И меня буквально пронзила мысль:
Да он просто не понимает, какая колоссальная — больше чем ТЫСЯЧЕкратная — астрономическая! — разница в уровнях (и соответственно — в дозах) — между Ладыжичами, рекреационной прогулкой с дозиметром по полному жизни месту; — и Рыжим мертвым Лесом с десятками рентген в час…
Это открытие меня просто потрясло:
Наши штабные шефы
не понимают такой простой вещи!
Нет, даже не то — они не чувствуют! —
ОНИ НЕ ЧУВСТВУЮТ
РАДИАЦИОННОЙ ОБСТАНОВКИ
— так, как чувствуем ее мы — те, кто каждый день разъезжает по зоне, делает замеры… Для кого уровень радиации — это не только точечка с цифиркой на карте: это сеть твоих же поездок и замеров на местности, которую ты своими глазами увидел, своим зондом прощупал, конкретно прочувствовал своей взъерошенной шкурой… И только потом, в нарушение режима секретности, увидел на карте в разведотделе…
И вот мы трое, командиры взводов одной-единственной роты, которая занималась радиационной разведкой АЭС и 30-километровой зоны, да вдобавок еще по особым указаниям меряла периферию, удаленные села, мы да еще несколько наших самых толковых командиров экипажей — есть ВСЕ носители этого уникального знания-чувства…
Редчайшая популяция… Племя аборигенов.
А они, «чернобыльские кабинетные работники» — такие же, как мы были за три года до аварии, на учениях в 1983-м: там нам на учебной карте написать что «1,5 Р/ч.», что «1,5 мР/ч.» — все было едино! — «радиационное заражение»… Как-то не задумывались, что между так мало отличающимися в написании величинами — 1000 раз — тысяча раз! — разницы… Величину естественного радиационного фона мы тогда просто не знали — офицеры радиационно-химической разведки! — и саму радиацию понимали тогда только как «Есть — Нет» — в такой вот детски-дочернобыльской бело-черной шкале…
И они теперь, офицеры чернобыльского штаба — похожие… Не такие, конечно, «стерильные» — но…
Это нас, эскимосов, чернобыль научил тоньше разбираться, рельефнее…
Рельефнее — в самом прямом, «выпуклом» смысле.
Чернобыльские Гималаи: Радиационный рельеф
Когда в первый раз поехал на разведку — ничего не запоминал: едем по маршруту, дозиметрист меряет, я записываю в столбик — 12 миллирентген в час… 25… 44… 1200 миллирентген в час… 150… 29 миллирентген в час… Каша из цифр, новые места…
А потом память натренировалась, местность знакомая уже, и неожиданно оказалось, что после разведки я могу маршрут довольно точно пересказать — где-сколько.
Привязанные к местности цифры уровней — копились-копились в мозгу…
…и неожиданно сложились в цельную, панорамную
картину радиационной обстановки:
РАДИАЦИОННЫЙ РЕЛЬЕФ.
По которому мы, знания наши полируя, каждый день дальше разъезжали…
Это была гора. Радиационная ГОРА.
1. Ее вершина, пик — бывший 4-й энергоблок Чернобыльской АЭС, его зияющий пролом: уровни радиации (а значит, количество, концентрация радиоактивных материалов, их активность) — максимальны.
2. От этого пика уходят два отрога:
— один отрог — на запад (в самом своем начале, у АЭС, он идет на юго-запад) — высокий, длинный и узг кий (максимальные уровни вне АЭС — ДЕСЯТКИ РЕНТГЕН в час) — это след первого взрыва;
— второй — на север, на Беларусь — пониже (РЕНТГЕНЫ в час), широкий и размытый (сектор градусов в 90) — следы мощных выбросов из открытого взрывом и раскаленного реактора в первые десять дней после взрыва.
3. С увеличением расстояния от АЭС уровни уменьшались, причем (это очень важно!) — в разных направлениях с ОЧЕНЬ разной скоростью (это очевидное следствие сказанного в предыдущем пункте): гора круто, «обрывом» снижалась на юг и особенно на восток (это даже удивляло поначалу: совсем рядом с АЭС- а уровни совсем небольшие, десятки миллирентген в час).
ЭТО ОЧЕНЬ ВАЖНО, ибо:
Понимание чернобыля, чернобыльской радиации и ее воздействия на человека, на людей — невозможно без осознания простого и фундаментального факта:
Уровни радиации (и соответственно дозы) в пределах 30-километровой зоны вокруг взорвавшегося 4-го реактора Чернобыльской АЭС в 1986 году различались между собой в миллионы (тысячи тысяч!) раз:
от нескольких десятых миллирентген/час на южной границе зоны — до СОТЕН РЕНТГЕН в час в некоторых местах на АЭС.
Указанное различие такое же колоссальное, как между всем понятными километром и миллиметром: километр больше миллиметра ровно в 1 000 000 раз[46].
Вот что такое МИЛЛИОН РАЗ.
Миллион — это очень — очень — ОЧЕНЬ МНОГО.
А теперь представьте себе человека, который ориентируется в пространстве, передвигается в нем, строит какие-то выводы о нем, путая между собой, считая совершенно одинаковыми миллиметр и КИЛОМЕТР, толщину своего ногтя и расстояние, которое он проходит обычным шагом минут за пятнадцать. Куда он таким макаром прирулит? Как он так (дез)ориентироваться будет? Чего будут стоить его выводы о событиях в этом пространстве? При таком (НЕ)понимании места их происхождения…
Ответ на все три вопроса — одно-единственное слово:
КАТАСТРОФА.
При таком катастрофическом НЕпонимании катастрофа надежно гарантирована. Абсолютно в любом роде деятельности, которая «основана» на таком миллионнократном НЕпонимании. Например, при оценке и ликвидации последствий радиационных ава… Но я, кажется, отвлекся.
4. Чем выше уровень — тем резче, обрывистей он уменьшается с расстоянием.
Отсюда приятное и важное следствие:
чем выше уровень, тем меньше его площадь.
Уровни самые высокие, опасные даже для кратковременного пребывания, были тогда, летом 1986-го, только на АЭС и рядом с ней, на нескольких квадратных километрах.
Обратная сторона этой приятной медали:
чем ниже уровень, тем более полого он снижается — тем он на большей площади.
Например, невысокий по меркам тогдашней разведки уровень в 1 миллирентген в час охватывал тогда, наверное, тысячи квадратных километров[47].
Сказанное настолько важно, что я даже его переформулирую:
Чернобыльское радиационное загрязнение — это
РАДИАЦИОННЫЙ ПИК —
ОЧЕНЬ ВЫСОКИЙ, ТОНКИЙ,
С ПОЧТИ ВЕРТИКАЛЬНЫМИ «СТЕНАМИ» —
НАД
ОЧЕНЬ ОБШИРНЫМ, ОЧЕНЬ НИЗКИМ И
ОЧЕНЬ ПОЛОГИМ ОСНОВАНИЕМ.
И еще раз повторю: «смертельно радиационно-опасный чернобыль» — летом 1986 года, почти сразу после взрыва! — это были считаные квадратные километры у АЭС (от силы — десяток-другой км2).
Таковы следствия этого крутейшего, резчайшего обрывистого спадания высоких уровней радиации.
5. Дезактивация коренным образом меняла радиационный рельеф:
— Когда в самых загрязненных местах верхний слой земли снимали (и увозили в железных контейнерах на могильники), уровень стремительно падал: в теле радиационной горы образовывался провал почти до нулевого уровня[48]. Поэтому на АЭС рядом со взорванным реактором, было много мест чище, чем на территориях более удаленных (например, в Рыжем Лесу), которые, казалось бы, должны быть менее радиационно-опасными.
— Почти все дороги были отмыты до уровня существенно более низкого, чем местность рядом с ними — обочины, кюветы, лесополосы, местность вокруг. Причем автомобили-поливалки мыли дороги постоянно, чтоб удалять с дорожного полотна новые радиоактивные вещества, наносимые с пылью из соседних участков недезактивированной местности и с грязью с колес проезжающей по ним техники[49].
Работы по снижению высоких уровней, то есть дезактивация, уменьшение количества радиоактивных веществ, были:
— с одной стороны, совершенно необходимы, чтоб «гора», оседая, не расползалась, не наползала (высокими уровнями) на соседние, более чистые участки и районы, и чтоб люди в эпицентре аварии могли работать безопасней и дольше, заниматься ликвидацией других опасных последствий взрыва реактора;
— я с другой стороны, возможны: площадь высоких уровней была все же такой, что с ее дезактивацией можно было — хоть и с колоссальным напряжением сил и средств — справиться.
6. На местности были еще случайные «радиационные возвышенности» — отдельные невысокие горки или маленькие пики.
