Из дома По на другой стороне улицы вернулись девочки. Шеба преобразила их с помощью деликатного, но искусного макияжа. Девушки были в сарафанах и сандалиях. Шеба даже придумала, как замаскировать досадный недостаток Старлы — косоглазие: снабдила ее элегантными солнечными очками. Старла превратилась в хорошенькую, счастливую девушку и подошла поблагодарить меня за то, что я познакомил ее с Шебой.
— Теперь вы с Бетти готовы для вечеринки, — сказал я. — Молодец, Шеба. Сыграй что-нибудь праздничное, Тревор!
Тревор заиграл «Rock Around the Clock»,[42] и праздник в честь моей особы начался.
Я пригласил на вечеринку всех людей из окружавшего меня замкнутого мирка, которые сыграли важную роль в моей длительной борьбе за самого себя. Я всегда чувствовал себя бесконечно одиноким, как человек, затерянный в непроходимых и враждебных джунглях. Пустота вокруг меня разрасталась, и я не находил спасения. Теперь я был намерен покончить с этим мрачным периодом и, как ребенок, радовался всякий раз, когда звенел дверной звонок и я шел встречать нового гостя: монсеньора Макса, Клео с мужем или Юджина Хаверфорда, который принес мне сегодняшнюю газету. Пришел судья Уильям Александер с женой Зан. Они очень обрадовали меня тем, что привели моего психиатра Жаклин Криддл. Появился Харрингтон Кэнон, за ним Генри Берлин с женой и двумя старшими детьми. Я познакомил их с Чэдом и Фрейзер Ратлидж и с Молли Хьюджер, которые пришли следом.
— Так вот где обитает мой любимый уголовник! — воскликнул Генри Берлин.
— Тише, Генри, — одернула его миссис Берлин, но тот весело подмигнул мне.
— Я пытался найти кавалера для Фрейзер, но безуспешно, — объявил Чэд.
— Очень рада снова видеть тебя, Лео, — улыбнулась Молли, пожимая мне руку.
— Послушай, Фрейзер! — сказал я. — Тут есть парень, с которым я хочу тебя познакомить. Идем.
Я взял ее за руку, провел мимо гостей в сад и подошел к столику, за которым болтали Айк, Бетти, Старла и Найлз.
— Найлз! Это Фрейзер Ратлидж. Мне кажется, вы понравитесь друг другу. Фрейзер, это Найлз Уайтхед.
— Лео, похоже, у тебя талант сводить людей, — заметила Старла. — Ты прирожденная сваха.
— Не знаю, никогда раньше этим не занимался.
— А кого ты подыскал для меня? — спросила она.
Я оглядел собравшихся и не нашел подходящего кандидата. Мой взгляд упал на Тревора По.
— Тревор! Не сыграешь ли ты любовную песню для моей подруги Старлы?
— Божественная идея! — откликнулся Тревор.
Он провел Старлу в дом, и из окна гостиной полились чарующие звуки, окрашенные лунным светом с примесью лета.
Я подошел к столику, за которым в одиночестве сидел Харрингтон Кэнон, и спросил:
— Как вам угодно, мистер Кэнон, — принести новый бокал или наполнить этот?
— Присядь на минутку, Лео. Мне нужно тебе кое-что сказать. Это очень важно, хотя что-то, может, покажется тебе обидным.
— Как это похоже на Харрингтона Кэнона, которого знаю и люблю. — Я подвинул стул поближе к нему.
— У твоих родителей нет в доме ни одной интересной вещи. Никогда не встречал такой полной безвкусицы.
— У них простые вкусы. Кроме того, они учителя, а не банкиры. Они не могут покупать вещи в вашем магазине. Вы признавались, что и сами не можете себе позволить этого.
— Здесь есть цветные, — заметил он, глядя на реку Эшли.
— Да, я пригласил их. Это мои друзья.
— Мне кажется, невежливо приглашать на одну вечеринку и белых, и цветных. У меня нет ни малейшего представления, о чем с ними разговаривать.
— Вы все равно ни с кем не разговариваете, неважно, белый он или цветной. Сидите тут один и смотрите в пустоту.
— Я любуюсь рекой. Бог — лучший из художников.
— Вы немножко асоциальный тип.
— И это осужденный преступник называет меня асоциальным типом! Впервые встречаю такую неприкрытую наглость!
Я прошел в другой конец сада и поздоровался со своими любимыми подписчиками — они стояли возле решетки с барбекю. В тот момент, когда я хотел подойти к столику судьи Александера, меня окликнула мать. Она стояла поодаль и обнималась с Септимой Кларк и ее дочерью. Септима не один десяток лет боролась за гражданские права в Чарлстоне. Пригласить ее на какое-либо мероприятие был смелый поступок, а уж на светскую вечеринку — просто неслыханный. Я преисполнился гордости, увидев, как Септима и мать обнимаются. Я подумал: если может вызывать сомнения место, которое мои родители занимают в обществе, то их мужество сомнению не подлежит. Монсеньор Макс встал и пригласил Септиму за свой столик отужинать вместе с ним.
Однако радостное настроение распределялось далеко не равномерно. Найлз и Фрейзер, Айк и Бетти, а также Старла Уайтхед освоились в обществе судьи Александера и громко смеялись над историями, которыми он угощал их перед ужином. Чэд Ратлидж же, завидев, что я направляюсь к столику судьи Александера, покинул Молли. Он крепко взял меня за руку и отвел в сторону, к озеру, где нас скрыл от всех черный дуб.
— Ты что вытворяешь, Кинг? — спросил Чэд.
— О чем ты, Чэд?
— О неграх. Ты пригласил ниггеров на вечеринку! Ты чокнутый, что ли? И твои родители тоже.
— Почему бы тебе, Чэд, старина, не спросить у моих родителей, чокнутые они или нет? Мне было бы интересно посмотреть на их реакцию.
— Ты же в Чарлстоне, сынок, — сообщил Чэд.
— Благодарю за свежую новость.
— У нас так не принято. Натуры у нас слишком утонченные.
— Прости, Чэд, я, конечно, всего лишь второй раз вижу тебя. Но как-то слово «утонченный» не приходит на ум, когда я думаю о тебе.
— А какое слово приходит тебе на ум, неудачник? — фыркнул Чэд. — Это торжество с участием ниггеров посвящается, если не ошибаюсь, окончанию твоего срока? Мы с Молли, бедные зайчики, чуть-чуть нюхнули коки, а у тебя нашли столько, что весь город можно довести до кайфа.
— Мне не повезло, Чэд. В любом случае, эта история касается только меня.
— Так какое же слово приходит тебе на ум, когда ты думаешь обо мне?
— Моя мать не разрешает мне пользоваться речевыми штампами. Она говорит, что штампы претят ей как преподавателю английского языка.
— Ничего, я выдержу.
— Почему-то первое, что мне приходит на ум при мысли о тебе, Чэд, это «жопа с ручками». Второе — «вонючая жопа с ручками». И наконец, третье — «вонючая, гребаная жопа с ручками». Вот, в принципе, и все, если вкратце. Или ты хочешь подробнее?
— Еще один вопрос. Почему ты свел мою сестру с этой дрянью из приюта?
— Ты издевался над Фрейзер в яхт-клубе из-за того, что у нее нет парня. Ты издевался над ее внешностью. Лично я считаю ее симпатичной и очень славной девушкой. Когда я узнал Найлза, мне показалось, что ему тоже не хватает друзей. Вот я их и познакомил. По-моему, получилось удачно, они с удовольствием общаются друг с другом.
— Чтоб мне провалиться, но это первый и последний раз, когда ты видишь их вместе. Мои родители сойдут с ума, когда узнают, что у нас завелся дружок из сиротского приюта.
— Могу себе представить. Но мне кажется, Найлз и Фрейзер что-нибудь придумают.
— Ты понятия не имеешь, каков образ мыслей и действий у чарлстонской аристократии.
— Я повидал много разных людей. Все они действуют довольно предсказуемо.
— Короче, я ухожу с твоей вечеринки. И забираю с собой Молли и Фрейзер.
— Мне было чертовски приятно познакомиться с тобой, Чэд, — сказал я, ничуть не скрывая насмешки. — И не вздумай играть в футбол, старина. Мой тебе совет.
— Это угроза? Ты думаешь, я боюсь тебя?
— А следовало бы. Я собираюсь начистить твою утонченную аристократическую чарлстонскую задницу, Чэд.
— Вместе со своими ниггерами?
— Ну да, с ребятами.
— Пусть только этот цветной приблизится к моей сестре!
— Ты о ком?
— О приютском. Он ведь из Южной Каролины, с гор. Значит, он цветной. Метис, дерьмо, еще хуже, чем ниггер.
— До свидания, милый Чэд. Ну ты и перец. Я даже начал ненавидеть белых.
Чэд резко развернулся и пошел прочь. Я бродил по саду, предлагая гостям добавки мяса или жареной рыбы и пытаясь успокоиться. Чэд производил впечатление человека злобного и трусливого одновременно, крайне опасная комбинация. Я подсел к судье Александеру, дослушал конец длинной истории, посмеялся и поаплодировал, как требовала благовоспитанность от радушного хозяина. Но периферическим зрением продолжал следить за жарким спором, который в кустах материнских камелий вели лихорадочным шепотом Чэд и Фрейзер Ратлидж. Их объединяла та непримиримая вражда, что часто разгорается между близкими людьми, которых должна бы объединять взаимная любовь. В одном я был уверен: Фрейзер не намерена соглашаться с аргументами брата. На расстоянии двадцати футов Найлз и Старла наблюдали за спором и, я уверен, прекрасно понимали, в чем корень разногласий. Сколько же времени, думал я, эти сироты страдают от презрения, с которым относятся к ним жители всех городов, где они побывали и всегда оказывались нежеланными гостями. Фрейзер вырвалась из руки брата, крепко сжимавшей ее плечо. Тот хотел помешать ей вернуться к Найлзу, и тут на моих глазах лучшая отбивающая женской баскетбольной команды школы «Саут Каролина» локтем врезала брату между ребер так, что тот отлетел в пышные кусты камелий.
