— Да ну его, он глупый, все шутки — ниже пояса.
— Итальянцы… Зато религиозны, ценят семью.
— Да ну вас, Андрей Петрович!..
Дверь кафешки распахнулась, показалась спина Лидии Караваевой. Жена Андрея Петровича силой тащила за руку какого-то молодого человека. Караваев вскочил, чтобы помочь ей, защитить. но этого не требовалось.
— Что ты какой робкий, с женщинами надо быть смелее!.. — говорила Лидия Сергеевна и, подобно паучихе, подтягивала жертву к себе поближе.
Почувствовав что-то спиной, она повернулась и увидела Андрея Петровича. Мгновенно оценив ситуацию, отпустила руку паренька и обшарила взглядом зал. Опознала Анну Брусникину, и всё ей стало ясно.
— Ах ты!.. — задохнулась она.
— Я, — сказал Караваев. — Я. Не шуми, дома поговорим.
— Поговорим!! — с предвкушением согласилась Лидия Сергеевна.
В тот вечер у их соседей случился настоящий праздник. Давненько они такого не видели и не слышали. Сначала десять минут женщина беспрерывно ругалась и била посуду. Потом упал шкаф. Тогда возвысил голос мужчина. По квартире несколько раз пробежали в разных направлениях. Мужчина что-то яростно прорычал, женщина завизжала предсмертным визгом. Тут приехала милиция, их разняли.
Караваевы неделю не показывались на работе, а когда показались, то это были абсолютно те же самые Караваевы, что и прежде, без всяких изменений, разве только Лидия Сергеевна покрасила волосы в странный морковный цвет, какого на самом деле не бывает. Скоро корпоратив.
На сцене в Красном уголке стоял длинный стол, за ним уместилось руководство завода в полном составе, некоторые с жёнами, в том числе и Андрей Петрович. Отмечали завершение установки итальянского оборудования. Говорили положенные речи. Действительно важное для завода дело, успешное. Лишь бы заработало оно теперь.
Народ с удовольствием выискивал на лицах Андрея Петровича и Лидии Сергеевны следы недавнего скандала, но следов не было. И ладно. Всё равно все знают. Завод — большая семья, здесь ничего не утаишь. Никто не будет их осуждать, мало ли что в жизни бывает.
Тем более, Аня Брусникина уволилась по собственному желанию и, прошёл слух, вместе с кучерявым Паоло уехала в Неаполь. Значит, дело прошлое.
— А теперь слово имеет Андрей Петрович Караваев!
Караваев встал и огляделся. Родные лица в зале… столько лет прошло… столько лет на производстве…
Ну, давай же, Петрович, не робей!
— Друзья! — сказал он. И трудно сглотнул. — Друзья!..
Он посмотрел на сидевших рядом с ним, увидел победно горящий транспарант морковных волос жены. Внезапно ему стало дурно от этого вида.
— Товарищи! — сказал он. — Товарищи…
В зале прошел тихий шелест.
— Простите меня, грешного, — сказал Караваев и опустился на колени. — Простите меня, люди добрые! — он поклонился, ударив лбом в пол. — Я виноват! Простите, если можете. Простите, люди добрые! Я виноват.
После того случая ему пришлось уволиться с завода. А Лидия Сергеевна осталась, с ней ничего не сделалось, тем более что она прекрасно знала: стыд глаза не выест, через полгода об этом нелепом случае забудут, а хорошие работники нужны во все времена. Так оно и вышло.
Теперь Лидия Сергеевна была кормильцем, приходила с работы слегка недовольная, и Андрей Петрович предпочитал проводить всё больше времени на даче, вдали от неё. Но иногда им удавалось и поговорить.
— Что-то с нами не так, Лида.
— Что? По-моему, всё прекрасно.
— Что-то не так. Одного не пойму, когда же всё пошло под откос.
— Не выдумывай, дорогуша.
— Нет, Лидочка. Как-то мы странно и неправильно живём с тобой.
— Перестань, Андрей, у меня от твоих выкрутасов давление поднимается! Лучше бы работу себе нашёл какую-нибудь! А то сидит на моей шее, ножки свесив!..
— Ладно, ладно. ничего.
Вскоре он окончательно сгинул в дачную жизнь.
На заводе действительно забылся этот нелепый случай. Всё пошло по-прежнему. Назначили другого зама по кадрам, и он ещё сильнее завернул гайки. Коллектив обновился. До Караваевых никому не было дела, и только удивительная причёска Лидии Сергеевны сохранилась на несколько предпенсионных лет, как знамя победы неизвестно над кем или чем.
Рассказ для небольшого фильма— А какое это дерево? — спросила Ольга.
— Хурма.
— А это?
— Это мандарин.
— Точно?
— Да, — сказал Борис. — Точно мандарин.
— А вот это лавр, я знаю сама. Хочешь, сплету тебе роскошный лавровый венок?
— Нет, я пока не совершил ничего такого… Но надо предложить Пехтереву. Ему, кажется, этого очень не хватает.
Они приглушённо засмеялись.
— Квартирная хозяйка уже предлагала насушить мне мешок лаврушки, — сказала Ольга. — Хватит на пятилетку вперёд.
— Просто она чувствует свою вину за плохую погоду. Третий день дождь, не искупаешься, не позагораешь. Вот тебе и Понт Эвксинский. А деньги-то за комнату мы платим исправно.
— И чем она может тут помочь? Позвать Мгангу? Разогнать тучи волшебной метлой?
— Все бабы ведьмы, давно известно.
Получив локтем в бок, Борис исправился:
— Имею в виду — старухи.
Дождь, словно подслушав разговор, ещё сильнее стал бить в покатую железную крышу столовой. По бетонированной тропинке сада побежал извилистый ручей. Обедали уже больше часа, спешить совершенно некуда. В комнате сидеть надоело.
По крыше ударило что-то твердое, словно с небес прилетела одинокая здоровенная градина, шумно прокатилась и упала в сад.
— Хурма, — сказал Борис. — Незрелая хурма.
— А похоже на метеорит. И уже ведь не первый раз. Интересно, сколько же плодов этой самой хурмы доживает до января?
— Не бойся, в январе купим, сколько надо, — сказал Борис.
Ольга промолчала.
— Если захочешь, — добавил он.
В крышу снова что-то ударило и с громом прокатилось вниз.
— Хур-мо-пад, — пробормотала Ольга и устало затянулась дымом. — Господи, хоть бы на море сходить. может, дождь перестанет.
Борис встал, поднялся по лестнице в комнату на втором этаже и вскоре вернулся с большим пляжным зонтом.
— Пошли.
Ещё издалека стало ясно, что на море волна. Ветра не было совсем, а вот волна откуда-то была — не то чтобы слишком сильная, вовсе не штормовая, но о купании на сегодня, да и завтра, пожалуй, можно забыть. Валы появлялись метрах в ста от берега, надвигались тяжело, вырастая из глубины, страшные в своём неуклонном стремлении разрушать, и на высшей точке, пенясь, падали в камни, словно сражённые пулей солдаты в атаке, которые ещё не знают о том, что они убиты.
— Море бьёт копытом, — сказал Борис.
Он воткнул зонтик в холодную гальку и присел под ним на корточки.
На пляже было пусто, только несколько мальчишек от нечего делать кидали камнями в лениво качающийся на волнах буёк. Мелкий дождь им был не страшен. Камни ложились рядом с буйком, который продолжал неторопливо, словно посмеиваясь над мальчишками, вздыматься и нырять.
Ольга, закутанная в лёгкий плащ, встала на большой прибрежный валун, и к её ногам тут же поползла солёная морская пена.
— Не двигайся, — сказал Борис.
Он сделал несколько чёрно-белых снимков и несколько цветных.
— Ну как? — крикнула Ольга, оборачиваясь к нему. Море за её спиной, как и сто тысяч лет назад, катило валы.
— Отлично. Очень здорово получилось. Мне кажется, это самые лучшие из всех… здесь, конечно, нужен Пракситель. Хочешь посмотреть?
— Да ладно, потом. Пришлёшь мне по интернету.
Он стоял, сжимая в руках фотоаппарат, и смотрел на неё, щурясь от мелкого дождя.
— Как хочешь, — сказал он наконец.
Ольга влезла под зонт уже озябшая и раздражённая.
— Хочу домой. Что это за отдых? В комнате целый день сидеть? На что смотреть? Даже телевизора нет. Благодарю покорно. И на экскурсию не выберешься. Фу ты, господи! Лучше бы я никуда не ездила совсем.
Борис поднял камень, прицелился в буёк, но кидать не стал.
— Чего же поехала-то?
— А не знаю. Зря поехала. Я думала, мы с тобой встретимся, как тогда. и всё будет так же.
— Ну и что тебе не так?
— Ты мне не так. Море это не так. Всё мне не так.
— Да, заметно, — сказал он и опять прицелился в буёк.
— Ты в этот раз какой-то скучный. Погода плохая. Соседи — идиоты. Завтра уеду, если ничего не изменится.
— Что может измениться? Море? оно всегда гостеприимное. Только погода, — сказал Борис. — Но погода для тебя — меньшее из зол. Я-то не изменюсь, да и соседи вряд ли.
— Ну и очень плохо.
Борис сделал плавное движение рукой, как бы собираясь бросить камень, но не бросил. И потом ещё раз повторил это движение.
