Растения в недрах земли наливались соком. Зои весны пробудил к жизни цветы. Деревья подернулись тонким покровом зелени. Под давлением советников Верность был лишен титула наследника, и Великолепие был объявлен Старшим Сыном. Я выпустила из Ледяного дворца всех пленниц, дабы там, в свою очередь, оказались низведенные до самого дна Императрица и Дивная Супруга.
Я была совершенно права, опасаясь сердечных слабостей мужа. Мои люди перехватили стихотворение, написанное ему Дивной Супругой. Вместо туши она использовала собственную кровь, а бумагой послужил обрывок платья.
— Я слышала, что вы посетили в темнице двух простолюдинок, — стала я допрашивать Маленького Фазана. — А там, растроганный слезами да лживыми клятвами, обещали помилование. Неужто вы позабыли об их темных заговорах, смущавших покой Дворца? Угодно ли вам, чтобы я вернула императорскую печать и вновь стала их пленницей? Ваша жалость опасна. Вы ставите под угрозу всю Империю!
Маленький Фазан никогда не видел меня в ярости и застыл от изумления, как ребенок, впервые познавший гнев матери.
Я всегда презирала сцены ревности. Но, чуть повысив тон, изображая оскорбленную женщину и жестокую мачеху-наставницу, я заметила, что подобная тактика, вынесенная женщинами из тьмы времен, намного действеннее самых разумных речей. Остолбенев от моих криков и вида мечущих молнии глаз, Маленький Фазан попытался оправдать свою слабость тем, что попал под воздействие колдовских чар обеих женщин. Я сделала вид, что этому верю:
— Обе простолюдинки знакомы с колдовством. Стоит ли удивляться, что, сидя в темнице, они наводят на вас порчу? Я вижу только один способ избавить вас от злых духов. По Закону Внутренних покоев всем преступницам, кто, вместо того чтобы раскаяться, делает попытки околдовать государя, положено сто ударов бамбуковой палкой.
И я, тотчас составив указ казнить преступниц, подтвердила его печатью Хозяйки Дворца. Смущенный и молчаливый Маленький Фазан не вмешивался в мои действия — мужества возразить ему не хватило. Желая убедиться, что все произойдет, как должно, я послала наблюдать за казнью Изумруд и Рубин. Вскоре они донесли мне, что Вань, низложенная правительница, трижды распростерлась ниц головой к Срединному двору, желая долгой жизни Императору и счастья Императрице, а затем ее превратили в кровавое месиво. Зато ошельмованная Дивная Супруга дала клятву, что в следующем рождении мы воплотимся: она — в кошку, я — в крысу, что она будет пить мою кровь и разорвет меня на тысячу кусков. После этого ее голос мгновенно заглох. Палки из лакированного черного дерева содрали с Цзяо кожу и переломали кости. Плоть и кровь смешались с экскрементами, и бывшая Дивная Супруга издала последний вздох на двадцатом ударе.
Я велела бросить останки обоих тел в загон леопардов. А потом запретила родичам обеих преступниц носить имена Вань и Цзяо. Отныне их следовало называть Питон и Вопящая Кошка.
Сон мой в Запретном дворце не отличался спокойствием. Соперницы являлись мне в грезах всклокоченными и восседающими на окровавленных повозках. Меня преследовала мысль о мести их сторонников. Однако я решила повременить с мерами против них. Надеясь доказать, что мыслю достаточно широкими категориями, я предложила повысить в должности Хань Юаня и Лай Чжи, несмотря на то, что они осмелились писать государю. При этом я хвалила их чувство ответственности и отвагу правдиво высказать свое мнение. Пристыженные и перепуганные советники отказались от предлагаемых государем титулов и покинули Двор.
Чу Суй Лянь и дядя низвергнутой Императрицы Лю Ши получили приказ отправиться к пределам мира. Четыре года я ждала, собирая улики. На четвертый год под девизом «Сияющего Благоденствия» обвинение было предъявлено By Чжи. Прочитав список преступлений длиной в три свитка, императорские чиновники доказали, что именно глава Государственного Совета был виновником гибели моей дочери: использовав услуги Лю Ши, он передал тогдашней повелительнице пузырек аконита.
Потрясенный этим откровением, Маленький Фазан заплакал. Потом Императора охватил гнев, и он сослал дядю в глушь, подал ее от Столицы. В пути бывший глава Государственного Совета получил приказ покончить жизнь самоубийством и повесился в какой-то харчевне. Смерть By Чжи, возглавлявшего правительство при двух царствованиях, вдобавок брата усопшей императрицы и дяди нынешнего повелителя, потрясла всю Империю. Этот человек, внушавший почтение и страх, оказался хрупким, как глиняный болванчик. Так пусть его уничтожение станет примером для тех, кто посмеет мне вредить.
Хань Юань и Лай Чжи, несмотря на отставку, тоже не ушли от расплаты. Чу Суй Лянь был уже мертв, зато дядя Низложенной вызван из ссылки и обезглавлен на площади Долгого Мира. Двор изъял все блага и земли, накопившиеся у этих знатных кланов в правление разных династий. Я задумала распределить эти сказочные богатства между советниками из простолюдинов, готовых поддержать мое дело.
Отец мой получил посмертный титул Правителя царства Чжоу. Его посмертная табличка пребывала отныне в храме Императора Вечного Предка, и Двор ежедневно делал ему приношения. Указом государя Мать возвысилась, получив титул Госпожи удела Дай, а Старшая Сестра — удела Вэй.
Слава семьи By прогремела по всей Поднебесной. Мои братья и сыновья дядей примчались ко Двору с угодливыми поздравлениями. Мужчины клана постарели. Они ползали перед Императором и валялись ниц у моих ног в надежде вырвать у меня обещание дать им высокие посты. В истории всех династий было множество императриц, доверявших членам своего клана командование войсками и высокие должности в Государственном Совете. Оказавшись при Дворе, эти пришлые родичи помогали оберегать власть Госпожи от честолюбия князей и могущества советников. Мои братья не обладали ни политическим кругозором, ни достаточными познаниями, чтобы справиться с ответственной работой в правительстве. Да и я не могла забыть, в какой нищете мы прозябали по их милости. Бесстыдные и лишенные даже намека на щедрость, эти люди не могли стать образцовыми служителями Государства. Маленький Фазан был готов взять их ко двору ради вящей моей славы и во имя собственного императорского достоинства: правила приличия не допускали, чтобы близкие родственники Императрицы оставались жалкими чиновниками низкого ранга. Но я колебалась, размышляя, стоит ли допускать в правительство эти низкие существа только потому, что они имели счастье родиться моими братьями. Сумеют ли эти люди, получив повышение без каких-либо заслуг и усилий, неукоснительно хранить мне верность и всегда оставаться послушными? Взвесив все «за» и «против», я решила возвести мужчин клана до чисто символического ранга и назначить на весьма скромные должности, каковые, однако, позволяли бы им появляться на «Приветствии».
Несколько месяцев спустя, в праздник Луны, Мать собрала членов семьи у себя во дворце.
— Помните ли вы вчерашний день? — спросила она. — И что думаете о сегодняшних изобилии и почестях?
— Будучи потомками прославленных воинов династии, мы поднимались по ступенькам лестницы общественного преуспеяния благодаря собственным заслугам, — с горечью ответил мой двоюродный брат Вэй Лянь, раздосадованный тем, что не получил более высокого поста. — Не рассчитывая достигнуть высшего ранга, мы вынуждены принять эти новые должности, чтобы доставить удовольствие Императрице. Но столь незаслуженные дары обременяют нашу совесть. Воистину, тут нечем гордиться, Госпожа!
Когда Мать передала мне и эти, и другие слова, меня охватило пламя негодования: я стала думать о неблагодарности в настоящем и о прошлых обидах. А потому я мгновенно сочинила письмо Императору. В длинном послании, начертанном дрожащей от бешенства кистью, я клеймила привилегии родственников, явившихся ко Двору в расчете на подачку, и привела множество примеров из истории, когда эти недостойные люди захватывали высшую власть. А чтобы уничтожить зло на корню, я предлагала удалить своих родичей от Двора и послать в отдаленные земли. Советники приняли мое предложение с восторгом. Такая решимость развеяла их опасения, что моя семья отныне будет вмешиваться в политику. И мужчины клана, едва успев устроиться на новом месте, были изгнаны подальше от Двора, как преступники.
Я тут же получила от родичей письма о милости, а мне, в свою очередь, ответствуя на эти мольбы, вздумалось написать «Предупреждение пришлой родне».
Братья мои умерли на дворе, где императорские гонцы меняли лошадей. Тела их были отправлены на кладбище Предков. Так я навсегда похоронила все, что могло запятнать мою славу.
Во сне мне постоянно являлась одна и та же картина: Старшая Сестра, закутанная в алые шелка, с аккуратно выщипанным и подкрашенным лицом выходит из опочивальни, сияя, как божество. Я хотела взять ее за руку, но меня оттолкнули какие-то незнакомые люди, а встревоженные крики поглотила оглушительная музыка. И, растворившись в беснующейся толпе, Сестра исчезла навеки.
