Поезд тронулся. Перрон и многочисленные провожающие, в основном мужики, проплывали мимо нас, махая руками как идиоты. Видимо, из вагонов им отвечали дети и жёны. Пиздато отправить семью куда-нибудь подальше – к тёще, а самому…
Я раскрыл газету и пробежал передовицу.
– Мы есть будем или где? Нам-то чая ждать не надо! – бесцеремонно осведомилась кошка.
– Да, давайте пожрём, – я закрыл газету.
Пока мы уничтожали каждый своё, было слышно только наше жевание и стук колёс. Когда ощущение голода прошло, кошка кивнула на дверь:
– Шпингалет отстегни, а то опять чемодан принесут.
И дальше они с собакой изобразили мой разговор с незамужней мамашей, копируя наши голоса. Потом заржали. Я тоже посмеялся, очень уж похоже у них получилось. Когда поели, я сгрёб остатки трапезы со стола в полиэтиленовый пакет.
За окном пролетело Купчино, и пошёл сельский пейзаж. В дверь постучали.
– А вот и чаёк! – входя весело провозгласил проводник. – Ой, я вам хотел три кружки дать, больно у вас животные человекоподобные.
Собака только хмыкнула.
– Оставляйте, оставляйте, – попросил я. – Я с детства дорожный чай люблю.
– Вы это… Если им там по делам естественным надо, то уж я не знаю, стоянка первая через несколько часов, – проводник почему-то понизил голос.
– Не волнуйтесь, они у меня чистоплотные, – заверил я его.
– Ну, тогда, как говорится, счастливого пути!
И он вышел. А я решил лечь спать.
Разбудила меня собака.
– Через десять минут станция, нам бы выйти надо.
Я пристегнул её на поводок, нацепил намордник. Кошку решил взять на руки.
За окном темнело. Это и хорошо, меньше глазеть будут на мой зоопарк. Я открыл дверь, и мы пошли в тамбур. Проходя мимо проводника, подмигнул ему:
– Без нас не уезжайте.
– Десять минут стоим, – реагировал он.
Впрочем, всё прошло без эксцессов. Когда шли по вагону назад, какой-то карапуз попросил погладить собаку.
– Дяденька, а можно к вам зайти потом?
– У папы разрешения спроси только! – напутствовал я.
– А мы с мамой едем…
«Замечательно, – думаю. – Да здравствует психология.»
Когда вернулись, собака сказала, что это ребёнок той самой мамаши, чемоданы которой едут с нами в одном купе. Хорошо иметь такой нюх. Как-то давно я уже позавидовал ей, на что она изрекла сакраментальную фразу: «Это для вас запахи, а для нас-то – вонь!».
Кошка запрыгнула наверх и свернулась калачиком, собака улеглась на полу. Я тоже прилёг с книжкой в руке. В дверь постучали. Я закрыл шпингалет и открыл дверь.
– Можно мне собачку погладить? – опять тот же карапуз.
– Проходи, только у неё спроси, вдруг она не захочет?
– Собачка, можно я тебя поглажу? – застенчиво и тихонечко малыш обратился к собаке.
Собака подняла голову с пола, посмотрела на меня.
– Ну гладь, что ж с тобой сделаешь… – устало ответила она ребёнку.
– Она говорящая… – зачарованно прошептал он – Дяденька, она у вас говорящая?
И повернул ко мне своё изумлённое лицо.
– Ну, сам ведь слышал, – я не смог не улыбнуться, хоть и не одобрял собачий поступок.
– Нет, ну правда, говорящая? – малыш отказывался верить в такие чудеса.
– Значит так, – вмешалась собака. – Иди к маме и скажи, что хочешь покормить собачку колбасой, дядя тебе разрешил.
– И на меня тоже захвати, – успела крикнуть с верхней полки кошка.
Малыш помчался по вагону со скоростью пули и с криком «Мама, мама, у нас есть колбаса?»
– И не стыдно вам, сиротки? – я укоризненно посмотрел на животных.
– Ну а чё? Минусовать тут в четырёх стенах? Хоть пожрём на халяву, – ответила кошка, спрыгивая вниз.
– Ты, когда мамаша придёт, если, конечно, решит проверить, скажи, что – чревовещатель. Заодно и полезный контакт заведёшь.
– Посмотрим ещё.
В дверь влетел ребёнок, прижимая к груди бумажку, в которую явно была завёрнута колбаса.
– Докторская? – спросила кошка.
– Не знаю… – пролепетал малец.
И, развернув кулёчек, замер.
Кошка, ловко подцепив кружочек на коготь, отправила его в рот.
– Докторская, – констатировала она, прожевав.
– А можно собачке дать? – спросил малыш почему-то у кошки.
– Ей вредно – у неё диета, – заржала кошка.
– Давай-давай, не слушай её, – обеспокоенно вмешалась собака.
Через минуту кулёчек опустел.
– Иди за добавкой.
– А можно мне сестре сказать? – малыш явно не хотел уходить.
– Всем скажи, но возвращайся только с колбасой! – напутствовали две мохнатых негодяйки.
Ребёнок умчался в своё купе. А я укоризненно посмотрел на наглецов.
– Совести у вас нет!
– Нам не положено, мы – животные, – парировала кошка.
– Совесть, любовь и прочая муть – это ваша прерогатива, а у нас только инстинкт и слюни, – поддержала её собака.
За дверью нарастала какая-то суетливая возня.
– Смотрите, не переигрывайте, – шепнул я и дёрнул за ручку.
– Мама не верит, что они разговаривают! – разочарованно начал малыш с порога. Мама стояла позади, скептически поджав губы. Тут же находилась и дочка, на вид старше брата на пару лет.
– Покормите пока собачку, – сказал я и вышел из купе.
Прикрыв дверь, я обратился к мамаше.
– Я чревовещатель. Пусть, думаю, детишки порадуются… – начал я.
– А я уж думала, что такое! Прибегает, глаза как блюдца: «Там, у дяди собака разговаривает!»
– Вы колбасы много не давайте, это я пошутил так.
– Да ладно, не жалко колбасы. Тем более, я её много взяла, а она портится быстро. Лучше же, если кто-то её съест, чем выбрасывать.
Я кивнул в знак согласия.
– А можно мне посмотреть тоже, как это получается? – попросила женщина.
– Что получается? – не понял я.
– Ну, это, ваше чревовещание…
Я открыл дверь и жестом пригласил её войти. Незаметно подмигнул собаке.
– Очень вкусная колбаса. Спасибо, дети, – произнесла она.
– Ух ты, прямо действительно будто сама говорит! – вырвалось у мамаши.
– Давайте познакомимся, вас как зовут? – перевёл разговор я.
– Таня, – представилась она.
Я назвал своё имя. Собака удовлетворённо кивнула.
– Ну дети, собачке пора спать, – решил я свернуть весь этот ажиотаж. – Приходите завтра, когда проснётесь.
Дети нехотя попятились, оглядываясь на маму.
– Давайте-давайте, – Таня взяла их за руки и повела. – Собачкам тоже надо спать, а говорящим – особенно.
– Если чего, заходите, – успел сказать я ей.
После чего мы все дружно добили трофейную колбасу.
– Ты бы это, к Тане-то сходил бы… – лениво прозевала кошка.
– Припрёт – схожу. Только всё равно негде.
– Ну мы можем выйти, типа, погулять.
– Вообще, это вариант, подожду, пока дети уснут.
Я порылся в сумке и достал колоду карт.
– Пулю распишем?
Животные охотно закивали. Я сдал карты. Собака держала колоду двумя лапами, аккуратно и ловко доставая нужную карту зубами, кошка же раскладывала их перед собой на столике, прикрывая листом газеты. Когда надо было достать нужную карту или прикинуть комбинацию, приподнимала газету одной лапой. Довольно быстро кошка стала выигрывать.
Тихо и медленно открылась дверь – на свою беду решил заглянуть проводник (эх, блин, забыл я шпингалет отщёлкнуть) и, видя, как мы сидим за картами, замирает с разинутым ртом. Кошка, будучи сосредоточенной только на изучении карточного расклада, не отрываясь от карт, медленно произносит:
– Ми-зер.
Какое уж тут, в пизду, чревовещание… Короче, спалились по полной.
Проводник так и стоял, вцепившись в дверную ручку, пока я не сообразил, наконец, спросить его как можно более равнодушным голосом:
– Да?
– Стаканы… хотел… забрать… – с паузами после каждого слова, тихо объяснил он – Да вижу не вовремя.
И также медленно закрыл дверь.
Несмотря ни на что, мы всё-таки доиграли до конца. Кошке просто нечеловечески везло, и она загнала меня и собаку в глубокий минус. Заметно стемнело. Я засмотрелся в зыбкие очертания ландшафтов за окном.
– Ну играть-то будем ещё? – без энтузиазма спросила собака. Проигрывать она не любила.
– Знаешь, чего-то расхотелось.
– Да и дети похоже уснули, – намекнула кошка.
– Схожу я на разведку, а вы не шумите.
В каком же она купе? Говорила, что где-то рядом. Я тихо постучался. Дверь приоткрылась, и выглянула Таня.
– Пойдём ко мне, – сразу начал я.
Она думала недолго и через минуту мы уже сидели у меня. Я предупредил проводника, что зверюшки потусуются в коридоре, что это, мол, необходимый моцион для поддержания формы. При виде меня проводник нервно дёрнулся, но ничего не спросил.
Таня оказалась приятной собеседницей, вполне эрудированной (например, она знала, кем был Гауди и величину валентности водорода). Разговор с ней вёлся просто и натянутых пауз не возникало. Выяснилось, что муж Тани оказался честным обеспеченным человеком: честным – потому что, уйдя от неё к секретарше, добровольно выплачивал «бывшей» деньги на содержание, а обеспеченным, потому что сумма была нехилой. Относилась она ко всему по-философски. Всё своё время проводила с детьми и немного скучала по мужскому вниманию.
