Скорее всего, думает Винни, в этом споре победит Розмари. Она привыкла всегда поступать по-своему, к тому же это ее дом и, что ни говори, ее страна. Однако и Фред, похоже, не сдастся без боя. Прошлой осенью на собрании Библиотечного комитета он хоть и был неизменно вежлив, но упорно добивался своего, желая продолжить собрание после пяти вечера, чтобы доказать свою правоту. Винни тогда подумала: не оттого ли это, что он не хочет возвращаться в пустую квартиру? А может быть, всему виной природное упрямство и именно из-за него Фред остался один?
Тем же вечером Винни лежит в постели, погружается в сладкую дремоту, в голове вертятся обрывки мелодий Моцарта — и вдруг раздается звонок в дверь. Вздрогнув, Винни отрывает голову от подушки. Должно быть, трезвонит один из обитателей местных меблированных комнат, кто-нибудь из тех забулдыг с мясистыми лицами, в засаленной одежде, что в хорошую погоду бездельничают на скамейках у железнодорожного туннеля, передавая из рук в руки бутылку в смятом бумажном пакете, или шатаются по улицам возле станции метро «Кэмден-таун», бормочут что-то себе под нос и пристают к прохожим. Потом Винни приходит в голову другая, еще более нелепая мысль. Вдруг та девчонка с игровой площадки узнала, где она живет, и теперь ждет на ступеньках, а стоит открыть парадную дверь — тут же примется тараторить свои похабные стишки?
Еще один звонок, более настойчивый. Винни осторожно вылезает из-под пухового одеяла и шлепает по коридору босиком, во фланелевой ночной рубашке и халате. Свет с лестничной площадки льется сквозь окошко над дверью на холодные черно-белые плитки, и дрожь пробегает по телу Винни. Незваные гости в ее воображении множатся; ей чудится на пороге толпа пьяных бродяг и девочек с сиреневыми волосами, распевающих непристойные куплеты.
Третий звонок — долгий, какой-то жалобный. Нельзя до бесконечности прятаться за двумя запертыми дверьми, это трусость, думает Винни. Лондон — это не Нью-Йорк, где никто тебя не знает и никому до тебя нет дела. Я знаю всех соседей в доме; если я закричу, они сбегутся посмотреть, что стряслось, — как в прошлом месяце, когда нянечка наверху обварилась кипятком. Завернувшись в халат, Винни открывает внутреннюю дверь.
— Что вам? — кричит она. — Кто там?
— Профессор Майнер? — Из-за тяжелой дубовой двери доносится приглушенный мужской голос с американским акцентом.
— Да. — В голосе Винни уже не страх, а любопытство.
— Это Чак. Чак Мампсон, с самолета. Зашел вам кое-что сказать.
— Минуточку.
Скоро двенадцать, в такой поздний час порядочные люди в гости не ходят, а с Чаком Мампсоном она едва знакома. Они не виделись с тех пор, как пили чай у Фортнама и Мэйсона, хотя однажды он звонил, чтобы рассказать, как идут поиски. По совету Винни он нашел деревушку в Уилтшире, под названием Саут-Ли («Пишется по-другому, как вы говорили»), и собрался туда. Если отослать его прочь, можно будет снова лечь и хорошенько выспаться, чтобы завтра к девяти утра ехать в начальную школу на юге Лондона. С другой стороны, если он сейчас уйдет, то, может быть, больше не вернется — и как тогда узнать о его предке — местной легенде?
— Минуточку, сейчас открою, — кричит Винни.
— Жду, — отвечает ей Чак.
Вернувшись в спальню, Винни надевает то же платье, в котором ходила в оперу, проводит щеткой по волосам и недовольно, удрученно смотрит в зеркало. Краситься ни к чему — ни лицо ее, ни гость того не стоят.
При взгляде на Чака Винни охватывает тревога: он кажется усталым, больным, неухоженным. Его обветренное загорелое лицо стало землистым; редкие, рыжеватые с проседью волосы растрепаны, ужасный полиэтиленовый плащ измят и запачкан. Когда Винни закрывает за Чаком дверь, он идет спотыкаясь и пошатываясь, потом становится у зеркала в коридоре и тупо глядит в него.
— С вами все в порядке? — спрашивает Винни.
— Не совсем.
Винни невольно отступает.
— Да вы не бойтесь. Я не пьяный, что вы. Где бы присесть?
— Проходите, садитесь, пожалуйста. — Винни включает лампу в гостиной.
— Долго шел пешком. — Чак плюхается на диван, тот скрипит под его тяжестью. Чак не может отдышаться. — Увидел у вас свет и подумал, вы еще не спите.
— Хм. — Винни не торопится объяснять, что у нее в кабинете, который выходит окнами на улицу, по ночам всегда горит настольная лампа, чтобы грабители не совались. — Может быть, чашечку кофе? Или чего-нибудь выпить?
— Все равно. Лучше выпить, если есть.
— Кажется, есть немного виски. — На кухне Винни наливает в бокал слабенький скотч, для себя ставит чайник и гадает, что за несчастье обрушилось на Чака Мампсона.
В гостиной Винни находит Чака в той же позе, устремившим неподвижный взгляд перед собой. В этой комнате он явно не к месту, а диван ему мал.
— Не хотите снять плащ?
— Что? — Чак смотрит на Винни и хлопает глазами. — Ах да. — На губах его слабая улыбка. — Забыл.
Чак с трудом поднимается на ноги, сбрасывает грязный плащ и опять валится на диван. Без плаща вид у него ничуть не лучше. Пиджак западного покроя застегнут не на ту пуговицу и весь перекошен. Вслух Винни ничего не говорит. В конце концов, костюм Чака Мампсона — не ее забота.
— Вот, пожалуйста.
Чак берет бокал и сидит как каменный, держа его в руке.
— Что с вами? — спрашивает Винни с тревогой и нетерпением. — Что-то… с семьей?
— Нет, с ними все в порядке. Наверное. Новостей давно от них не было. — Чак смотрит на бокал с виски, подносит его ко рту, пьет, опускает — будто в замедленной съемке.
— Нашли предков в Уилтшире?
— Да.
— Ну что ж, рада за вас. — Винни подливает в чай побольше молока, чтобы не было изжоги. — А нашли того мудреца, отшельника?
— Да, нашел.
— Вам повезло, — замечает Винни. Ей не терпится узнать, что же дальше. — Многие американцы приезжают сюда искать корни, но большинство так и возвращаются ни с чем.
— Чушь все это собачья. — Впервые за вечер Чак говорит в полный голос, а то и громче.
— Что? — Винни вздрагивает от неожиданности, ее фарфоровая чашка подпрыгивает на блюдце.
— Чушь все это, извините, собачья. Граф, замок… Дед мне сказки рассказывал, только и всего. Или его самого одурачили.
— Вот как? — притворно удивляется Винни. На деле же в том, что Чак Мампсон — не потомок английской знати, ничего удивительного нет. С другой стороны, для ее исследования неважно, был ли его предок-отшельник графом. — Ну, рассказывайте.
— Угу. Так вот. Взял я напрокат машину в том гараже, что вы посоветовали, и поехал в деревню, в эту самую Саут-Ли. Деревушка крохотная, два-три дома да церковь. Остановился я в гостинице, в городке поблизости. Пошел в библиотеку, попросил, как вы сказали, метрические книги Саут-Ли и списки налогоплательщиков. Мампсонов там не счесть, но все самые обычные. Почти сплошь фермеры, и ни одного Чарльза. Черт знает сколько я там проваландался! Ничего не хотели выдавать по всяким дурацким причинам — скажем, из-за того, что сегодня четверг. Середина недели, а у них все закрыто. И магазины тоже. Недаром мы Англию так обскакали, верно?
— Хм. — Винни сейчас вовсе не хочется затевать спор о том, кто кого обошел — Англия или Америка.
— Ну, наконец открылось Историческое общество. Говорил я с секретаршей, а она и сказала, что место, похоже, то самое. У нее в книге написано, что жил здесь отшельник, в конце восемнадцатого века, в нынешнем имении одной пары, она с ними встречалась как-то раз. Дженкинсы их зовут, полковник с женой. Вот она им и позвонила, а те пригласили меня к себе. Можно я закурю?
— Да, пожалуйста. — Винни вздыхает. Обычно она никому не разрешает курить у себя дома, на занятиях или в кабинете, а на вечеринках отправляет гостей-курильщиков на улицу или в другую комнату.
— Все пытаюсь бросить. — Чак достает пачку. — Врач говорит, нельзя мне. Но я без сигарет места себе не нахожу. Не сплю, думать ни о чем не могу. — Чак невесело смеется, чиркает спичкой, затягивается.
— Нехорошо, — отвечает Винни. В душе (а иногда и вслух) она гордится, что никогда в жизни не курила.
— Уф-ф-ф. — Изо рта у Чака валит грязно-серый, едкий, вонючий дым. — Ага. Но жить-то как-то надо.
Винни едва сдерживается, чтобы не сказать, что, как известно, самая мучительная смерть — от рака легких и от эмфиземы.
— В общем, до встречи с полковником Дженкинсом мне почти целый день было некуда деваться. Торчал я в Историческом обществе, читал про местное дворянство, и завязался у меня разговор с одним археологом. Он ведет раскопки за городом — там когда-то, в старые времена, была деревня. Настоящее древнее селение, средневековое. Для него двести лет назад — то же, что вчера. Он кое-что отыскал, но самое лучшее место для раскопок залило водой. Никто из их группы не мог понять, откуда вода и что с ней делать. Ну, это как раз по моей части — во всяком случае, раньше было.
