Вскоре её отвозили в психиатрическую клинику, Ставрогин впадал на несколько дней в запой, после чего соглашался на самое рискованное из деловых предложений.
Яков совсем промок. Ночные Елисейские поля были безлюдны, редкие машины проносились галопом, развозя загулявших пассажиров к их теплым постелькам.
На скамейке недалеко от потухшей витрины магазина «Louis Vuitton» сидела женщина, накрытая от дождя чем-то напоминающим кусок брезента. Яков машинально остановился и посмотрел на неё. Сверх повязки, закрывавшей лицо, смотрели чёрные стремительные глаза.
— Жемка?! — прошептал Яков.
Женщина молчала.
Яков опустился на колени, осторожно взял её за руку и заговорил: «Жемка! Чего же ты здесь сидишь… Я так тебя искал…»
Женщина вырвала руку и гневно заговорила:
– إذا أنا من الجزائر، وهذا لا يعني أن عليك الإلحاح على لي. نعم، زوجي يضربني. ولكن أنا مريض، نجلس هنا قليلاً، والعودة إلى بلادهم. لدى طفلين… [14]
В Адриатике штормило. Яков, вроде бы давно привыкший к качке, чувствовал себя нехорошо. Хотя, наверное, причина лежала в бесконечной бестолковости, сопровождавшей эту поставку.
Cудно вторую неделю стояло на рейде и ожиданию не видать было конца. Ни Яков, ни члены экипажа на берег старались без особой необходимости не сходить. В Югославии, после смерти Тито быстро превращавшейся в бывшую, разгоралась гражданская война. Черногорский порт Котор, знаменитое в средневековье пиратское «гнездо», пока сохранял нейтралитет, но уже был переполнен людьми с оружием, готовыми в любую секунду пустить его в ход.
С этой поставкой было, прямо скажем, всё не так. Во-первых, Ставрогина попросили прилететь в Москву. Он вернулся злой, как собака, и за ужином пил больше обычного.
— Комуняки с цепи сорвались, — сказал он. — Не то, что Родину, мать родную готовы продать!
Яков мудро ждал разъяснений.
— В общем, мы должны перевезти в Югославию шесть контейнеров с радиоактивным веществом. Об этом меня настоятельно попросили товарищи из Комитета. Там передать неким чучмекам. Все мои попытки объяснить, что мы легальная судоходная компания и за такой фокус, если поймают, в полсекунды вычеркнут из международного регистра «Lloyd’s», понимания не нашли. «В нашем ведомстве, товарищ Ставрогин, — сказал мне их генерал. — Дважды предложение не делают». Пидор гнойный, они явно на свой карман работают, без всякой санкции правительства и политбюро.
— Может быть, отказаться?! — сказал Яков.
— Отказываться надо было до рождения, — сердито сказал Ставрогин. — Ладно, пойдём спать. Утром начнём отрабатывать операцию.
Груз приняли в нейтральных водах, в суточном переходе до Стамбула. Яков с интересом рассматривал молоденьких советских морячков, перегружавших контейнеры с небольшого военного сторожевика. Он даже хотел созорничать и сказать что-нибудь по-русски, но Ставрогин, будто догадавшись, посмотрел на него хмуро и выразительно.
— Идиоты! — кричал в кают-компании Ставрогин командиру сторожевика. — Где сопроводительные документы?
Было согласовано, что к контейнерам будут приложены документы на партию соляной кислоты.
— На этот счёт приказа не было! — хладнокровно отвечал командир.
— Пиздец! — сказал Ставрогин. — Спасибо товарищу Сталину за наше счастливое детство!
— Удачного пути! — козырнул командир сторожевика и вояка честно отвалил в сторону дома.
— Только бы добраться до Стамбула! — молился Ставрогин. — Я там таких умельцев знаю, любую индульгенцию слепят.
Когда на траверзе уже блестели огни Золотого Рога, им просемафорил турецкий патрульный корабль.
— Массируй печень! — сказал Ставрогин. — У них рамадан, пить можно только до восхода солнца.
— Им же вообще пить нельзя, — сказал Яков.
— Точно?! — переспросил Ставрогин. — Что-то я не встречал непьющих пограничников.
В общем, что называется, проскочили. Турецкие погранцы напились как поросята, осмотр произвели снисходительно, в Стамбуле Ставрогин, получив свежеизготовленные документы на груз, успокоился.
— Дальше по плану, — сказал он. — Не передумал?
Идея отвести Ставрогина в сторону при передаче контейнеров, сделав представителем Якова, ему самому и принадлежала.
— Я лицо не публичное, — сказал Яков. — Если возьмут за задницу, сошлюсь на поручение «Моссад». Ну, а там вытащите.
— Хлипковатое, конечно, построение, — поморщился Ставрогин. — Но большого выбора у нас всё равно нет. Тебя вытащить будет проще, чем мне отмываться. Впрочем, ты парень фартовый.
До Корфу шли спокойно, без приключений. В ночь перед последним прыжком решили «стать на бочке» у побережья, передохнуть и получить точные координаты места передачи.
В эту тихую мирную ночь под светом луны, посеребрившей ровную гладь залива, в правый борт их теплохода со всего маху врезался скоростной катер с тремя пьяными итальянцами.
Яков велел запереть чудом выживших и вытащенных из воды мореходов в свободной каюте, выслушал доклад капитана: «Пробоина сильная. На ходу починить не получится. Требуется „сухой“ док». Затем связался по радио со Ставрогиным.
— Итальяшек запугать до смерти, — сказал Ставрогин. — Чтобы слова лишнего не вякнули и высадить на берегу подальше от жилых поселений. А сами, что есть силы, ковыляйте до Эгины. На острове Эгина была маленькая, почти домашняя верфь папы Василакиса, где латали дыры пароходы, побывавшие в самых неприглядных переделках.
— Без буксира сможете дойти?
— Сможем, — сказал Яков.
— Хорошо, — сказал Ставрогин. — Я свяжусь с Москвой по вопросу дальнейших действий.
На Эгине его встретил прилетевший Ставрогин.
— Ох, не лежала у меня душа к этой сделке, — только и сказал он, осмотрев пробоину. — Контейнеры, надеюсь, без повреждений.
— Целехонькие! — сказал Яков. — Вывезти бы их подальше в море да утопить.
— Вместе с собой! — мрачно сказал Ставрогин. — Тебе от Афины привет.
— Как она? — спросил Яков.
— Очередное исцеление, — сказал Ставрогин. — Съездила с тётей на Афон, теперь утверждает, что она девственница. Вот, просила тебе передать. — Он протянул Якову простенький деревянный крестик.
— Я же не крещёный, — сказал Яков.
— Бери. В нашем деле лишний талисман не помешает.
Пятеро суток ремонтировались, потом ещё двое ждали внятной инструкции из Москвы. Наконец инструкция поступила, но не слишком внятная: идти к Котору, встать на рейде и ждать. Встречающая сторона сама выйдет на контакт.
В связи с нежелательностью сходить на берег, Яков развлекался прослушиванием местных радиоволн. Эфир был заполнен воинствующими декларациями конфликтующих сторон, иногда заглушаемых заунывными боснийскими мелодиями или задорными сербскими танцами. «Чего не поделили, — подумал Яков. — Жили себе тихо-мирно. Эх, братья-славяне!..»
В каюту, постучавшись, вошёл капитан.
— It was light signal from the shore. They ask permission to approach and get on board[15].
— Please give the permission![16] — сказал Яков и отправился на палубу.
Через полчаса к теплоходу подошёл затрапезный рыбацкий траулер, с которого перебрались четверо, с оружием и в масках. Главный, в резиновом плаще, выступил вперёд и произнёс: «Good evening! I am from …»[17] Он сообщил кодовое слово и пароль.
— Good evening! — сказал Яков. — It is not allowed to be on board with arms![18]
— We will not keep you a long. — сказал главный. — Are containers ready for reloading?[19]
— Yes, — сказал Яков.
— Then start! — сказал главный. — Please turn off the general lighting. My people will stand at the aft deck[20].
— Turn off the light, — сказал Яков капитану. — Go ahead and reload the goods to the trawler[21].
В кромешной темноте Яков отошёл к бортовой стенке и, облокотившись о поручни, стал рассматривать воду.
— Простите, вы русский? — уловил он едва слышный шепот.
Он повернулся и молча посмотрел на одного из тех, в маске.
— Мне кажется, мы знакомы, — также еле слышно сказал человек и приспустил маску.
Яков увидел сильно постаревшее лицо капитана Никонова.
— Здрасьте, товарищ капитан! — прошептал Яков. — Как вы здесь оказались?
Капитан махнул рукой:
— Из армии выгнали по сокращению, болтался без денег, теперь вот «солдат удачи». А ты-то что здесь делаешь? Ты же в Алма-Ату собирался?
— Долгая история, — сказал Яков. — Без бутылки не обойдёшься.
— Ну, ладно, мне пора, — прошептал капитан. — Будешь на родине, поклонись там всем…
В открытом море Яков дал телекс Ставрогину: — Всё в порядке!
Через некоторое время тот вышел на связь.
— Как прошло? — спросил Ставрогин.
— Без эксцессов! — вяло ответил Яков. — Шеф, я устал. Можно, пойду спать.
— Есть интересная новость, — сквозь шумы помех прозвучал голос Ставрогина. — В Москве произошёл путч. В результате коммунистов свергли, к власти пришли демократы. Думаю, буквально через пару месяцев Союзу каюк. Похоже, ты сможешь съездить домой…
