Обязанности сторожевого пса Дэни исполнял превосходно. В том, что в такой собаке нет ничего дурного, надо было прежде всего убедить Антонио; и здесь ей пришлось потрудиться. В конце концов, он согласился, но только при условии, что Дэни ни одной лапой никогда не ступит в дом, и, выходя в сад, всегда будет надевать собачью одежду. Костюм ему сшили новый, очень реалистичный, из легкой ткани, хорошо пропускающей воздух; теперь он был бергамской овчаркой. В одном из помещений подвала, где раньше стирали и сушили одежду, а теперь расположился пес, Антонио устроил нехитрый душ вместо ванны для стирки. Дэни попросил только, чтобы ему позволили взять из дома некоторые книги. По ночам, чтобы не привлекать любопытных взглядов, он чем-нибудь занимался в саду, если это было необходимо. Все остальное время он читал, делал какие-то заметки и охранял дом.
Надо сказать, что с тех пор как у них появился такой необычный пес, они чувствовали себя спокойнее. Вначале Антонио иногда развлекался, подразнивая его.
— Ну что, как жизнь собачья?
Еве, когда ее любопытство было удовлетворено, Дэни стал неинтересен. То же произошло и с детьми. Кроме того, мужу было неприятно, что она с таким доверием относится к собаке.
2
Пес оказался деликатным сторожем. На глаза никому не показывался. Хозяин предпочитал, чтобы такая большая собака не привлекала внимания. Через несколько дней после его появления в доме ему позволили подниматься на чердак по черной лестнице. Он располагался на балконе с кирпичным парапетом, в котором были небольшие прямоугольные окошки. Когда шел дождь, он укрывался на чердаке и продолжал следить за обстановкой через форточку. У него было много свободного времени. По утрам, когда никого не было дома, он мог читать. Днем Ева возвращалась домой раньше мужа, иногда и раньше детей. Было слышно, как она занималась какими-то домашними делами. Он старался не встречаться с ней, и если какая-нибудь случайность все же сводила их в одном месте, пытался вилять хвостом и опускать уши; впрочем, больше пытался, чем делал. Она ничего ему не говорила. Иногда к нему обращался Антонио. Спрашивал, есть ли какие-нибудь проблемы, заметил ли он что-нибудь, — в общем, интересовался, все ли под контролем.
Однажды Ева с ним заговорила. Она вошла в подвал, где он в это время что-то писал; он не заметил ее.
— Сними этот костюм, — приказала она. — И вынеси вещи из подвала.
Она бросила ему старую одежду Антонио.
— Надень это.
Иногда она давала ему какое-нибудь поручение, всегда что-нибудь неприятное и трудное. Но он не жаловался: закрывал свою тетрадь и прятал ее во внутренний карман своего костюма.
— Что ты там пишешь в этой тетради?
— Так, небольшие заметки.
— И о чем же?
— Думаю, это не имеет большого значения.
— Почему тогда пишешь?
— Потому что еще не уверен, что это не важно.
Однажды она строго спросила его:
— Ты там не о нас, случайно, собираешься рассказать? — Она сделала знак рукой, как бы обводя круг, означавший семью.
— Я пишу о том, что знаю.
— А я там есть, среди вещей, которые ты знаешь?
— Этого я еще не знаю.
— Чего ты еще не знаешь?
— Известна мне эта вещь или нет.
Ответив, он снова принялся волочить большую вазу с лимонным деревом. Это дерево надо было переместить в комнату без отопления на первом этаже, которая служила оранжереей. Закончив работу, он направился в сторону душа.
— Идешь делать записи? — язвительно спросила она.
— Нет, я должен проверить, все ли в порядке на территории, за которую я отвечаю.
Он спустился по лестнице, разделся и вошел в душевую. После душа, снова надевая собачий костюм, он услышал, как, спускаясь по лестнице, она спросила — «можно?»
Дэни ответил, что она может войти. Полностью надеть костюм он еще не успел, и поэтому стоял с обнаженным торсом.
— Какая фигура, — сказала она.
В ответ он только вежливо улыбнулся. Его тетрадка лежала рядом на кушетке.
— Можно? — сказала она, взяв тетрадку.
— Там ничего не понять, — сказал он, предельно вежливо. — Я стенографирую, чтобы сэкономить бумагу. У меня ее не много.
— Если хочешь, я куплю тебе тетрадей.
— Спасибо. Это было бы чудесно.
— А потом ты дашь мне почитать?
— Хорошо, — сказал он.
— Одевайся, — сказала она. — Но не по-собачьи; я возьму тебя с собой.
Они сели в машину и поехали в торговый центр, на другой конец города. Она купила ему тетрадей, ручек, пару джинсов, несколько футболок и пиджак. Старую одежду она сложила в пакет и выбросила в контейнер для мусора. А потом, отправляясь за продуктами, взяла его с собой.
— Долго ты еще собираешься работать собакой?
— Возможно.
— Ты ни к чему не стремишься?
— Стремлюсь.
— Быть писателем?
— Если получится.
— А если нет?
— Тогда и подумаю.
— Ты не боишься будущего?
— Нет.
— А если бы тебе пришлось работать псом всю жизнь?
— У меня было бы много времени, чтобы писать.
— И ты не думаешь завести семью? Ну, хотя бы несколько щенков. — Она засмеялась, потом извинилась.
— Не знаю.
— У тебя есть женщина?
— Это было бы несложно, — ответил он и замолчал.
— Так что же, есть или нет?
— Нет.
Наступил следующий день, и жизнь пошла своим чередом. Как и обещал, он начал переписывать то, что раньше стенографировал. Писал и днем и ночью. Она освободила его от обязанностей пса, но работа продвигалась медленно. Он писал без спешки.
Антонио сказал псу, что, наверное, в ближайший уик-энд вместе с семьей поедет в горы. Дал ему указания; вручил связку ключей и объяснил, как надлежит следить за домом. Потом дал ему мобильный телефон.
«Если будут проблемы — звони».
Антонио разрешил Дэни пользоваться кухней и сказал, чтобы по ночам он допоздна оставлял где-нибудь свет. Если будут звонить — он не должен отвечать. Они включили переадресацию вызова. На кухне он мог смотреть телевизор и мог спать в доме — на первом этаже, в комнате для гостей. Она проводила его в эту комнату; показала ему, где лежит пижама, открыла дверцы шкафа и сказала, что он может положить туда свои вещи. Потом она добавила:
— Лучше, наверное, чтобы дети думали, что у них есть собака.
— Конечно, — ответил он. — Дети всегда видели его в костюме собаки. Они были уверены, что он — пес.
— Хорошо, — сказала она, немного смутившись.
Ева вернулась раньше. Так случалось. От отдыха в горах она быстро уставала и поэтому возвращалась к своим воскресным делам: домашнему хозяйству или финансовой отчетности магазина. Если детей не было дома, ей удавалось немного отдохнуть. Она приехала в субботу вечером. Антонио позвонил псу и предупредил его:
— Ты умеешь готовить?
— Более или менее, синьор.
— Сделай что-нибудь горячее. Ей нравятся овощные супы. Сможешь приготовить приличный минестроне?
— Думаю да, синьор.
— Хорошо.
Когда она приехала, кухня была в полном порядке. Кроме минестроне, он приготовил ей несколько маленьких деликатесов: бутерброды с семгой, зеленый салат с орехами в сахаре, приправленный бальзамическим уксусом, и в довершение всего этого — превосходный пирог татен.
— Кто тебя научил так готовить?
— Я работал посудомойкой.
— Посудомойки готовят?
— Нет, но они наблюдают.
Ей хотелось говорить.
— Переоденься, пожалуйста.
Пес вернулся через несколько минут, одетый по-человечески. Ева попросила его сесть за стол и поужинать с ней. Он поставил прибор для себя и стал прислуживать ей за ужином. Она попросила его говорить.
— О чем-нибудь, — сказала она.
Он говорил о Гегеле и об отношениях раб — господин. Она не отвечала. Пес говорил спокойно, и когда для очередной порции еды он делал небольшую паузу — она превращалась во временной интервал, необходимый, чтобы подумать над сказанным. Он говорил ей о Прусте, Маккормаке, Селине, о множестве других вещей. Когда ужин закончился, и пес хотел убрать со стола, она остановила его решительным жестом. Он вернулся к разговору.
Когда уже светало, она сказала, что ей надо немного поспать. А потом добавила: «Пожалуйста, составь мне компанию. Не знаю, как мне быть, если ты уйдешь».
Они занимались любовью и потом уснули вместе. Соблюдая осторожность, он поставил на своем телефоне будильник на четыре часа. Хозяин и дети обычно возвращались после ужина, часам к десяти. Дэни хотел, чтобы все снова было под контролем. Снова надеть костюм собаки, снова приняться за свою обычную работу — скромно сторожить дом.
Пробуждение было внезапным. Повторявшиеся один за другим сигналы клаксона сообщали о том, что БМВ М5 с мужем и детьми уже подъезжает к воротам. Дэни мгновенно оказался на ногах. Охваченная внезапным испугом, Ева открыла глаза.
