...И вот тогда
Рождает боль душа однажды ночью.
Бьет сердце, бьет во все колокола,
Ломается улыбка, гнутся плечи,
То тишиной, то грязью боль залечена,
Забыта в разных мелочных делах...
Ты до сих пор еще не поняла?
Мальчишкам требуются женщины,
Еще не души, но тела.
Поэт невесело закончил:
- Но кто-то вздумал злобно пошутить
И спрятал красоту на карнавале.
Совсем не там, где вы ее искали,
Под маской дай вам Бог ее найти!
Не понимая тонкостей русского языка, Юрате снова довольно неуместно улыбнулась.
- Значит, тот темноглазый мальчик, - медленно произнес Глеб. - Ну что ж, это ее личное дело... Вот только что она сама ищет в данном случае? Я бы с удовольствием взял Полину к себе, но Олеся вряд ли позволит. И потом, мои молодые девчонки способны только баловать и закармливать сладостями, когда требуется совсем другое. Знаешь, Валерий, Полина становится очень похожа на свою бабушку, и мне страшно. Олеся пока совершенно ничего не замечает, она вообще не слишком внимательна к ребенку. А проявится болезнь немного позже, через несколько лет, когда у девочки начнется переходный возраст. Может случиться беда... Я со страхом жду этого.
Валерий удивился.
- Мне кажется, ты рановато делаешь выводы. Полина еще мала, и все может измениться.
- Может, но не изменится, - невесело сказал Витковский. - Поля пойдет Асиным путем...
Малахов вспомнил всегда рассеянный и размытый взгляд Полины.
- Да, пожалуй... И эта ее страсть к рисованию... Хотя все равно предсказывать рано.
Глеб вздохнул. Он редко вспоминал Асю, но подраставшая Полина все настойчивее и настойчивее напоминала ему о первой жене.
Витковский когда-то нашел ее возле дохлого фонтана в ГУМе. Когда Глеб подошел к фонтану, Ася уже стояла там. И ждала она, конечно, юного поэта, что было совершенно очевидно. Ведь недаром на весь ГУМ просили "встречаться у фонтана". Она глядела на хиленькие струйки и о чем-то думала. Глеб молча застыл рядом. Так они долго стояли и смотрели: Ася - на фонтан, а Глеб - на нее. Потом она спросила, не поворачивая головы:
- Не надоело?
- И никогда не надоест! - ответил юный поэт.
Это была почти романтическая история. Он начал посвящать Асе стихи. Она казалась ему существом, нечаянно спустившимся ненадолго из иных миров, куда торопится поскорее вернуться. Он хотел задержать ее возле себя хоть на мгновение. И никогда не смог бы этого сделать, если бы не показался Асе беспомощным и беззащитным, каким часто обманчиво кажется мужчина в очках. Толстые стекла и напряженно прищуренные глаза придавали Глебу вид слабого, тонкокожего, болезненно ранимого. Вдобавок он оказался поэтом, и, узнав о его занятии, Ася твердо уверилась в безошибочности и правильности своей оценки.
Глеб привык очаровывать на ходу. Он знал, что не очень любит Асю, но тонко оценил ее и видел произведенное им впечатление - слишком сильное, сильнее, чем у других. Он хотел подольше видеть восхищение в светлых глазах, подольше удержать возле себя чужую любовь.
Ася была мягкой, тихой, незаметной, точно такой, какой потом оказалась ее единственная внучка. Жена с головой погрузилась в семейные дела и сделала это без всякого сожаления. В семье Витковских главной стала невидная, никем не замечаемая домашняя Ася, главной всегда и во всем, даже в поэзии Глеба. Взбешенный, измотанный, возвращаясь вечерами домой и бросаясь к ней изливать гнев, боль и обиду за неудачи, он чувствовал, как его злоба и взвинченность тонут, растворяются без следа в кротости Аси, в ее неумении и нежелании тоже взорваться в ответ, завестись, упрекнуть... Разве не в чем его было упрекнуть? И кто же в действительности тогда растворялся: Ася в нем или он в Асе?
В то время он завоевывал мир, а Ася терпеливо поджидала его долгими вечерами на кухне. Не ложилась без него спать, когда бы он ни вернулся. Потому что поздно вечером, иногда за полночь, Глебу необходимо было сесть напротив Аси и неторопливо рассказать ей о своих делах, удачах и провалах, все заново вспомнить и пережить вместе с ней, и услышать, что она скажет. Ее мнение всегда оставалось для Глеба единственной точной оценкой человеческих отношений и его собственного поведения среди вечных раздоров, непонимания и смуты. Это была его лакмусовая бумажка. Он сам себе ее нашел - одну и на всю жизнь.
Ася сидела напротив, а он говорил, глядя в ее глаза, и никак не мог остановиться, потому что лишь одна Ася на всем белом свете умела его слушать и, наверное, - пусть это странно звучало - никто никогда не был ему настолько нужен, как она. Потом появилась Олеся. И тогда Ася заболела.
Что случилось, Глеб так до конца и не понял. То ли сработали дурные гены, то ли роды сломали ее, но у Аси началась депрессия с тяжелыми срывами, порой приводящими к попыткам отравления. Довольно долго - только к попыткам. Он лечил ее у лучших психиатров, консультировал в Канаде, жена несколько раз лежала в отличных клиниках, и как-то вдруг получилось, что Глеб уверился в ее полном выздоровлении. Да и врачи так считали. Но они жестоко ошиблись. Всех обмануло внезапно ровное настроение Аси. Она была опять дома, Олеся - при ней, а Глеб, забыв о возможной беде, вновь занимался поэзией и собой, собой и поэзией.
Начался как бы второй, безоблачный период в его жизни. Второй и последний. Все лучшие поэтические строки, созданные Глебом в те по-настоящему счастливые годы жизни рядом с Асей, были ею навеяны и ей прочитаны. Позже Витковского стали печатать и читать, но в то время даже одна публикация стоила Глебу больших усилий. Редакции долго, с маниакальным упорством его отвергали. А он писал и писал. Тогда он как раз начал свой впоследствии знаменитый поэтический цикл "Женщины".
И эти сильные мужчины
Были как мальчики слабы,
Писали пьесы и картины,
В задумчивости терли лбы.
И посвящали, посвящали,
Колена скорбно преклонив,
Свои великие печали
Обычной женщине они.
Ее творя, о ней лишь споря,
Они вставали, все поправ...
... Входили женщины в историю,
Об этом так и не узнав.
Потом его неожиданно полюбили во всех издательствах. Его стали даже цитировать, но Ася о настоящей славе Глеба так никогда и не узнала, совсем как в его пророческом стихотворении.
А жизнь шла себе и шла вперед, и поневоле нужно было существовать дальше, даже потеряв где-то на перепутье самое главное... К памяти жены Глеб обращался и позже. Но только в поэзии и очень редко.
Над дорогою низко, страшно тучи нависли,
Промокшие до черноты.
Жизнь имеет один только смысл,
Только один - это ты.
Лишь один - попрощаться с тобой без тревоги,
Завернуться, как в плащ, в серый дождь
И уйти по единственной грязной дороге,
По которой ты где-то идешь...
И не встретить тебя, не найти, заблудиться,
Не потрогать ладонью ладонь...
Не вернуться назад, на дороге разбиться...
Только бы за тобой, за тобой...
Асе было посвящено и любимое стихотворение Олеси.
Как трудно быть женой поэта,
Обыкновенною женой.
Почти до самого рассвета
Внимать стихам, борясь со сном.
Быть критиком, судом быть первым,
Поэму в пять утра ценить
И строчки чувствовать, как нервы,
Как строчки, в общем-то, свои.
Переживать все неудачи
В сто раз острее, чем он сам.
Ослепнет он - остаться зрячей,
Заставив верить в чудеса.
Родным и самым близким светом
С ним рядом быть, одно в одно...
Как трудно быть женой поэта,
Обыкновенною женой...
В то время Глеб начал откровенно заглядываться на молоденьких девочек. Его возвращения домой стали более поздними, вечерние рассказы - менее откровенными. И Ася, все быстро заметив и поняв, не сделала ни малейшей попытки что-либо изменить. Она объяснила себе происходящее просто и достоверно: Глеб устал, ему надоел привычный ритм жизни, который со временем может надоесть кому угодно. Через месяц-два ее поэт, солнечный и поверхностный, устанет и от своего нового существования, и все вернется на круги своя. Но почему-то никак не возвращалось.
Увлечения Глеба менялись с неудержимой быстротой, но не ослабевали. Встретив юную и прекрасную Арину, тотчас прилипшую к преуспевающему поэту, Глеб почти возненавидел тихую, безответную Асю. Он проклинал ее, хотел, чтобы она исчезла, ушла, умерла... Это страшное, кощунственное его проклятие... Не его ли угадала чуткая Ася, ощутила - и поторопилась исполнить?
Неистовое пожелание Глеба было одномоментно. Оно быстро угасло в нагромождении дел, горечь растаяла почти без осадка в бескорыстной любви юной Арины, и Глеб снова потянулся к Асе, как тянется ребенок к материнской груди, чтобы почувствовать себя сытым, довольным, спокойным... Но тут юная Арина проявила непреклонную волю к победе: она хотела выйти за поэта замуж.
- Девочка моя, - пытался ее образумить Глеб, - ну зачем тебе замуж? Это довольно обременительное и скучное занятие. Семейная жизнь состоит не из одних любовных удовольствий и развлечений, поверь! Радостей в ней как раз маловато. Ты молода и просто пока еще многого не знаешь.
