Солдат тут же храбреет, помогает Хворю установить гранатомет… И плюс двое поддатых, пробравшиеся наверх, быстро-быстро устанавливают и перенацеливают гранатометы вниз по склону, но не в самую глубину ущелья… а в близкие, в ближайшие кусты, где чичей, как муравьев. Одно дуло чуть вправо, другое чуть влево… Это ли не везение?.. Чуть вправо – чуть влево… И еще дуло. И гранаты, лента к ленте. У АГС-17 замечательное ленточное питание.
АГСы заработали, вся правая сторона, весь склон – в огне. А большего не нужно. Автоматический станковый гранатомет (с прицельной дальностью 1700 метров) раскидывает гранаты очень густо. В шахматном порядке. И каждая граната при разрыве на десять метров вокруг себя сносит все… куст за кустом… каждую травинку… Огонь все сметал, корежил… Единственное, что огонь после себя оставлял и усиливал, – это крики раненых. Дикие крики… Молящие… Огонь внезапен – и сзади! Казалось, чичей бьет кто-то из своих… непрерывное уничтожение гранатометами с тыла… Последние три минуты Хворь, охрабревший солдат и еще двое подключившихся наших изничтожали уже только деревья.
Колонна прорвалась. Когда возбужденные удачей офицеры, как водится, вспоминали еще не остывший бой… Стоя рядом и перебивая друг друга… Хворь среди них: “Главное, кто первый запустит сенокосилку…” – и я услышал его смех, счастливый и, как всегда, чуть излишне легкий, хвастливый. Его слова офицеры тут же истолковывают, мол, важно найти то время и то место, откуда уничтожающий огонь побежит по всему пространству боя. И все время они повторяли – правый склон, правое взгорье!
Я сам видел, как чичи оттуда уходили. Вперед по взгорью. Назад по взгорью… Все равно, лишь бы уйти… Но не бросив оружие… Все правое взгорье обуглилось. Кой-где еще горела трава… Кусты торчали прутиками. А прутики дымились.
Именно туда – в очищенное гранатометами пространство правого склона – стала сдвигаться, смещаться вся живая сила нашей, казалось, полумертвой колонны. Очень быстро смещались, даже как-то проворно… Как? Какой командой?.. А никакой… Говорили про замысел и даже про выстрел ракетницы, мол, Хворь подал знак, но не было выстрела! Не бы-ло. Я уже вполне пришел в себя, чтобы видеть. Я тоже со своим пистолетиком… Тоже воевал… Вносил лепту… И я бы заметил сигнал. Не было… Кто-то из офицеров предположил, что это какой-то неведомый закон боя. Живая сила сама собой сдвигается, смещается, переходит и переползает, почуяв, где именно открылась спасительная пустота. Звериным своим нюхом… Звериным?.. Но тогда чего захваливать Хворя?!
Зажатые было на дне ущелья, наши перебрались теперь на правый, выжженный склон. И палили изо всех сил. И уже не было избиения, не было засады. Просто бой. Наш правый склон – против чеченского левого. Плюс наши танки… Они, конечно, никуда не сместились, оставаясь на дне ущелья. Но теперь и танки, без опаски подставив себя правому склону, развернули дула и били по левому. Сметая там куст за кустом… Сенокосилка!
Колонну выручил, слов нет. Но ведь все как-то на пальцах – как-то у него просто, даже примитивно. Чистый случай!.. Ни заготовленного маневра. Ни запомнившейся сигнальной ракеты. Ни вообще командирской мысли.
Давай, солдат, давай… И это все?.. И ничего больше?.. Это верно, колонна уцелела. Это верно, к вечеру, разогнав чичей, расчистив путь и подобрав раненых, колонна двинулась – и ушла. Пыля уже по ровной дороге.
Но чего-то яркого этому бою явно не хватало. И ведь я не из тех, кто ждет гениального… Мне не нужно блесток… Да, да, Хворь преуспел. На пару с тем солдатом… Спору нет… Но почему он сам полез наверх? Разве нельзя было предвидеть и загодя нацелить на такое дело двух-трех-четырех спецназовцев?.. Хорошо, пусть не было спецназа, но пара-тройка матерых солдат была?.. Вот пусть бы и послал их, профессионально отважных, пробраться с гранатометами на самое взгорье. Загодя бы послал, а не тогда, когда колонну уже долбали.
Я не придираюсь. Я о друге!.. Конечно, я ценил его и, по-дружески льстя, даже сравнивал его с Суворовым. Такой же тонкокостный… Мелковатый… И тоже улыбчивый, тоже не без хвастливости. Но ведь то Суворов! Великое прошлое!.. История!.. Осталась даже его переписка с Екатериной.
Когда убьют Хворя, от него ничего не останется. Какое-то время посожалеют… Особенно медсестры… Имел отменный нюх на опасность! Военная косточка! Бессребреник… Что еще?.. Цитировал офицерам Шекспира?! Две фразы, не больше. (Но мы и тех не знали.) А затем все осыплется. Мелкой такой листвой. Дождичком… Уйдет в землю… Все уйдет. Все забудут. Нет и не было никакого Хворостинина. Майоришка. Останется дурацкая фраза “запустить сенокосилку”. Сама по себе останется. Уже и неизвестно, чья… А что еще? А чем, собственно, восторгаться?.. Он только и умел спасти колонну в ущелье. Только и всего.
Я тогда вернулся на склады с воодушевлением. Но только-только складские ворота открылись, на пропускной пост звонок.
– Майор!.. Это Хворостинин звонит… Давай познакомимся.
– Попробуем, – засмеялся я.
С облегчением засмеялся. Как дурной сон, вспомнив, что весь бой сверкал для чичей своими звездами на погонах.
Когда бой стал бой… Когда бой стал понятным, даже симметричным, правое и левое взгорья (наше и не наше) уже стали палить друг в друга по максимуму. Стреляло все. Даже я, складарь, подоспевший к нашей полупобеде, палил по противостоящим кустам из своего пистолетика… С жаром! Со сладким чувством уже непроигранного (по крайней мере непроигранного) боя!.. С новой обоймой в руках, перезаряжая, я вдруг глянул на дно ущелья. Неглубокое, оно дымилось. Боевые машины бешено гвоздили чичей. Либо сами чадили, уже подбитые… Я еще пострелял. Кончались патроны… И, помню, я еще раз глянул вниз, в самое ущелье. И вот что увидел.
Несмотря на шквальный огонь с обеих сторон, ни один осколок не царапнул, ни одна пуля не попала толком ни в бензовоз, ни в грузовики с бочками… Стоявшие, кстати сказать, на самом виду. Бензин на дне грохочущего ущелья. В адском огне тихо цвели цветочки. Потому что левое взгорье считало бензин своим, а правое – своим. А меж тем бензин, пока еще не доставленный, был мой.
Затем, собственно, и ходят колонны… Затем, что по точкам, по местам постоянного пребывания воинских частей они развозят необходимое (харч, иногда воду) и необходимейшее (горючее и боеприпасы).
Второй бой, в котором я поучаствовал, памятен ущельем. Глубокое и омерзительно сырое… На самом подходе к Ведено. Но прежде всего в памяти причудливые скачки Хворя. Его перебежка, перепрыжка… Из высокой травы… Под пулями… Когда он в шесть или в семь блошиных прыжков перебрался в БМДэшку и крикнул засидевшемуся там водиле – жми! (Боевая Машина Десанта. Солдаты кличут танкеткой. Она относительно легка. Изящна! Ее можно десантировать на парашютах.) Но и мелкой БМДэшке вперед ходу не было. Чичи очень хитро подорвали фугасом головной танк, и он торчал в ущелье, как пробка. Не пройти… Как затычка. И весь дымился.
Ущелье уже было в огне. А Хворь выводил БМДэшку из колонны. Карабкаясь прямо на скос ущелья… С жутким креном… БМДэшка в наклоне, вот-вот кувырком. Я не знаю нутра БМДэшки. Не знаю, на чье там место Хворь прыгнул и так сразу вписался. (Пять человек десанта, вероятно, уже раньше рассыпались по траве.) Колонна, как и в тот раз, была обречена… И все это знали. БМДэшку видели все. Хворь, покрикивая на водителя… своими командами (и его руками) вел боевую машину, как вел бы ее, скажем, пьяный. Покачиваясь… Дергаясь… И задом, задом!.. Смотреть страшно! Чудо началось цирковым номером.
Но еще страшнее было видеть, как следом этот же маневр с почти пятидесятиградусным креном стал повторять тяжелый танк, поползший сразу за БМДэшкой… Пятясь и пятясь, танкетка Хворя задом выползала из ущелья. Прямо по веткам поваленного чичами дуба. По его захрустевшей вершинке. Там, где ствол дуба не так могуч. И за БМДэшкой, за Хворем полз тяжелый танк. Один-единственный. Но ведь и тут везенье! Еще какое! Ну опрокинься танк… или замри, заглохни… зависни под мертвым углом!.. Ну что победоносный Хворь делал бы в одиночку на своей нелепой БМДэшке?!
Танк, копируя маневр, прошел за танкеткой след в след. Водила, несомненно, верил в Хворя. (В него слепо верили.) Танк повторял каждое микродвижение БМДэшки. И, в точности повторив, раком, ракоходом, выполз из ущелья… Не ввязываясь в стрельбу. Чичи даже не слишком взъярились на этих ракообразных. На этих пятящихся… свалятся!.. сами опрокинутся!
Но и тогда, когда обе боевые машины, не опрокинувшись, выползли из ущелья, чичи не слишком на них оглядывались. Чичи вели бой. Основная добыча оставалась в ущелье… Ну, спаслись, ну, дали деру две единицы. Ушли. Ну, пусть!
Однако, едва вырвавшись из ущелья, БМДэшка, а за нею танк и не подумали уходить – развернулись и быстро-быстро поползли на правое взгорье. Местами лысенькое… И более пологое. (Это как берег реки.) Обе боевые машины оказались над чичами. Выше их… Правда, ступенчатость ущелья не давала по-настоящему чичей обстрелять. Ни ближе к ним подползти.
