Сергей Гавань - Смарагдовый трон (роман)

Гирем двинул кулаком по косяку.

- Ах ты, карга! Говори правду!

Ему показалось, что в выпученных глазах старухи промелькнула насмешка.

Внезапно сильная рука крепко сжала его плечо и развернула к рассерженному лицу Рензама.

- Сын, хватит, - сказал он. - Перестань изображать из себя невесть кого.

- Это она рассказала мне про дом Сиверта!

- Шейла? - Рензам посмотрел поверх его плеча на замершую с мешком в руках горничную. Видимо, Шейла отрицательно покачала головой, раз отец перевёл неожиданно сочувствующий взгляд обратно на него.

- Даже если бы и Шейла сказала тебе об этом, то её слова только помогли нам найти ведьму. Я знаю, что ты чувствуешь после казни, но не нужно копаться в себе после каждого трудного решения. Иногда нужно просто двигаться дальше.

Но Гирем не останавливался.

- Но как тогда я мог узнать о том, что в доме Сиверта могут быть трупы? Что ты думаешь - мне ветерок на ухо нашептал?

- Остис сказал мне, что трупов в доме нет, - отмахнулся Рензам.

- А Сиверт сказал, что есть!

- Довольно! - рявкнул Рензам и ещё крепче сжал его плечо. - Я верю в то, что Сиверт невиновен. Поверь - у меня есть на то причины.

- Какие причины? - тяжело дыша спросил Гирем.

Рензам отвёл взгляд.

- Может быть, ты узнаешь о них позже.

Гирем хотел хмыкнуть, но что-то в надтреснутом голосе отца заставило его смолчать.

- Ладно, отец, - тихо сказал он и мягко убрал руку Рензама со своего плеча. - Пусть будет так.

И не сказав больше ни слова, пошёл прочь.

Вечер отъезда вышел довольно мрачным. Стояла пасмурная погода, накрапывал мелкий дождик, низко нависли стального цвета тучи. Сиверт, ожидавший спутников подле готовой пятёрки лошадей, мрачно посмотрел из-под капюшона на хрониста, который с улыбкой подставлял лицо под водяную пыль.

- Ты чего лыбишься?

- Люблю дождь, - весело ответил Джаффар. - У нас в Бъялви он редок.

- Оно и видно, - сказал Гирем, подойдя к любимому Гарапасу с мешком за плечом. - Спрячь свои свитки, а то промокнут.

Джаффар спохватился и с тихой руганью принялся запихивать внутрь мешка торчавшие оттуда листы пергамента.

- Кстати, куда делись кристаллы сциллитума, которые я давал тебе для Слова Поиска? Я тогда совсем про них забыл.

- А они рассыпались в пыль после твоего ухода, - с кислым выражением лица пробубнел хронист. - Абсолютно все.

- Ну-ну, - мрачно усмехнулся Гирем, щурясь от попадавших в лицо тёплых капель дождя. - Мне почему-то кажется, что ты разбогател не только на двадцать золотых и мешок провизии. Мне самому тебя обыскать или ты добровольно вернёшь украденное?

Джаффар что-то проворчал и достал из кармана россыпь прозрачных камней. Гирем сгрёб их с ладони с мстительным чувством удовлетворения, и спрятал в одно из отделений своего мешка.

Настроение у него чуточку приподнялось после короткого разговора с Аланом. Дядя как всегда был умнее отца. Вместо того чтобы сочувствующе глядеть на него и отмахиваться от фактов, он вежливо принял его рассказ и пообещал приглядывать за старой горничной. На прощание, он хлопнул его здоровой рукой по плечу и пообещал писать, если вдруг случиться что-нибудь подозрительное.

К ним подошёл Рензам, закутанный в чёрный плащ с глубоким капюшоном.

- Все готовы? Выдвигаемся.

Всадники выехали из замка и проехали по деревенской дороге. Редкие грязные и мокрые крестьяне выходили с грядок на улицу и непонимающе глядели им вслед.

- Весть о короле ещё не дошла досюда, - донесся из-под капюшона голос Рензама. - Тем лучше.

Гирем в последний раз оглянулся назад. Очертания замка едва угадывались за пеленой дождя и тумана. Вернётся ли он сюда? Гирем повернулся навстречу вязкой разбитой дороге.

Он обязательно вернётся.

Отличительной особенностью 1107-го и

последующих нескольких лет,

помимо приснопамятных событий в Льдине,

явилась небывалая человеческая активность

в прибрежных водах Изры.

Пиратские вожди, купеческие и охраняющие

их наёмные флотилии

особенно чувствительно отреагировали на события, произошедшие на суше. Несомненно,

данный список будет выглядеть неполным без имени адмирала королевского флота

Сардариона, прославившего себя в ходе всем известных событий.

"Королевский цикл", том 19,

1112 год от создания Триединой Церкви.

Чёрный, похожий на лежащую на боку свечу, корабль стремительно разрезал форштевнем воды залива Ваэльвос. Тёмные паруса раздувал тёплый и влажный южный ветер, который также нёс грозовые тучи.

День назад позади остался мыс Западного Клыка, а ещё раньше капитан Лурвагаль ловко провёл судно между берегами Виноградного Изгиба и чёрной завесой, обозначавшей границу океана Тысячи Штормов. Триксель не знал никого, кто бы отважился войти в его воды. Была ли тамошняя суровая погода результатом неведомого Преломления, либо постоянного столкновения тёплых и холодных течений и воздушных масс - так или иначе ураганы и шторма не позволяли кораблям плыть на юг и юго-запад.

Правда, была у этого массивного погодного явления и положительная сторона. Не будь его, думал Триксель, Моисей давно бы захватил Изру с помощью флота, если таковой, конечно, у него имеется.

Но сейчас воды грозного океана были далеко позади и напоминали о себе лишь несущимися над заливом Ваэльвос грозовыми тучами - слабыми отзвуками настоящих Гроз.

Триксель стоял на юте и смотрел на северо-восток, в сторону Канстеля. Города отсюда не видно, до него плыть ещё по меньшей мере несколько дней. За две недели плавания вдоль берегов Виноградного Изгиба и Западного Клыка им лишь дважды встретились другие корабли. Сейчас же из-за горизонта то и дело выглядывали паруса разных цветов.

Чёрное чудовище, как Триксель назвал "Коготь Асага", плыло невероятно быстро. Путь от архипелага Навустроза до Шуруппака мореходы тана Двина (с ним Триксель даже не попрощался) преодолели за четыре недели. С момента выхода из диастрийского порта прошло всего три, хотя путь до Канстеля был куда длиннее. Триксель не сомневался, что судну помогает какая-то разновидность Преломления, потому что обычные корабли так быстро не ходят. Лурвагаль на вопрос об этом лишь неопределённо пожал плечами.

- Может быть.

И всё на этом.

- Мы не можем использовать то, что вы называете Преломлением. Это таинство, колдовство, магия - не знаю, как ещё назвать ваши способности - исключительно ваше кровное свойство. У нас тоже есть кое-какие приёмы, но они отличаются от ваших, - объяснила ему Каланея, когда он задал ей тот же вопрос. Этот ответ Триксель счёл почти таким же бесполезным, как ответ капитана.

Трижды в день Триксель и Каланея находили в своих каютах пищу. Вся команда - сородичи Лурвагаля - вела себя тихо, стараясь не контактировать с пассажирами. Диастрийка была единственным собеседником горбуна, но, пожалуй, таким, который стоил десятка других.

Истории. Она делилась ими так легко, что порой в Трикселе брала верх подозрительность - а не вешает ли девушка ему лапшу на уши? Драгоценная информация, из которой далеко не всё попадало на страницы редчайших книг, посвящённых диастрийцам. Легенды, сказки, просто мелкие, малозначимые истории и случаи - Триксель проводил дни напролёт в каюте Каланеи, отвлекаясь лишь на то, чтобы отлить или помыться (благо, пресной воды было в достатке).

Взамен он делился собственными историями. Особым успехом пользовались его рассказы о человеческом быте.

- Скоро Канстель, - весело сказал горбун, сгорбившись на табурете подле постели девушки.

- Да, скоро, - согласилась та, полулёжа на кровати, и по-простому заложив руки за голову. - Наверное, соскучился по всему этому? По чистым кроватям, одежде, изысканной еде. На Навустрозе хорошо кормили?

- На Навустрозе мы ели только рыбу, запивая её мрашкой, - Триксель передёрнулся, вспомнив вкус мрашки. - Её настаивают на водорослях. Жуткое пойло, ты меня прости. Хотя рыбу они действительно умеют готовить, на любой лад. Жаль, пиво на архипелаг завозят не часто, а если и завозят, то только тёмное. Северяне считают, что светлое миргордское пьют только изнеженные аристократы.

Каланея повернула к нему своё красивое лицо, на котором виделось удивлённое выражение, показавшееся Тркиселю очень милым.

- У нас нет подобных предрассудков, - сказал она. - Никто не будет говорить о тебе презрительно за то, что ты предпочитаешь носить одно, а не другое, или есть не то, что ест кто-то другой.