Еще надо принимать попов. Замечу: не самого Господа, а религию… Каждая церковь, писал философ, лежит камнем на могиле богочеловека. Принимать церковь — три раза в день по столовой ложке.
Солженицын подарил Матрене ведро духовности. Она ее засолила на зиму.
Духовность надо читать. Духовность залежалась в библиотеках. Но если в деревне вам навернули оглоблей по голове — это тоже урок духовности. В селах на килограмм навоза — мешок духовности. Так говорили классики.
Я, конечно, утрирую. Нехило быть духовным, поет БГ. Впереди — одни кресты.
На кафедре он разводит кроликов. Кролики — это не только ценный мех.
Самое главное в книге (дипломе, диссертации, любовной записке) — размер полей. Он специалист в этой области.
Как правило, он хорошо эрудирован. Знает слова и авторов. Он начитан списком литературы. Он знает, что к чему и почем. Он, кстати, даже не злой. Он просто книжник, нормально подходящий к своей работе, а нормальная работа книжников — см. Евангелие. И я тоже не злой. И Христос зла не держит — хотя книжники его рассудили. За некорректность, некомпетентность, непонимание текущих задач… Научно не обосновано, политически, опять-таки, сомнительно…
Однажды юный Джойс без приглашения пришел к нобелевскому лауреату Йетсу. Познакомиться. Под утро сказал: «Вы слишком стары, чтобы я мог вас чему-либо научить». Впрочем, я не Джойс. И они не Йетсы. И дело не в возрасте.
Иногда в их мире водятся исключения. О них, наверное, слагают легенды.
Способ устройства жизни. Любой жизни, но, как правило, близкой нам. Человек, чтобы уйти наверх, должен проявлять чудеса ума и энергии (а иногда — очень долго ждать). Уйдя наверх, можно забыть все слова русского языка и блеять. Все будет хорошо. Тебе найдут переводчика, а ты блей.
И все идут в начальники, чтобы блеять. Забыть русский язык считается большим удовольствием.
Тайна открывается одной фразой: никто не должен доказывать себя заново. Всё доказано при царе Горохе. Делать тебе, местному Навуходоносору, нечего. Вот и катаешься сыром в масле, пока ландшафт не сотрется о твою задницу.
В каждом углу — большой Навуходоносор. Он оклеил законами туалеты и сожительствует с русской ханой. Хана жмурится от счастья.
В Америке много чего плохого, но их генерала уволят, если он не сдаст очередного экзамена. Того самого, что сдают солдаты: бег, плавание, расстрел мишени. А у нас генералу разрешается быть пузатым. Много чего разрешается. Но только — дедам.
Помимо всего прочего, существуют люди. Это радует, утешая в лихую годину и плохую погоду. Дивясь на мир, они ходят среди мужиков и баб, сержантов и паханов, ядерных ракет и кастрюль. В лесу людям попадаются лисицы и волки. Звери молчат. Мужики и бабы тычут в людей пальцами. Под их ногтями — грязь и вечные муки. В глазах — озеро Байкал и вопрос: кто, сука, меня того?.. Чего того — мужики не знают. Бабы не подсказывают. Но им, наверное, и не надо знать. Понятие «того» — наша онтология, наша экзистенция, наша песнь. Понятие «того» вербализует сокровенный угол души. Мужики — душевные создания.
За пазухой окружающих — Фудзияма. Фудзияма точно знает, кто виноват. Люди с непривычки пугаются, а потом ничего, привыкают. А что делать? Налево — шесть соток, направо — кабак с урлом, позади — сопливое детство. Надо что-то делать, но шесть соток слишком малы, а по углам делянки стоят вахтеры в рваных носках. У вахтеров «калаши», справки и гербовые печати… Направо — кабак с урлом. Маневрировать негде.
Вообще, о людях можно говорить долго.
Но о людях как-нибудь в другой раз.
Это сотое чудо света — крепкий хозяйственник. Нет, среди руководства бывают и просто люди, однако чаще везет на породу крепких хозяйственников.
Что это такое, знает только наш человек. Обычно это заклинание. Хозяйственник говорит, как будто что-то съел, зато он хозяйственник. Все понимают, что хозяйственник не в речах силен. Правда, в чем он силен, никто не ответит. По слухам, это человек, при котором строится… Однако не факт, что в его отсутствие оно бы не строилось. Возможно, строилось бы другое. Может быть — строилось лучше.
Управленец — это управленец. У него профессия. А хозяйственник — бывший партийный дядька, который нашел себя и ездит на осушение каждой лужи. Лужа, почуяв его приход, высыхает без людского вмешательства. Как только лужа — зови хозяйственника. Народ знает, что хозяйственник защитит. Народ с удовольствием держит такого мэра. Губернатора. Батьку.
Что скажет электорат? Электорат тоже что-то съел и шипит одно заклинание.
Хозяйственник чужд харизме и, по слухам, бочками ворует народный спирт. Харизму это не улучшает. Зато — ближе к корням, истокам, традиции.
На дворе — хана. Воет ветер, кружится грязный снег. Крепчает хозяйственник.
Есть вопросы, чья сакральность видна за версту. Что делать? Кто виноват? Есть ряд простых, но оттого запретных ответов.
Виноваты сами. Что же делать? Меняться, к чертям собачьим! Но попробуй скажи населению, что оно виновник, что единственный рецепт лучшей жизни — перестать им быть.
Депутатом станет тот, кто не выдаст этой гражданской тайны.
Есть анекдот на извечную тему населения и властей.
Жена послала мужика вынести мусор. Выходит он в подъезд, а на улице грязь, дождь, выходить не хочется. Мужик высыпает ведро в подъезде. Смотрит на гору мусора: «Во Путин гад, страну-то довел»…
Вообще, президентом России может быть кто угодно.
Большая часть населения полагает, что это нечто среднее между Господом и сантехником. Прохудится, бывало, кран. Наш человек вздохнет и давай писать президенту. Так, мол, и так, мы тебя выбрали, а кран не того…
А если, не дай бог, проблемы с канализацией? Наш человек знает, что президент в ответе за все. Наш президент — первый спец по сломанным унитазам. Говорю же: сантехник, вездесущий, как Господь Бог… По крайней мере, таким он живет в легендах, былинах, сказках. А что наша жизнь, как не пегая сказка на ночь?
Президент — первый среди людей, зовущих его чинить унитазы. Быть первым — это почетно.
Это место, где собираются пацаны и телки, чтобы стать гражданами РФ. Учитель водит указкой, а пацаны — так себе… пинают на крыльце других пацанов.
Каждый мужик и каждая баба кончали школу. Без этого никак, это часть бытийного хоровода. Здесь впервые дается понюхать того, что впоследствии — не дай Бог! — станет жизнью.
Помимо главных, школа несет образовательные задачи.
Пенсионер — простой гражданин РФ, только старше. Он безобиднее других, что приятно, но и безнадежнее, что навевает грусть.
А вот их убеждение, их кредо, альфа и омега души: они понюхали жизни. Так и ходят, кто обнюханный, по уши в токсикозе, кто занюханный, смотреть страшно.
Если бы они только знали, что они подчас нюхали, чем это считается у людей! И каким жутким словом называется такой опыт! Опыт, конечно, жизненный…
Впрочем, нормальные люди тоже старятся. Я вовсе не намерен их обижать. Да они и не обижаются.
Не очень хорошее, скорее всего, явление. Что хорошего, если от тебя остается только половина или, того хуже, четверть?
Однако до него надо дорасти.
В наших краях до него расти очень долго. От максималиста стихийного до максималиста с самосознанием — вся дорога цивилизации.
Они спасут любой народ, если народ не догадается повесить их вовремя.
А есть ли у народа друзья? А как же! Легендарный француз Марат — друг народа.
Кроме того, враг моих врагов — тоже друг, хоть и необычный. Согласно логике, народ очень легко обвинить в сомнительных связях. Скажем, Иосиф Виссарионович Сталин не столько насильник народа, сколько его подельник. На особо тяжкие ходили на пару, только метафизическая тень Кобы получила метафизическую вышку, а российский народ отмазался. Более того, успешно косит под потерпевшего. Якобы в народном детстве отец народа совершал с ним непристойные акты, и весь инцест был результатом насилия… А народ — чего? Народ маленький.
Ладно, не спорю: инцест, насилие… Но ведь на дело ходили вместе?
Говоря просто: скамье подсудимых срочно требуется народ. Еще проще: покайтесь, что ли… Совсем просто, для дураков: мужик, давай на двоих покаемся? Я ведь тоже народ. И каждый день каюсь, что не святой, и до самого себя — как до луны.
Мелкий бандит, что не выбился в положенцы. Преподаватель, что стал профессором. Рабочий — если это, конечно, никелевый завод… Вообще — любой хрен в экспортной отрасли. Депутат, если он почему-то не ворует. И любой, кто мелко ворует, не нарушая неписаных законов, практически не рискуя — наглый чиновник-семьянин… Юрист, или программист, или журналист, за исключением крайних случаев — неудачника из провинции, карьериста из Москвы… Начинающий копирайтер. Не творец, но криэйтор.
