— Султан!
Да, он идет.
Он провел ладонью по забору, пытаясь определить на ощупь породу дерева. Странно, это была сосна. Помахав на прощание свадебному двору, Султан вошел в небольшую рощу из сосен и чинар с выбеленными известью стволами. Там, на траве, уже находились те, кто ждал продолжения.
— Идем?
И пошли, прихватив гитару и пионерский барабан с отвалившимся дном, в котором несли лепешки. Жених с невестой догнали их позже, усыпив бдительность старух-советчиц. Рассказали, что перед самым их побегом немка произнесла необыкновенный тост, богословский.
Настраивая гитару, вышли к чинарам Дархана — на шоссе было пусто, не считая освещенного троллейбуса, внутри которого танцевали какие-то фигуры в старинных немецких нарядах. То ли развеселая массовка возвращалась со съемок узбекско-немецкой «Волшебной флейты» (консультировать которую и была приглашена профессор Блютнер), то ли… Троллейбус проехал, вслед ему пели.
Мимо мертвой консерватории двинулись к Алайскому, искать арбузы и водку. Прямо перед базаром шествие наткнулось на такую пару: полуголый мужчина с размазанным по щекам кремом, на спину накинут женский плащ — хозяйка плаща шла рядом, держа голого за локоть. Улыбаясь щербатым ртом, она пела: «Я дождалась тебя, какое счастье!» Тот, кого она дождалась, послушно улыбался в ответ и выжимал из-под нагримированных век бессмысленные слезы.
Султан слегка отстал, глядя вслед удивительной и по-своему гармоничной паре, потом нагнал своих, уже входивших в мраморные ворота ночного базара. Кто-то из идущих впереди будил спящего на арбузах продавца, тот сквозь сон торговался и искал продрогшей пяткой слетевший шлепанец.
…Когда вскрыли первый арбуз, у Султана неожиданно поплыло перед глазами — лица, арбузное чрево, какая-то больница в шахматах света и тени, добывание воды из-под асфальта… Покачнувшись, Султан полетел на землю, покрытую звездами битого стекла.
Он не ушибся — случайный порыв ветра поднял его вместе с целлофановым пакетом из «Ардуса» и стопкой букинистических книжек и понес куда-то. В небе еще не растаял едкий запах салюта, но Султан его не почувствовал — только чихнул пару раз во сне, пролетая над недостроенным костелом.
…И не узнал места, в котором открыл глаза. Утро. Кусками висел туман, из него выглядывали ветви, прогибающиеся под тяжестью влажной зелени. Ближе всего темнели стволы крымской сосны, дальше намечались березы и рощи яблонь и смоковниц. В разрывах между ветвями шевелились облака.
Султан приподнялся, пожевал серебристый лист мяты, чтобы прогнать изо рта ночной привкус.
Запела невидимая птица.
«Странно, почему я оказался в этом далеком саду именно сейчас? Почему именно я, а не кто-нибудь другой из людей… друзей?.. И зачем я так спокоен?» Так и не узнав ответа, добавил: «Благодарю тебя, Господи».
В Городе тоже наступило утро. Продавец арбузов подсчитывал ночную прибыль; смотритель троллейбусного парка выгонял из салона хулиганов в напудренных париках; фрау Марта, остановившись на фоне лозунга «Узбекистон — келажаги буюк давлат»[21], что-то записывала в свой зороастрийский блокнот. За Мартой шла Лаги с мужем, и лицо его было в такой судороге смирения, что нельзя сказать точно, был ли это раскаявшийся Юсуф или Малик, ослушавшийся брата…
Позади бежала золотистая собака и лаяла на воробьев, флаги и облака. Раннее солнце щекотало листву, пели грузовики, мурлыкали молочницы, центр Города объезжал визирь (о котором говорили, что он не терпит рядом с собой дураков, особенно тех, которые считают себя умнее его), открывались — книжные лавки… День начинался.
Ноябрь 2001 — июнь 2002Авлиё — святой.
Акя (ака) — старший брат; также употребляется при обращении к старшему по возрасту.
Амакя (амака) — дядя со стороны отца.
Афлатун — Платон.
Бечора — бедняга.
Бир — один; раз.
Бола — дитя, ребенок.
Буви — бабушка.
Дода — папа.
-жон — буквально: «душа», придает ласкательный оттенок именам и словам, обозначающим родственные отношения.
Икки — два.
Исрык (исирик) — гармала, растение, используемое для ритуального окуривания и против дурного глаза; обладает также дезинфицирующим действием.
Кизим — доченька.
Куёнча — зайчик.
Курпача — ватное одеяло.
Курт — шарики из сухой брынзы.
Мазар (мозор) — кладбище.
Махалля — квартал.
Мошугра — суп из маша (мелких бобов) с лапшой.
Насвай (носвой) — особо приготовленный табак, закладывается под язык.
Опа — старшая сестра; также употребляется при почтительном обращении (или упоминании) женщины.
Раис — председатель.
Углым (углим) — сынок.
Укя (ука) — младший брат; также употребляется при обращении к младшему по возрасту.
Усьма — растение, используемое для окрашивания бровей.
Шурва, шурпа — суп.
Перевод отдельных узбекских слов — в «Ташкентском словаре» в конце книги; ударение на последнем слоге.
Большое спасибо за праздник (узб.).
Я устал… Давай спать (санскр.).
Яхшими сиз? Тузукми сиз? — Как поживаете? Как ваше здоровье? (узб.)
Сестра, почему не едите плов? (узб.)
Дворец. Замок. Замок безумцев (узб.).
Будх — будить, изучать, знать (санскр.).
Что вы сказали, сестра? (узб.)
Меня зовут Артур. Очень приятно (нем.).
Человек искусства и искусствовед (нем.).
— Кто звонит? (узб.)
— Переводчик… Стой спокойно (узб.).
Прощай, нежно-горький друг…
Заснеженный Регистан
Регистрирует этот шаг (нем.).
С Новым годом (узб.).
Сейчас, иду (разг. узб.).
«Так говорил Заратустра» (нем.).
Написал стихотворение? (санскр.)
Сазанда — танцовщица на свадьбах бухарских евреев.
Не я (санскр.).
Это становление воспроизводит некоторое медлительное движение и последовательный ряд духов, некоторую галерею образов, из коих каждый, будучи наделен полным богатством духа, именно потому движется так медлительно, что самость должна пробиться сквозь все это богатство своей субстанции и переварить его.
Узбекистан — страна с великим будущим (узб.).
