Первая безумная любовь, которая не всем выпадает в жизни? Которую упустили?
Янка разгребла снег, скинула самый грязный верхний пласт. Зачерпнула острые ледяшки и обожгла ими лицо и глаза, красные от этой длинной ночи и слез. Поежилась и, уткнувшись в мокрый платок, пошла к остановке.
Кто-то однажды написал в длинной умной книжке, которую им задали законспектировать в Школе: «Есть люди, которые землю называют своею, а никогда не видали этой земли и никогда по ней не проходили. Есть люди, которые других людей называют своими, а никогда не видали этих людей; и все отношение их к этим людям состоит в том, что они делают им зло… И люди стремятся в жизни не к тому, чтобы делать то, что они считают хорошим, а к тому, чтобы называть как можно больше вещей своими».
Яна долго думала над этой фразой, стоя у заплеванной и затоптанной скамейки, пока не подошел автобус. Смотрела на противоположную сторону улицы, где на темном холме стоял дом и спал ее музыкант. И дорога эта, как темная волшебная река, преграждала обратный путь. Слева она начинала освещаться неоновым светом восхода. Фонари гасли. Солнце куталось от мороза в пуховое одеяло облаков и нехотя просыпалось. Ледяная корка на дороге медленно покрывалась бликами, как крупой. Будто боги рассыпали свое золото, и оно покатилось вниз по холму навстречу Янке.
Мама в синем халате стояла у плиты и устало мешала что-то в кастрюле. Ее черные густые волосы были собраны в длинную косу. В квартире казалось очень тихо. И только ветер, взвизгивая, бился в стекла. Мама взглянула на дочь. Медленно и тяжело.
— Мам, я вернулась. Извини, что так…
— Рано? — Мама посмотрела на дочку и опустила поварешку. — Ты же понимаешь, что одной твоей смс недостаточно? Ты пишешь сообщение, что не будешь ночевать дома, а потом отключаешь телефон! А сейчас сколько времени? Семь утра? Ты где была?
— Мама, мне так плохо… — Яна, расстегнув дубленку, села на пол в коридоре.
— Что случилось? Ты же умная девочка, мы с отцом тебе доверяем и всегда отпускам туда, куда тебя нужно! Но ты… У тебя глаза опухшие. Плакала?
— Нет, только собираюсь…
И Яна пошла в ванную. Мама подошла к двери, хотела постучаться, но потом передумала и облокотилась о дверную ручку.
— Яна, что случилось?
— Не знаю.
— Ты на чем приехала?
— Я пешком шла… от школы…
— С ума сошла?
Яна включила воду в раковине погромче, села на кучу нестираного белья и оперлась спиной о стенку ванны.
Она закрыла глаза.
Ей теперь казалось, что дни зимой всегда будут начинаться мутно-розовым, а кончаться черной мглою за замерзшими окнами. И что Янка еще много раз будет врать маме о том, где ночует и почему пропускает занятия в школе.
— Мам… — позвала она.
— Что с тобой, доченька?
— Я хочу сегодня остаться дома и просто поспать.
— Хорошо.
Яна нашла в себе силы выйти из ванной, промелькнуть мимо кухни незамеченной и упасть под одеяло. Комната расплывалась от вытекающих из глаз слез. Цветы на подоконнике, ноутбук на стуле, старая наклейка с Винни-Пухом на тумбочке. Под подушкой лежала Димина фотография. Яна, всхлипывая, кинула ее под кровать. Потом соскочила, сорвала со стены плакат с Куртом Кобейном, смяла и тоже швырнула на пол.
Бросилась на подушку и зарыдала.
В этот день она в школу не пошла.
Яна долго не могла проснуться. Ей снилось, что ее целуют. Долго-долго длился этот поцелуй, Яна чувствовала, что обнимает кого-то, поднимает руку и проводит ею по волосам.
«Я люблю тебя, люблю», — прошептала Яна и проснулась.
— Родина, Мать и Отец вас зовут! Яна, подъем! Уже обед!
Это был отец. Он тоже не пошел сегодня на работу.
Сон сжался в комок, поднялся над Яниной головой и испарился под потолком. Яна открыла глаза и снова увидела этого глупого Винни-Пуха на тумбочке. Когда она была маленькая и лежала как кокон в пеленках, она, наверное, тоже видела этого Винни-Пуха. Но только при пробуждении ей не было так больно. И зачем Дима случился в ее жизни? Без него было так легко и все понятно. Она всегда знала, что хорошо, а что плохо. И она никогда не врала маме.
Но Яна была собой и получила только этот день, когда нужно заставить себя встать и умыться.
Отец уселся рядом и похлопал Яну по ноге. Морщинки у глаз не улыбались как обычно, а были взволнованны. Ну вот. Все-таки на работу он не поехал из-за нее.
— Папа, извини меня. Я больше так не буду.
— У тебя все в порядке? — отец знал, что не получит правдивый ответ. Яна поняла, что наступил тот момент, когда она не сможет ему рассказать ничего внятного.
— Будет… будет все в порядке.
— Хорошо. — Отец еще раз неловко похлопал ее по ноге и пошел на кухню.
Яна посмотрела на потолок — там еле виднелись давно выцветшие звезды — они с отцом несколько лет назад налепили несколько созвездий. Сами составили их. Созвездия Близнецов, Весов, Северной Короны и Южного Креста.
А еще Дима родился в один день с ее папой. Осенью. Глупое совпадение.
Яна перевернулась на живот, поцеловала в голову Мишутку. Как глупо — страдать из-за Димы и по-прежнему спать с детскими игрушками. Вот что значит — шестнадцать лет. Глупое переходное состояние.
Но Димы теперь нет, поэтому и игрушки она не выбросит — они ее защищали всю жизнь и сейчас останутся лучшими друзьями. Пусть они теперь и не разговаривают с ней, как прежде, и вообще стали довольно потрепанными. Но разве это важно? В детстве Яна считала, что ночью они оберегают ее, а днем отдыхают.
Яна разложила Мишутку, Умку и Бабу-ягу на кровати в привычном порядке и потянулась. Она впервые заметила, что у Мишутки нет носа, а место, где, ей казалось в детстве, был его рот, очень грязное. В детстве она его кормила кашей.
Затем провела Яна рукой по карте, которая висела рядом с кроватью. Ее края теперь были прикрыты какими-то Димиными плакатами, которые она у него выпросила. Надо будет сегодня снять. Все-таки «Гражданскую оборону» она слушала только у него.
Отец чертыхнулся на кухне. Видимо, обжегся чаем. Или макаронами, сваренными в молоке.
Яна стянула со стула в углу — отец с мамой называют его помойкой — мятую футболку. «Буду ходить как бич», — решила Яна и злорадно усмехнулась.
Яна голыми ногами встала на пол и вздрогнула от холода. Посмотрела на себя в зеркало. Глаза опухшие, прямые волосы еле прикрывают плечи. Умная и красивая. Дима — дурак. Бабушка всегда так говорит, когда ей плохо. Что мужчины дураки. Какая же у нее умная бабушка!
Яна опять прокралась мимо кухни и закрылась в ванной комнате. Около пятнадцати минут она проторчала под горячей водой. В дверь постучался отец.
— Я ухожу, раз уж ты живая и можешь самостоятельно ходить! Обед на столе! С тебя — приготовленный ужин, раз уж ты себе выходные устроила. И не забудь, что завтра вы идете с мамой в театр!
— Хорошо! — крикнула ему Яна и легла в ванну. Заткнула пяткой слив и смотрела, как ванна медленно наполняется водой.
Мечтать было не о чем. Пока не о чем.
Нельзя позволить себе мечтать.
Нельзя думать о Диме.
Надо выйти отсюда и окунуться в работу. Надо быстро дописать этот роман. И написать несколько сценариев для телепередачи, чтобы выбрать из них лучшие для съемок. А то Руслан написал какую-то «чернушную муть», как выразилась Катя. А Яна эту «муть» даже не открывала. И вроде даже потеряла вчера где-то в снегу.
Да, не сошелся же свет клином на Диме! Есть другие Димы, в конце концов. Стасы, Олеги, Русланы, Саши, Паши разные… У них другие глаза и другая кожа. И пахнут они иначе.
Да, надо писать, садиться за фортепиано. Надо съездить к Кате в гости, напроситься к маме на аэробику. Яна так давно не танцевала!
Яна облилась напоследок холодной водой, чтобы окончательно проснуться, выключила воду и вышла голая в комнату, обернувшись длинным полотенцем. Постояла посреди коридора и вошла в кухню. Все на своих местах: разноцветные тумбочки для посуды, цветы на подоконнике и уже холодный суп на столе.
Яна развернулась и пошла к себе в комнату. Ей казалось, что она блуждает по странной квартирной траектории. По нарисованным линиям на полу. Как шахматная фигура из набоковской «Защиты Лужина».
Ткнула магнитофон, и там тут же заорал «Элизиум». «Все острова давным-давно открыты». Яна нажала на паузу, поменяла диск и врубила «Раммштайн». Пусть долбит по голове, чтобы глупые мысли не лезли в голову. Яна сделала погромче, чтобы посуда на столе позвякивала, и снова пошла на кухню. Механически поела. Попила теплого молока и легла в кровать.
И тут раздался звонок в дверь.
Яна вздрогнула, соскочила с кровати и поняла, что ее трясет. Соседи не любят «Раммштайн»?
А что, если? А что, если это Он?
Яна быстро заскочила в тапочки, накинула мамин халат и посмотрела в глазок. От волнения она сначала ничего не поняла, а потом разочарование навалило как огромное черное пятно на глаза. Ничего не видя от горя, Яна открыла дверь. Там стоял Руслан.
