— Я ж его выспрашала, он, як партизан, не говорит.
Рамсес, пытаясь вспомнить имя, смотрел то на бабулю, то на Дэвиса. Не отыскав ничего у себя в голове, он отрицательно помотал головой и пожал плечами.
— О, я ж говорю, як партизан!
— Я, правда, не помню.
— Остальное помните? — продолжал спрашивать Дэвис и было видно, что он искренне переживает.
Рамсес задумался вслух:
— Собственно, я не знаю, о чем мне надо подумать, чтобы понять, что я помню, а о чем забыл. Скажу так, когда я говорю или вас слушаю, то просто понимаю, что, то или иное я знаю, а, вот, кое-что мне совершенно не знакомо…Как-то так.
— У меня есть пресса, — сказал Дэвис и взял с полки экземпляр свернутых газетных листов, которые протянул Рамсесу. — Помните, как читать?
Рамсес развернул листы и прочитал первый, попавшийся на глаза, заголовок статьи:
— «Цирк в Кремле», — и словно в подтверждение самому себе, что он может читать свободно, Рамсес продолжил и весьма бегло: — Самое ли время, когда на улицу выходят недовольные граждане, устраивать в Кремле шоу?! Руководство ГКД, отдавая отчет, что главная площадка страны непроста, заверило…
— Так, — перебил Дэвис, — читать Вы можете. Это значит, что у Вас — временная потеря памяти.
— А ты откуда можешь об этом знать? — удивился Рамсес, будучи твердо убежден, что Дэвис не может об этом ведать наверняка.
— В основном в Интернете я читаю только о болезнях и помню, о чем пишут, — Дэвис обиделся.
— Я имел в виду, что ты не врач, — ответил Рамсес и приободряюще улыбнулся, потому что одновременно с этим, он отчетливо понял, что такое и Интернет, и доктор.
— Вот, Вы почему-то верно знаете, что болезнь и врачи, и вообще все то, о чем мы говорим — это связано с медициной. Вы же понимаете это? Ведь, так?
— Да, — твердо ответил Рамсес, начиная осознавать, что, действительно, он о чем-то просто знает и все тут. А, вот, какие-либо темы (равно, как и значение отдельных слов) ему совершенно не знакомы.
— Вот, я и Вам говорю, доктора про такую болезнь пишут, что иногда люди забывают недавнюю свою жизнь, а остальное у Вас будет все так, как и прежде.
— Но, — растерянно заговорил Рамсес, — почему тогда я не помню семью, имя…Ты, случайно, не читал в Интернете, как долго подобное состояние может длиться?
— Я читал о таких, как Вы, что после двух дней они опять вспоминали о себе все.
Рамсес недовольно поджал губы.
— Один врач писал, — продолжал Дэвис, — что такое происходит с тем, кто перенапрягся или у него был сильный стресс…и после холодной воды такое может быть! Я теперь стараюсь ей не умываться.
Рамсес усмехнулся, машинально реагируя на последнее предложение.
— Вы можете, и правда, радоваться, — пробубнил Дэвис, насупившись от обиды, — в случае с Вами, это не приносит никакого вреда. А память воротится к Вам и у Вас не останется ничего плохого…В отличие от Вашей болезни, о моей — так не пишут.
Наступило молчание. После этого бабуля, которая до сей минуты слушала и не перебивала их, поинтересовалась:
— Х-де ж ты живешь? Тоже не помнишь, милок?
Рамсес вновь поджал губы, вспоминая, а затем ответил, мотая головой:
— Ничего не помню.
— Вот те на, — озадаченно сказала бабуля, — свалился на мою голову! И, як я с вами двумя управлюсь? Ладно б, Дэвис, до того приносил в дом какусь живность больну — и все боле кошек, да собак. Те поживут-поживут, оклемаются, да сызнова вольной душой на раздолье, изрядко у гости воротясь, а с тобою тяперечя, як?
Рамсес растерялся, почувствовав неловкость, и поспешил ответить, но получилось неуверенно:
— Я уйду сейчас.
— Далече? — поинтересовалась она. — Иль, як партизан, знамо куда, но вам — промолчу?
— Нет, я, правда, не знаю.
— О, то-то, сиди уж, — махнув рукой, бабуля тяжело поднялась с табурета и направилась прочь.
Она пошла в соседнюю комнату. Но не в ту, в которой проснулся Рамсес, а рядом.
— Прилягу, — отозвалась она, повышая голос, когда закрыла за собой хлипкую дверь, — ноги болять. А тебе, партизан, як отойдешь, в милицию надо, шоб их! — таким образом, почему-то выругалась бабуля. А, укладываясь на койку, пружины которой поскрипывали, она добавила: — В полицию тебе надобно!
Дэвис, как в фильмах про шпионов, поглядывая по сторонам, быстро перешел к столу и занял место бабули; заговорил шепотом:
— Я не знаю, надо Вам идти в полицию или нет… Я Вас выкрал!
Рамсес округлил глаза.
— Вчера я видел, что Вас ударили по голове, потом оттащили в маленькую кладовку и этот ушел наверх, а я испугался за Вас и от испуга быстро вытащил Вас и перетащил на балкон!
Дэвис разволновался, а потом и вовсе замолчал. Рамсес решил не задавать вопросы, лишь выслушать с интересом — не перебивать и не обращать внимания на сбивчивость парня.
— Мне было страшно. Вы лежали на полу с закрытыми глазами. Я потолкал Вас, а Вы не проснулись, но простонали. Я вернулся к кладовке, забрал одеяло и укрыл Вас так же, как там. Я бы не унес Вас и поэтому побежал домой за тележкой. Моя бабушка мне говорит, что надо помогать. А сама ругается, если я кого-то приношу с собой, — упомянув об этом, Дэвис удивленно пожал плечами. Рассказывать далее он продолжил также взволнованно: — Со стороны леса я с тележкой в руках подошел к балкону, — волнение у Дэвиса усилилось: задрожали голос и руки. — Ремнями я привязал Вас к своей спине и с Вами перелез за балкон. Сразу уложил Вас на тележку и накинул на Вас то одеяло, чтобы тело не заметили. Мне было тяжело везти. Когда же я приехал с Вами, моя бабушка сильно ругалась, что я привез пьяного к нам в дом. Но она все время тоже говорила, что не бросать же Вас во дворе. Еще она сказала, что Вы пьяный и Вам надо спать. А я промолчал об увиденном с Вами. Я не хотел, чтобы она ругалась и сильно волновалась.
Дэвис закончил длинный рассказ и ладонью вытер себе лоб, который заблестел от испарины.
— А кто это был, который ударил меня по голове?
Не ответив, он отвернулся, сел боком к столу и начал рассматривать ногти на пальцах рук.
— Ты боишься о нем говорить?
Дэвис покачал головой, соглашаясь.
— Ты его знаешь?
— Да, — тихо подтвердил Дэвис. — Он — друг мне.
— Ты не хочешь его выдавать?
— Не хочу, чтобы у него потом были неприятности.
«Да уж, неприятности для друга! А то, что он сделал со мной, так это ничего страшного? — размышлял Рамсес».
— А из какой квартиры ты меня привез?
— С первого этажа.
— Я это уже понял. Ты конкретней скажи, где эта квартира находится?
— Я туда хожу почти каждый день.
— Так, ты отведешь меня туда?
Помолчав, Дэвис отрицательно помотал головой, как и прежде, смотря и перебирая ногти на руках.
— Ты еще чего-то боишься?
— Да.
Рамсесу надоело вытягивать из Дэвиса слова, но он решил не повышать голос на него — и без того взволнованного и напуганного. Хотя, желание узнать больше, было сильным и оно искало яркого, эмоционального проявления, хотя бы в словах!
— Отчего же? — спросил Рамсес, сдерживая себя.
— Боюсь, он перестанет мне разрешать к нему приходить.
— То есть?! Ты каждый день приходишь к нему в квартиру?
— У него не одна квартира — их много.
Рамсес окончательно запутался: причем тут много квартир, а Дэвис так обыденно является к кому-то и вытаскивает тело из кладовки? И вообще, раз ударили по голове, спрятали, почему за всем этим спокойно наблюдал Дэвис и потом он делал то, чего ему захотелось, при этом никто его не остановил?
— Мне надо идти, — сказал Дэвис, чем прервал плеяду вопросов у собеседника, которые только еще набирали обороты!
Рамсес растеряно спросил:
— В смысле?
— Мне надо идти, — спокойно повторил он.
— Так. Постой-постой. А мне-то, что теперь делать?
Дэвис снова пожал плечами, но предложил:
— Спите, как бабушка.
Рамсес окончательно вышел из себя, но и опять сдержался, не показывая вида. А все потому, что надежда (после общения с бабулей) хотя бы на Дэвиса, кто мог бы внести ясность на его появление здесь, таяла на глазах и ситуация казалась ему уже безвыходной. Но и, если напористо потребовать объяснений, Дэвис мог совершенно уйти в себя и тогда, что делать, Рамсес не представлял. Он лишь определенно понимал, что обращаться в полицию пока не стоит. В особенности, когда самому ничего не понятно и потеряна память. Заявиться же туда с парнем, из которого надо вытягивать слова, да еще и с каким-то синдромом Дауна и, чтобы им обоим поверили, сейчас, казалось Рамсесу, излишне смехотворным.
— Я могу тебя сопровождать? — поинтересовался Рамсес, не желая, хотя бы на первых порах, расставаться с Дэвисом.
Прежде чем ответить, он помолчал, но после спросил:
— А вы бабушке не расскажите?
В ответ Рамсес захотел тоже выдвинуть условие: если ты мне покажешь, что и где со мной происходило, то я буду нем, как рыба! Внезапная мысль ему понравилась и он решил стать «свидетелем компромата» на него, чтобы затем, по-необходимости, Дэвиса «дожать», если тот по-прежнему будет упорствовать и стоять на своем, ничего не рассказывая.
