— Как знаешь.
— Купите мне энергетика, одну баночку!
— О‘кей!
Элла, Мартин и Геля вышли из клуба. Максим уселся на освободившийся табурет, разогнав рукой облачко сладковатого дыма.
Башка какое-то время рассеянно вертел в руках палочки. Сыграл небольшое соло, закончив его громким ударом по тарелкам. Спросил:
— Макс, ты читал “Жестяной барабан”?
— Гюнтера Грасса? Читал.
Башка закрыл глаза и принялся играть нечто, напоминающее тиканье часов. При этом он продолжал вести разговор с Максимом.
— Я купил как-то раз. Меня название заинтересовало, с профессиональной точки зрения. Помнишь, про что там?
— Ну, конечно. Мальчик не захотел расти и долбанулся башкой об пол. И остался карликом на всю жизнь.
— Во-во. Я сначала читал вообще без интереса. А как добрался до этого места — так и профигел. Это ж про Вову Камушкина!
Бум-бум-бум — это гулко и мрачно, будто шаги какого-то злого тролля, зазвучала бас-бочка.
— Вова Камушкин родился очень давно, еще во времена застоя, — Башка скрестил руки на груди, сунув палочки под мышки, его нога по-прежнему отбивала ритм бас-бочой. Голос барабанщика стал зловещим, каркающим. — И конкретно в нашем городе. Смышленый был мальчишка. С самого детства не мог понять, почему взрослые все время врут. Я не говорю сейчас про советскую идеологию. Хрен с ней, с идеологией. Взрослые врут в любой стране и при любой власти. Я даже примеров приводить не буду. — Он резко прекратил отбивать ритм бас-бочкой и сказал в наступившей тишине: — Ты сам это сделаешь. Тебе врали родители?
— Миллион раз.
— Ну?
— Ну, как-то раз первого января папа сказал: “Обещаю в этом году капли в рот не брать”. И в тот же вечер напился в свинью и даже кое-что разбил.
— Стандартная ситуация. А посерьезнее?
— Посерьезнее… Вся папашина жизнь применительно ко мне была враньем. Он был либо пьяный и добрый, либо трезвый и злой. Когда трезвый — принимался меня воспитывать, очень жестко, придирался ко всему. Мог со мной несколько дней не разговаривать только потому, что я, допустим, забыл с утра с ним поздороваться, хотя он меня учил: по утрам нужно обязательно здороваться! — Максим чуть не зарычал, вспомнив об этом. — Постоянно орал: “Ты плюешь на мои слова!” И я ни разу не сказал: “Да, плюю, потому что мне они неинтересны”. Я плакал. Потому что считал, что я такое дерьмо, что даже не могу ничего запомнить. Я просил: “Папочка, прости меня…”, а он делал вид, что не замечает моих слез, и орал: “Разговор окончен!” Или, например, мы с ним идем на прогулку, а я забыл носовой платок. Так он потом целый день орет, что мне этот платок надо на шею привязать, как верблюду, — это он так говорил. Просто упивался моей беспомощностью. Приучал меня к своим дурацким правилам. Ну там, спать после обеда. Мне вот это было физиологически противно, а он почему-то считал, что я все делаю ему назло. И постоянно ставил себя в пример: дескать, он весь такой замечательный, а я идиотина, непонятно в кого. И ведь я верил ему. Только потом, совсем потом понял: педагогический дар у папаши просыпался, только когда он был злой, оттого что выпить хотелось. Представляешь, были времена, когда я его видел пьяным не чаще чем раз в неделю. Зато когда он напивался и валялся пьяный, я мог подойти к нему и пинища ввалить. Он утром все равно ничего не помнил. Вот так я и рос.
— А ты злопамятный, — одобрительно усмехнулся Башка.
— Да. Я как собака — зла не забываю никогда. И не прощаю никого, даже отца.
— Отца — понятно, а мать? Она тоже тебе врала?
— Да. Она постоянно говорила, что разведется с отцом. Так и не развелась. Она была слишком слаба для этого. И папаша мой — тоже слабак. Лет десять назад спился совсем. И мама в это дело втянулась… Я ненавижу этих людей, Башка.
— Во как, — прокомментировал барабанщик. — Вова Камушкин своих предков тоже не особенно любил. И как-то раз решил их обломать по полной программе.
Башка застучал дробь, убыстряясь с каждой секундой, — как барабанщики в исторических фильмах, когда мимо них на эшафот ведут осужденного на казнь.
— Он просто взял и выпрыгнул в окно! Парню было двенадцать! — прокричал он поверх своей дроби и так долбанул по тарелкам, что у Максима зазвенело в ушах.
— Было и осталось, — продолжил Башка. — Он не умер. Даже не сильно покалечился — так, пара переломов. Просто он перестал расти. Был подростком и остался навсегда. И понял, что это ему дар свыше. Про его дальнейшую судьбу разное рассказывают. Одни говорят, его семья куда-то переехала еще до развала Союза, — при слове “переехала” Башка стал имитировать на барабанах лошадиный галоп. — Другие — что они до сих пор обитают где-то здесь, только не известно, где. Говорят, что Вова нигде с тех пор не учился и не работал — закрылся в комнате и на улицу выходил только поздним вечером и гулял до утра. Самая интересная версия — что Вова Камушкин стал грозой педофилов. Вот представь, шел он как-то вечером по парку, ему уже было лет двадцать, но выглядел он на свои двенадцать. Подваливает какой-то толстый дядя: мальчик, ты чего один гуляешь, давай на машине подвезу. Вова, очень спокойно: ну давайте. Дядя отвез его домой, только к себе. Наобещал ему компьютерных игр, фильмов, еще чего-то. Запер дверь и начал обрабатывать: да я, я большой начальник, если ты сейчас мне не отдашься, и тебе будет плохо, и твоим родителям… Только он не знал, что имеет дело не с сопляком каким-нибудь, а с хищником. Вова сделал вид, что испугался, и полез дяде сосать. Дядя сел на диван, расстегнул штаны, зажмурился, а Вова достал шило и — раз! — воткнул ему в яйца. (В этом месте Башка от всей души врезал по барабанам.) А пока дядя на полу корячился, Вова поджег его квартиру и спокойно удалился. В общем, он и раньше взрослых не особенно любил — а после того случая просто возненавидел.
Длинное соло на ударных.
— Дядя сгорел заживо — посчитали за несчастный случай. И с тех пор Вова каждую ночь стал выходить на охоту. Ну, не каждую, а в теплое время года.
— И сколько маньяков он угробил?
— Тут вопрос не в том, скольких он угробил, а в том, скольких запугал. Угробил-то он, может, всего двух-трех уродов, а все остальное сделала народная молва. Факт есть факт, можешь проверить официальную статистику: за последние лет пятнадцать в нашем городе не было ни одного случая, чтобы какой-нибудь маньяк на детей нападал. По области — были, у нас — ни разу за пятнадцать лет. Во как.
— И к чему была эта история?
— А ты сам подумай: живет такой человек, очень злой и очень умный, который дико ненавидит взрослых. Рано или поздно он начнет собирать вокруг себя единомышленников и свою идеологию распространять: взрослая жизнь — это зло, умереть нужно маленьким.
— И что, все, кто погиб, были с ним знакомы?
— Не обязательно. Вова мог просто придумать свое учение, которое затем стало распространяться без его участия. Возьми Карла Маркса — он же тоже только книгу написал.
— Ага, понятно, — Максим потер виски. — Слишком много информации. И хватит уже долбить, а то башка трещит.
Башка повертел в руках палочки и отбросил их за спину.
— Ты всю эту легенду выдумал только что или когда читал “Жестяной барабан”?
— Легенды не выдумывают, — ответил барабанщик. — Они носятся в воздухе, как призраки.
— Ты правда думаешь, что Вова Камушкин тут замешан?
— Да ничего я не думаю. Да и нет никакого Вовы. Это легенда, Макс, ты же все правильно сказал.
— Но ведь он на самом деле существует?
— Может быть. А может, давно умер. Если честно, я и сам во все это не особенно верю, — признался Башка. — У тебя все записалось?
— Ах, да, — Максим выключил диктофон и спрятал КПК.
— Знаешь что, господин журналист. Если тебя интересует это дело с самоубийствами, то я мало чем могу помочь. Знаю ровно то же, что и ты.
— Плюс сказку о Вове Камушкине.
— Но это сказка, и ничего больше. Он якобы родился где-то здесь, но никто не знает, где именно. Так что забудь.
— Ладно.
Пауза затянулась. Барабанщик пил пиво. Максим сидел на стуле и вертел в руках собственную бейсболку.
— Слушай, Башка, а сколько времени прошло? Что-то наших долго нет. Можно начинать волноваться?
— А я уже. Неужели они правда в магазин потащились? Тут совсем рядом круглосуточный мини-маркет есть.
Стало как-то скучно. Башка какое-то время бродил по комнате, пиная валявшиеся кое-где смятые пачки из-под сигарет. Равнодушно спросил:
— С Элкой недавно встречаешься?
— Недавно, — сказал Максим. Врать не было смысла.
Барабанщик кивнул, будто другого и не ожидал услышать:
— И как она тебе? Только честно.
— У меня были и лучше. Но она миленькая.
— Ага, — согласился Башка. — Главное — не трындит без умолку, как остальные бабы.
— Точно.
Оба засмеялись.
— Да не, Элка — наш человек, — сказал Башка. — Уже знаешь этот прикол про тарелки?
