– Его убили?- в её глазах была скорбь.- А то в газетах…
– Вам врать не стану. Только это не от начальства. У меня знакомый в отделении милиции, он сказал, что замерз 1 января. Был сильно пьян.
– Пётр Егорович в рот не брал!- возразила женщина.
– Знаю только одно. У него при себе не было документов. Как неопознанную личность его доставили в морг, и только весной случайно выяснилось кто он такой. Власти выдали это как сердечный приступ. А вот убили его или как,- Николай пожал плечами и развёл руки в стороны.- А он что, совсем не пил?
– Ни капли.
– От природы?
– В молодости он делал всё. И пил, и курил, и по девкам шлялся,- она вздохнула,- до одного момента.
– Стресс?
– Нет. Встряска. Точнее удар. Он занимался мотогонками. Тогда была мода. И сильно разбился.
– Мне эксперт сказал, что нет у него шрамов вообще.
– А их и не было. И переломов тоже не получил.
– Значит страх!- определил Николай.
– Что вы!! Он был смелый до ужаса. Рисковый. Та авария его не изменила в этом отношении.
– Крыша, выходит, съехала?
– Да. Тяжкое сотрясение. Он не мог пить даже кислый сок. Сразу начинались страшные головные боли. Но главное дело не в этом. Ещё была паховая травма.
– Пах это…
– Именно. Перестал он существовать как мужчина. И это в восемнадцать лет,- она опять вздохнула.- Вы знаете, как он переживал?!
– И вы его лечили?
– Это нельзя назвать лечением. Там помочь можно было только одним. Изменить психику. Тогда, в те годы, эх молодой человек, молодой человек, как вы сможете всё это понять! Психиатрия на службе…
– Я вас понял, Вера Сергеевна. Это считалось мелочами, и никто не занимался. Да?
– Конечно. В те годы мы лечили от других болезней. Большей частью вообще психически нормальных людей. Мне стыдно за моё врачебное прошлое. Когда он пришёл ко мне домой в первый раз, я про себя посмеивалась, а тут гибель сына, и что-то во мне перевернулось. Потом я его сама отыскала. Объяснила ему сложности и последствия, но он был очень упрямый и согласился на всё. И весь курс лечения прошёл до конца.
– Опасный курс?
– Он очень болевой. Применяется электрошок. До судорог. Это пытка инквизиции, а не лечебный курс. Он его выдержал. Я сильно боялась, могли возникнуть нежелательные последствия. Но все мои страхи остались позади через пять лет.
– Он часто к вам приезжал?
– В гости?
– Да.
– Никогда. Всегда присылал мне подарки ко дню рождения и ежемесячные денежные переводы.
– В наше время дополнительная копейка как манна небесная,- Николай допил чай.- Я маме своей стараюсь каждый месяц посылать, но суммы всё какие-то обидно маленькие. Даже стыдно. Здоровый мужик, а мать нормально обеспечить не могу.
– Не корите себя. Бедность не порок. Мама ваша, я вас уверяю, величине не придает значения. Для неё важен сам факт. Она на пенсии?
– Уже три года.
– А отец?
– Папа умер семь лет назад. Инфаркт.
– Соболезную вам. А семьи нет?
– Есть девушка. Давно встречаемся, но… Я в общаге живу, она в двухкомнатной квартирке с родителями. Да сыр-бор не в том. Семья это расходы, а дети пойдут… Ну, какой из меня кормилец? 600 в месяц получаю.
– Доплаты, командировочные?
– Всё это в прошлом,- Николай горько усмехнулся.- Два последних месяца не выдавали. Только авансы. По сотне. Скоро останемся без трусов. Вера Сергеевна. Я вот что подумал. Если он не пил, то его могли тем самым убить, насильно напоив.
– Так могло быть. Но подчёркиваю – насильно. Он был очень здоровый мужик.
– Мне следователь сказал, что на теле повреждений не было. Хотя… они могли бумаги подделать. Наверное, так и сделали, потому три месяца и не опознавали.
– Вероятно, так всё и было.
– А у него родных не было?
– Никого. Мать и отец детдомовцы и он в семье один.
– Жаль человека. Говорят, он был честным. По нашим временам большая редкость.
– За его честность не поручусь, но вот жадности в нём не было. Ему после августа 1991 года дали машину. Ельцин всех одаривал после провалившегося путча. Так он пригнал её сюда и передал по дарственной парню без ног. Тот на мине подорвался в Афганистане. Он был бескорыстный. Ему было чуждо стяжательство. Воспитание, знаете ли, имеет первостепенное значение, а после тридцати, как факт, доминирует над теми привычками, что были приобретены в юности.
– Период переоценки?
– И основательный. Есть такое выражение – остепенился. Психология, молодой человек, способна объяснить всё.
– Как и астрология,- Николай рассмеялся.
– Лженаука,- сказала женщина и спросила:- Мне вам отдать Петра Егоровича архив или кто-то приедет?
– Мне такого поручения дано не было. Послали предупредить, чтобы вы не давали интервью газетчикам. Если вы не против, я гляну, чтобы доложить начальству, но при условии, коль там не много. Мне надо добраться в Москву до 18.00. Сегодня мне надо дежурить по управлению.
– Там три тонкие папки и ещё эти… как их… для компьютера.
– Дискеты.
– Они кажется. Я в них ни черта не понимаю. Не было этого в наше время.
– Бумаги я быстро просмотрю, а дискеты… тут надо компьютер. А давно всё это у вас?
– Вот как его уволили, так и пришла посылка,- она подала Николаю коробку из-под настенных электронных часов.- Смотрите и забирайте.
– Не толкайте меня, Вера Сергеевна, на преступление. Я взять не могу.
– Ай, бросьте!- она махнула рукой.- Тоже мне преступление. Это что-то по философии. Я читала. Там нет секретов. Он мне сказал, что это труд всей его жизни. Так и не нашёл времени, чтобы издать. Берите.
– Тем более. Человек работал, писал. Может надо в какой-то институт или издательство.
– Не спорьте со мной, забирайте. Я уже старая лошадь. Одинокая. Сдохну – выбросят на помойку. А так точно попадёт в архив. И не перечьте.
– Хорошо, но я вам напишу расписку, как положено. С перечислением всего,- предложил Николай.
– Уговорили. Пишите.
– Листы чистые найдутся?
– Не дам. Из принципа,- женщина расхохоталась.- Вы чудной! Да на хрен она мне ваша расписка? Только в туалет с ней.
– А корреспонденты?
– Плюньте. Я старой закалки крыса. От меня они ничего не узнают. Я их брата на дух не перевариваю. Всех бы развешала по столбам, будь моя воля.
– Беру грех на душу,- говорил Николай, одевая в прихожей свои ботинки.- Вера Сергеевна!- он застыл.- А мог Петр Егорович быть самоубийцей?
– Мог. При стечении определённых обстоятельств.
– Каких?
– Безответная любовь. Только не подразумевайте секс. Платоническая. Он был очень тонким человеком. Всё, идите,- она насильно вытолкала его из своей квартиры.- Не обижайтесь, но через минуту телесериал. Последняя утеха в этой скотской жизни. Не лишайте удовольствия.
– Понятно,- и Николай исчез из жизни женщины раз и навсегда, точно зная, что о его появлении она никогда никому не скажет, так как её мир ушёл, а новый она презирает настолько, что доверить ему ничего не сможет.
"Опять эти козлы в наш огород залезли. Всю, блядь, капусту схамали, суки!! Я этих соседей спалю до тла, мать их в качель. Дьявольское отродье. И пошлёт же господь поселиться с такими тварями?"
Примерно так мы хаем своих соседей. Бывает? Ещё как бывает. И деревенька на деревеньку, где-то на меже, да с вилами, топорами, баграми. В городе тоже есть что делить, сходились ведь район на район кто с макогоном, кто с трубой, с цепями и арматурой. Бывало и ментам подкидывали, а потом они нам, отлавливая по одному отбивали в подвалах почки. Однако, они умнели быстро. В драку, коль началась, не лезли, молча ждали, потом лежачих в воронки и все довольны.
И между странами (пусть они цивилизованные) такое случается. То война рыбная, то хлопковая, то вдруг мясная и пошло поехало. Хорошо, что научились спускать мелочи на тормозах, а то и до нового Крестового похода раз плюнуть. Ещё есть войны тайные. Дипломатические. И даже (это совсем недавно придумали) – гуманитарные. И все они то разгораются, то стихают, иногда совсем прекращаются. Нет начала у одной единственной войны и, видно, конца ей уже никогда не будет. Это война разведок.
Кто и когда её запустил, был ли он совсем уже тупым или мал-мал кумекал, не знает никто, однако, был послан, вон тот, что покрепче, с дубиной из седьмого ребра мамонта, в разведку к водопою, узнать, если там кто, да скоко их и чё они меж собой мурлычут, да присмотрись, наставляли того бугая, есть ли при них пожрать, да много ли баб, да есть ли шкуры, и, коль они сплять, мигом назад, разживёмся малость, а то лень сегодня на охоту переться, да и ради забавы надо кости размять. И бугай ушёл. Вернулся он с разведки или нет, неведомо. Может да, а может его подловили и съели, иль отдали своим девкам для расплода, кто их знает, какие они были те времена. Но то, что его послали – верняк. В противном случае, так думаю, разведка бы не состоялась. И весь период становления человека от твари до гомосапиенс, шлифовали механизм как могли, перебирали его, смазывали, лелеяли, отбирая по только им известным качествам нужных людей. Образовалась каста внутри племени и продолжает жить до сих пор. Кто б с ней не пытался состязаться – всё вне игры. Шаман было хотел совладать, но не смог, сил не рассчитал. Поп стремился подмастыриться – умыли. А что ж вы хотите, у них везде свои люди. Генеральный секретарь, так тот и вовсе… да где уж ему горемычному. Разведка пережила всех и никому не дала. Девица хитрая. Церковь по панели, было время, шлялась. Партии там всякие тоже, надо не надо, стелились. А вот дело на спор. Пойди уговори разведку? Ей-ей! Даже не помышляй, тут не до жиру. И теперь, когда тебя спросят, есть ли в мире что вечное, знай, долби своё – разведка. Прийдут и уйдут цари и короли, премьеры и президенты, папы и духовные лидеры, создадутся государства и исчезнут в пучинах бурь, но она милашка всё жива и здорова. А чё ей содеется? Да ни чё! И это не глядя на то, что она уж миллионов пять лет на войне, на передовой, в ежесекундном напряжении, чтоб ни ветка там под ногами ни хрустнула, ни тень не мелькнула (самолёт поднимается до 30 км.), и чтобы ни одной буковки к врагам не попало. Не на жизнь, но на смерть.
