— В честь великого анархиста Карподкина! Вообще-то его звали Кропоткин, но сволочь-секретарь ошибся при переписке.
— При переписке откуда?
— Из газеты. Но это неважно, — отмахнулся дед и сделал внуку знак приблизиться, словно собирался поведать что-то очень существенное. — Важно другое. Ты на правильном пути, мой мальчик. Ты отомстишь им за меня. Ведь отомстишь?
Карподкин кивнул. Он прекрасно знал, каким именно “им” следует мстить за поверженного деда. Грубо говоря, это были все, кто не являлся завсегдатаем анархистского бара. Вот только с кого начать? Собственно, это и собирался сообщить ему дед на смертном одре. Карподкин преклонил ухо.
— Матарот… — пробормотал дед. — Есть такое место на границе с Полосой. Там они мучили и уродовали меня и других. Слушай… я помню, что они постоянно враждовали с полосятами. Нужно сделать так…
Он еще минуту-другую брызгал слюной в карподкинское ухо, пока, наконец, не откинулся на подушку. На устах его блуждала почти счастливая улыбка. Больше внук не услышал от деда ни слова. Приятели в баре сказали, что это верный признак умирания, и посоветовали прекратить кормежку, чтобы не тратиться попусту. Дед перестал дышать еще через неделю. Вернувшись как-то утром из бара, Карподкин нашел его на полу рядом с холодильником. У старого борца за свободу не хватило сил открыть дверцу. Еще бы: не зря ведь внук накануне прикрутил ручку проволокой.
Следуя указаниям дедовского завещания, Карподкин дождался ночи, завернул мертвеца в старое одеяло, погрузил на тележку и повез на главную столичную площадь перед мэрией. Путь был неблизкий. На праздные вопросы встречных гуляющих и полицейских о характере груза Карподкин отвечал, что везет труп дедушки, и те смеялись удачной шутке. Прибыв на площадь, Карподкин сбросил тело в фонтан. К его удивлению, труп не погрузился, а приплыл на середину, откуда в ночное небо била сильная, подсвеченная прожекторами струя. Все вместе это выглядело так, будто мертвец плюет в мурло проклятому мерзкому миру, сделавшему из него то, чем он был при жизни.
Этот последний общий плевок деда и внука получился как нельзя более удачным и вызвал известный резонанс. Карподкина даже задержали на несколько суток, но он заявил, что речь идет об антивоенном перформансе, то есть о чистом искусстве, плюнул следователю в лицо, и в итоге был выпущен на свободу в результате протестов прогрессивной общественности. Нечего и говорить, что в баре “Бэк Юньон” его приняли, как героя. Понежившись некоторое время в лучах славы и без труда мобилизовав помощника, Карподкин отправился в Матарот. Настала пора исполнить обещание, данное умирающему деду.
Он снова отхлебнул виски и, зажмурив левый глаз, посмотрел на Ами Бергера. Этого гада он пристрелит лично. Завалит его прямо в коляске, прицелится и — пах!.. пах!.. точно в рыло!.. в рыло! Ведь выстрел, если рассудить, это тот же самый плевок, только не слюной, а пулей.
— Прицеливаешься? — поинтересовался проницательный Ами. — Не советую, Карподкин. Стреляю-то я получше тебя. Ты же в армии не был, не знаешь, каким концом магазин вставлять.
Тут он не ошибся, что верно, то верно: от армии анархистов освобождали по психнепригодности. Даже в контору за бумажкой не вызывали, чтобы сэкономить на полученных плевках.
— Ничего, ничего… — многообещающе отозвался Карподкин. — Научимся. Правда, Лео?
Лео с готовностью хихикнул.
— Похоже, кто-то подъехал, — сказал Давид, прислушиваясь. — Военные? Чего это они? Вроде, и не падало пока…
— Нет, — возразил Ами. — Это не джипы, не тот звук. Легковуха.
Тревожно звякнула стеклярусная занавеска. Вошли двое одинаковых мужчин, в спортивных куртках, широкоплечие, со срезанными под прямым углом стрижеными затылками. Один сразу сел у входа, другой прошел к стойке, глянул по сторонам, пристукнул костяшками пальцев.
— Эй, бармен!
— Ни черта себе! — удивился Давид. — Первый незнакомый клиент за год… что за честь такая, интересно… Здесь я, здесь!
Он прошел за стойку. Мужчина смерил его взглядом ничего не выражающих глаз.
— Двойной скотч.
— А ему? — Давид показал на второго.
— А ему не надо, он за рулем… — мужчина говорил по-английски с тяжелым русским акцентом. — Не много у тебя посетителей.
— Не расчесывай рану, — усмехнулся Давид, ставя перед ним стакан.
Мужчина одним махом заглотил виски, одобрительно покрутил головой.
— Повтори, хозяин… — он бросил на стойку банкноту. — Сдачи не надо.
— Спасибо. Приходи каждый день.
Мужчина отрицательно помотал головой.
— Не. Каждый день не могу. Я всего-то на сутки приехал. Друга ищу. Ты тут, наверное, всех знаешь. Русский он. Серебряков. Профессор Серебряков.
— Альександер? — переспросил Давид. — Конечно, знаю. Хороший мужик. Повезло тебе с другом.
Мужчина кивнул и достал еще одну банкноту.
— Объясни, как доехать.
Давид помолчал. Он знал Леночку достаточно близко, чтобы предположить, что о визите подобных крутоплечих друзей Серебряковы предпочли бы быть извещенными заранее. Да и какой друг станет платить столько денег, чтобы узнать дорогу? Друг просто наберет номер на телефоне.
Развилка 6: направо
— Что-то ты долго думаешь… — сощурился мужчина. — Неужели так далеко?
— Отчего же, не далеко… — Давид помедлил, соображая как быть. — Знаешь, я лучше тебе нарисую. У нас теперь улицы не освещают, без плана не найти. Погоди, схожу за листком.
Давид Хен улыбнулся, довольный собой. Сейчас он зайдет внутрь и позвонит Серебряковым. Минутное дело. Мужчина смотрел подозрительно, но не возражал.
— Да чего там рисовать? — вдруг крикнул со своего места простодушный Ами. — Это ж просто. По улице направо, последний дом. Да вы по свету смотрите. Тут освещенных домов — раз два и обчелся.
Мужчина не обернулся, но явно расслышал все. Он еще раз смерил хозяина недобрым взглядом, допил виски и вышел, не прощаясь. Машина отъехала. Теперь звонить было поздно: дорога от бара до дома займет у них меньше минуты. Давид вернулся за столик.
— Кто тебя за язык тянул? — сказал он, снова берясь за стакан. — По-твоему, эти гориллы похожи на профессорских друзей? И если они такие друзья, то почему узнают дорогу в баре, а не звонят другу домой?
— Русские… — пояснил Карподкин. — Их всегда хрен поймешь.
Ами Бергер неловко заерзал в кресле.
— Действительно, зачем это я выскочил… дурак, одно слово дурак.
— Наконец-то! — поддержал его диагноз Карподкин. — Я это тебе уже который месяц объясняю, а ты все не веришь.
Лео хихикнул, прикрывая рот рукой. Но Ами и не думал реагировать на болтовню анархистов. Его снедало беспокойство. Снаружи взвыла сирена, как всегда, исключительно некстати. Давид и анархисты вскочили.
— Знаешь что? — решительно сказал Ами, выруливая из-за стола. — Мне все равно туда нужно. Сколько раз собирался заехать, да все откладывал.
Давид пожал плечами.
— Кончай, Ами. Во-первых, давай в укрытие. Во-вторых, не лезь в чужие проблемы. У тебя своих мало? Одно дело — предупредить соседа и совсем другое…
— Хватит, — перебил его Ами. — Я еду туда. Если не перезвоню в течение десяти минут, вызывай полицию.
— Сама приедет, — проворчал Давид, скрываясь за бетонной перегородкой. — Судя по звуку, это в Матарот.
Грохнуло, когда Ами выезжал на тротуар. “Мина, — подумал он. — И действительно в Матарот. Где-то на окраине”.
Руки привычными движениями накручивали колеса. У дома Серебряковых стояла машина — обычная белая “мазда”, каких в округе тысячи, и это могло говорить о стремлении ее хозяев не слишком выделяться на дороге. Хотя, какие они хозяева? Он ведь ясно сказал: “Я всего на сутки приехал”. Ага… на сутки, а машина не арендованная. Угнали, небось. Плохо это выглядит, ох плохо.
Ами заглянул в распахнутую калитку. Дороги назад все равно нет: нужно позвонить от профессора, иначе через пять минут Хен вызовет полицию. Вот будет позорище, если окажется, что тревога ложная! Причем смеяться станут не над Давидом, который заразил его своими подозрениями, а именно над ним, Ами. А может, и черт с ними, пусть смеются? Зачем лезть на рожон? У тебя и оружия-то никакого… да даже и с оружием — много ли навоюешь на инвалидном кресле?
“Вот именно, что на инвалидном кресле, — оборвал он свои сомнения. — Для безногой кочерыжки ты слишком много печешься о собственной жизни. Нашел ценность…”
Ами въехал во двор и быстро двинулся к дому. Все должно было выясниться немедленно, прямо сейчас. Потому что, если это действительно плохие парни, то просто так доехать до двери ему не дадут. Они наверняка оставили кого-то снаружи. Плохие или нет?.. Плохие или нет? Он уже въезжал на площадку перед входом, когда удар сзади по голове дал ясный и очень внушительный ответ на этот вопрос.
