядя, Тим?
Деон отвернулся и, скрывая улыбку, стал натягивать через голову спецовку. Все знали, что старик считал операционную своим единоличным владением и ревностно относился ко всякому, кто нарушал его неприкосновенность, даже если это был его собственный персонал. Тем не менее он всегда делал вид, будто ему надо испросить разрешение на то, чтобы присутствовать в операционной, и он крайне признателен дежурному хирургу за оказанное доверие.
— Пулевое ранение, сэр, — доложил Беннетт. — Кажется, задета печень. Не исключено повреждение позвоночника. — После тщательно рассчитанной паузы он быстро добавил, словно эта счастливая мысль только что пришла ему в голову: — Вы не могли бы посмотреть, сэр?
Снаймен еще какое-то время поломался, а Беннетт с улыбкой уже распахнул перед ним дверь. Старик вышел — звук его решительных шагов приглушали зеленые матерчатые тапочки, надетые прямо на вечерние туфли. Беннетт, все еще придерживая дверь, повернул голову к Деону, поднял брови и изобразил на лице покорное смирение.
— Буду признателен, если вы выкроите время помочь нам сегодня, доктор ван дер Риет, — сказал он достаточно громко, чтобы слышал профессор, уже вышедший в коридор.
Деон почувствовал, что от гнева у него запылало лицо. Но как и минуту назад, он усилием воли заставил себя сдержаться: нет, он на это не клюнет. Он нагнулся, заправил брюки в белые операционные бахилы. Подожди, педераст ты этакий, пообещал он Беннетту, это «подожди» он отнес и к себе. Придет и твой день.
Снаймен — стройный, весь в черном (черт, а ведь черное в больнице и вправду неприлично, мелькнуло в голове Деона) — шел, подпрыгивая как на пружинах; Беннетт, почтительно склонив к нему голову, шагал рядом; еще мгновение — и они скрылись в предоперационной.
Деон поспешил за ними, задержавшись лишь за тем, чтобы взять шапочку, маску и надеть их, заученными движениями он на ходу завязал тесемки.
Больной лежал на каталке, подготовленный к операции, уже под наркозом. Деон окинул его взглядом и тут же отчетливо представил себе всю историю, точно увидел перед собой его личную карточку.
Дэниел Якоб Альберт Лабушань, возраст: восемнадцать лет. Занятие: ученик механика по двигателям. Жалобы: пулевое ранение в верхней части брюшной полости; самопричиненное; несчастный случай (?).
В карточке ничего не было сказано о безумных глазах отца, когда он рассказывал, запинаясь, как все случилось, снова и снова, повторяя всем, кто готов был слушать. У него осталась старая армейская «ли-метфорд», понимаете, винтовка такая, и он держал ее, понимаете, в шкафу, в гардеробе — она валялась там с незапамятных времен; нет, разрешения на нее у него не было, но он и не дотрагивался до нее — просто она лежала в гардеробе с коробкой патронов, ну, раз в году он вынимал ее, чтоб почистить и смазать. Когда Дэнни был еще совсем несмышленышем, ох, ему лет пять тогда было, мальчика застали с этой штукой — ребенок нашел ее и решил с ней поиграть; он, конечно, задал ему трепку, да, выпорол его как следует, чтоб другой раз неповадно было, и не зря, потому как никогда больше Дэнни не притрагивался к этой винтовке, никогда, а тут вечером они с женой сидели слушали радио — они живут в Бельвиле, понимаете, и из дому редко когда выбираются… так вот, они сидели в шезлонгах и слушали по радио пьесу, они думали, Дэнни у себя в комнате, а потом услышали выстрел.
Он беспомощно переводил взгляд с Билла дю Туа на Деона и на палатную сестру, но старательно отводил глаза от неподвижного тела с лицом без кровинки на каталке рядом.
— Он выживет, доктор? — все спрашивал он. — Выживет?
Билл дю Туа коротко кивнул.
— Сделаем все, что можем.
Мужчина повернул к нему лицо и тоже кивнул, но сам не верил, его совсем не успокоили эти слова.
Это же старая армейская винтовка калибра.303, снова и снова повторял он, и Дэнни к ней не притрагивался с тех самых пор, когда однажды, совсем несмышленышем… Дэнни рос хорошим мальчиком, послушным и так старался в школе, хотя не все у него шло гладко — не каждому бог дал способности. Он никогда не доставлял им никаких неприятностей, не курил, не гулял с девушками и все такое, знаете. Произошел несчастный случай, правда? Ничего другого и быть не может. Просто несчастный случай, правда?
Дэниел Якоб Альберт Лабушань, восемнадцать лет. Кому придет в голову в его годы кончать жизнь самоубийством, выпалив себе в живот? Только Дэниел Якоб Альберт мог на это ответить.
Ну, а если они хотят получить ответ, следовало поторапливаться. Деон посмотрел на анестезиолога.
Солли Моррис (маска скрывает лицо, но не черты человека. Ярко выраженный семитский тип. Приземистый, сильное тело боксера-тяжеловеса, черные волосы на руках) спокойно работал у своих приборов в изголовье каталки, занятый только ими, словно никого другого, кроме него, и не было в комнате. Он мурлыкал себе под нос, чуть слышно «Колыбельную» Брамса, такая уж у него была привычка — напевать за работой. Началось все с шутки, а потом вошло в обычай, и теперь никто уже не обращал на это внимания. Билл стоял у каталки и явно нервничал — это было видно по рукам, находившимся в постоянном движении. Отвечая на какой-то вопрос, он бросил через плечо взгляд на Беннетта. Говорил он очень быстро, проглатывая слова, — Деон уловил лишь часть того, что он сказал. Что-то насчет кровяного давления, которое снова упало ниже шестидесяти.
Один вид Билла, когда он входил в операционную, мог нагнать страху на кого угодно. Но все его волнение как рукой снимало в ту минуту, когда он подходил к столу. Деон знал, что это умелый хладнокровный хирург, и восхищался его мастерством.
Старина Снаймен вертелся вокруг да около, показывая всем своим видом, что он здесь не более чей гость, и вроде бы не замечал, как все расступаются перед ним. Но от его глаз не ускользала ни одна мелочь.
— Как вы находите, сэр? — спросил Беннетт.
Профессор жестом дал понять, что считает вопрос неуместным.
— Для меня ваше мнение имеет большое значение, — настаивал Беннетт.
Снаймен отбросил наигранное безразличие, как скинул бы испачканный после операции халат. Он сделал шаг вперед и наклонился над больным. Солли Моррис прикрепил к носу больного кусочком пластыря трубку для внутритрахеальной вентиляции, продолжая при этом мурлыкать.
Профессор Снаймен выпрямился, упершись рукой в поясницу, словно это движение стоило ему усилий. Потом ткнул двумя пальцами в свой круглый живот, скрытый хорошо сшитым черным костюмом.
— Так вы говорите, входное отверстие здесь, между десятым и одиннадцатым ребром?
— Да, сэр.
Снаймен провел линию слева направо по своему вечернему костюму.
— А выходное здесь, да? — Он похлопал себя справа. — И не исключено поражение селезенки, желудка, поперечноободочной и тонкой кишки и один бог знает чего еще?
Беннетт кивнул, ухитрившись, однако, и кивку придать почтительность.
— Не думаю, чтобы она прошла по прямой, сэр. Юноша жаловался на потерю чувствительности в ноге. Я склонен предположить, он пытался целить себе в сердце, однако пуля задела позвоночник и отклонилась вверх и правее.
Профессор Снаймен, упершись правым локтем в левую руку, задумчиво покусывал кожу между большим и указательным пальцами.
— Гм-м.
Но это была минутная задумчивость, руки тотчас возвратились в обычное рабочее положение.
— Все это вы ведь только предполагаете. Надо лезть внутрь и убеждаться.
Хлопнули створки двери, и в комнату вошла, почти вбежала коридорная сестра. Она так и замерла на месте, когда увидела Снаймена, да еще воззрившегося на нее. Он только кивнул в ответ на ее смущенное приветствие.
