— Всякая! Он рассказал мне, что может есть часами, особенно итальянскую кухню. Поэтому я и приготовил обед из девяти блюд.
— Девяти?!
— Да, — ответил Сигмунд с восторгом, — предполагаю, что мы с Робином просидим за столом полночи. Ничего?
Маркус покачал головой:
— Ничего. Надеюсь, ничего страшного, если я уйду из-за стола чуть раньше?
— Конечно, — отозвался Сигмунд. — Вообще-то, я хотел спросить, не мог бы ты поесть сегодня на кухне?
Маркус кивнул. Его это вполне устраивало, потому что он мог мыть посуду постепенно, как только Сигмунд и Робин закончат одно блюдо и перейдут к следующему. Ему бы все равно пришлось мыть тарелки по ходу обеда, поскольку тарелок в доме было всего двадцать семь.
— И еще одно, — заметил Сигмунд, — не мог бы ты надеть передник и колпак, когда я закончу готовить?
Маркус заметил, что покраснел. Похоже, Сигмунд ставил дружбу на карту. Он что, хочет, чтобы Маркус развлекал их с Робином за обедом? Пел бы итальянские песни, облаченный в передник и печную трубу? Или он хочет, чтобы Маркус просто стоял с дурацким видом, тогда им с новым приятелем будет над чем посмеяться?
— Зачем, — процедил он сквозь зубы, — зачем ты хочешь, чтобы я надел передник и колпак?
Сигмунд подмигнул:
— Затем, что я рассказал ему, что ты — итальянский поваренок.
Рот у Маркуса открылся. Потом закрылся. Потом снова открылся.
— Ты что, рассказал Робину, что я — итальянский поваренок?
Сигмунд кивнул:
— Я сказал, что ты гений.
Маркус хотел было ответить, но не нашелся что сказать. Сигмунд продолжал:
— Послушай.
Маркус не отозвался. Он думал, как будет выглядеть в этом белом колпаке на голове. Труба была примерно высотой с Маркуса. Скорее всего он будет похож на маленькую обезьянку, пытающуюся выглядеть выше, чем на самом деле.
— Маркус!
— Да?
Он посмотрел на Сигмунда. Поварской колпак сиял белизной на голове приятеля. До верхушки было очень далеко.
— Ты здесь?
— Увы, да.
Одним из качеств Сигмунда было то, что он слышал исключительно то, что хотел. Сейчас он услышал «да» от Маркуса, но не услышал «увы».
— Отлично, — сказал Сигмунд и потер руки, — дело в том, что я долго обсуждал с Робином итальянскую кухню и сказал, что если ему интересно, я могу угостить его идеальным итальянским обедом. И вот тут появляешься ты.
Маркус уставился на него, пытаясь разжать губы, потому что рот сам собой открываться отказывался.
— Послушай, — продолжил Сигмунд, но это было излишним. Слушатель его был и так крайне заинтересован. — Я рассказал Робину, что мой друг — сын лучшего на свете итальянского повара и что твой отец научил тебя всему, что может сам.
Маркус кивнул. Все, что он знал о еде, он знал от Монса. Не так-то много, но достаточно, чтобы приготовить две порции яичницы с беконом и удивить отца настоящим воскресным завтраком.
— Сейчас твой отец в Риме, где он отмечает полученные его рестораном три звезды в путеводителе «Мишелин».
— А это много звезд? — спросил Маркус, удивившись, что еще в состоянии говорить.
— Больше не бывает.
— Повезло папе, — сказал Маркус и подумал о Монсе, который лежал, хронически усталый, на обследовании в Центральной больнице.
Сигмунд воспринял это как знак, что маленький помощник уже сживается с новой ролью.
— Да, в самом деле. И теперь ты пригласил меня к себе в гости пожить, пока отец не вернется. Чтобы мы могли…
— Оторваться? — уточнил Маркус.
— Да, именно! Чтобы мы могли оторваться, поедая все блюда, которые ты можешь приготовить. Ты куда лучший повар, чем твой отец. Несмотря на твой юный возраст, тебя уже считают гением кулинарии.
Здесь у Маркуса что-то не сходилось. Скромность не была добродетелью Сигмунда. Если он хотел поразить кого-нибудь итальянской едой, было невозможно представить, чтобы он добровольно отказался от лавров.
— Почему я? — спросил Маркус.
— Почему что?
— Почему гений — я, а не ты?
Сигмунд улыбнулся:
— Хороший вопрос. Просто потому, что я не хочу хвастаться.
— Да что ты?
— Да, ты меня плохо знаешь.
— Нет, очень хорошо.
— Если я скажу, что еду приготовил я, у Робина возникнут предубеждения. Если он скажет, что ему понравилось, я не могу быть уверен, что он скажет это не из вежливости, а если он скажет, что не понравилось, как я пойму, что он не хочет просто произвести на меня впечатление? Но если я скажу, что еду приготовил ты…
— …Тогда он скажет, что думает, без всяких предубеждений?
— Вот именно.
— Хитро.
— Ага.
Сигмунд выглядел очень довольным собой. Маркус заметил жирный блеск на его левой щеке. Как долго, в сущности, они уже дружат? Восемь лет. Если он продержатся еще семнадцать лет, можно будет праздновать серебряную дружбу. Но время покажет. Семнадцать лет — это очень долго.
— Тебе надо помыться до обеда, а то Робин увидит, что готовил еду ты.
Через два часа обед был готов. Маркус помыл пол и протер скамейку на кухне, пока Сигмунд готовил еду и учил его итальянскому произношению различных блюд. Все шло совсем неплохо, но Маркус не был уверен, что запомнит, что как называется, когда начнет подавать на стол. Проблема тут же решилась благодаря тому, что Сигмунд написал последовательность блюд на бумажке.
— На всякий случай я написал названия блюд и транскрипцию, — сказал он, — тогда ты не забудешь, как произносится «брускетта».
— Этого я уж точно никогда не забуду, — отозвался Маркус и медленно натянул на себя бордовый передник с надписью: «La bella Italia».
— Ну вот, — сказал он.
— Не совсем, — возразил Сигмунд, — еще колпак.
— А я не могу обойтись без колпака? — поинтересовался Маркус. — Я буду так по-дурацки выглядеть.
— Обойтись без колпака? Ты рехнулся! Колпак — это точка над «i». — Сигмунд водрузил его на голову другу. — Как ты себя чувствуешь?
— Как точка под вопросительным знаком.
Сигмунд засмеялся:
— Расслабься. Ты выглядишь очень по-итальянски. Так не видно твоих светлых волос.
Маркус сделал последнюю попытку.
— У многих итальянцев светлые волосы, — заметил он, — разве я не могу быть таким итальянцем?
— Нет, — ответил Сигмунд, — не можешь. И, Маркус, не забудь, что ты не говоришь по-норвежски.
— Не говорю по-норвежски?
— Нет, только по-итальянски. Ты только что приехал из Италии.
— Это еще почему?
— Тогда Робин свободно сможет сказать, понравилась ему еда или нет.
— Брускетта, — сказал Маркус.
— Вот-вот, — одобрил Сигмунд, пошел в гостиную и поставил диск с музыкой из оперы «Тоска».
Маркус не знал, что Сигмунду нравится опера. Подумать хорошенько, так он совсем и не знает, какая музыка нравится другу. Единственное он знал точно: Сигмунду не нравился рэп. Маркус считал, что иногда рэп бывает очень хорошим, но Сигмунд утверждал, что это лишь искусственный способ говорить и все, читающие рэп, совершенно немузыкальны и не в состоянии издать ни одного чистого звука. Опера, во всяком случае, ему нравилась, если он только не делал вид. С Сигмундом этого никогда нельзя было знать наверняка. Ему нравилось производить впечатление. И чтобы произвести впечатление на Робина, он вполне мог делать вид, что фанатеет от оперы. Иногда Маркус спрашивал себя, почему ему нравится Сигмунд. Сказать, что его приятель был очень приятным человеком, значило бы сильно преувеличить. Он был самоуверен, высокомерен и довольно много хвастался, но, удивительным образом, Маркусу нравились именно эти качества. Ему казалось, что Сигмунд старается так сильно выставиться, чтобы на самом деле спрятаться. Он знал, что это звучит странно, но в жизни было много чего странного, и Маркус заметил, что если ему кто-то нравится, то вовсе не только из-за достоинств. Совсем наоборот. Папа, например, был труслив, забывчив и не очень-то удачлив в жизни. И это Маркусу нравилось куда больше, чем если бы у папы все шло как по маслу. Он смотрел на жизнь, как на знак вопроса, и везунчики не вызвали у него восторга. Но Сигмунд был другим. Он производил впечатление настолько удачливого человека, что у Маркуса на этот счет возникли подозрения. Он был практически уверен, что Сигмунд только делает вид, что все у него как по маслу, но, будь так на самом деле, все выглядело бы по-другому. «Я знаю о нем очень мало, — думал Маркус, — и именно это самое замечательное».
Кроме того, он знал, что, когда дело доходило до дела, он мог положиться на Сигмунда. Когда ему действительно нужен был друг, Сигмунд оказывался рядом. Он мог оказаться рядом самоуверенным и высокомерным, но он был рядом и пытался помочь, чем мог. Чем больше Маркус думал о Сигмунде, тем больше он радовался, что тот его друг. И теперь он даже смутился, потому что чуть было не отказал лучшему другу в такой маленькой услуге — несколько часов побыть в роли маленького итальянского шеф-повара.
