– А как ваша очаровашка – бэк-вокалистка?
– Эйнджи? Она оставила музыку по объективным причинам. Встретила смазливого мальчика, залетела. Сейчас живет одна и ребенка растит. Еще работать умудряется. Я бывал у нее, заходил всего на полчасика: времени у нее ни на что не хватает, даже убраться некогда. На плите куски подгоревшей каши присохшие, величиной с мой кулак… Что характерно, она абсолютно счастлива. Даже завидую…
В этот момент в наш разговор встряли.
– Пошли тебе Господь платье, срамница, и забери у тебя штаны! – солидно выдал батюшка с коробкой для подаяний на животе, когда мы проходили мимо ворот рынка.
– Пошли и вам Господь штаны вместо вашего платьица! – пожелала Аня в ответ не моргнув глазом.
Аня в платье? И не мечтайте! Платья и юбки, как известно, придуманы мужчинами для того, чтобы унижать женщин.
Выцветший нестираный батюшка сливался с общим фоном. Как насчет серого цвета? Другого в Нефтехимике нет. Зимой это неопрятный снег, весной и осенью – лужи жидкой грязи, летом – изношенный асфальт. Независимо от времени года – едкий дым из заводских труб, броня облаков, бастионы многоэтажек, а также запаршивевшие от грязи автобусы и грузовики, выцветшие под тяжелым дождем куртки и пальто.
Все, что появляется цветного, будь то рекламные щиты, вывески или афиши, вскоре тускнеет и покрывается серым налетом. Господство серого цвета не может поколебать даже весна. Городские деревья давно убиты заводскими выбросами, а трава сквозь асфальт и утрамбованную землю не пробивается.
– А басист?
– Хорек здесь, в Химике. Учится в Строительном техникуме. Откровенно говоря, у меня с ним не очень хорошие отношения.
– Почему?
– Потому что урод он. Будда тоже в Химике, но этот в музыку уже никогда не вернется. Его после нашего последнего концерта поймали и переломали руки. Он с тех пор нас избегал, даже за ударной установкой не приходил.
– Руки переломали? – ахнула Аня. – Кто посмел?
– «Доктора».
– Кто?!
– Одна новая молодежная группировка, отморозки типа скинхэдов. Только похуже. Они без всяких идеологических заморочек калечат всех, кто чем-то от них отличается. Допустим, поймают парня с серьгой в ухе и вырвут серьгу вместе с ухом.
– А если с длинными волосами, то голову отрывают?
– Отрывать не отрывают, а пробить могут. По их мнению, они оздоровляют наш город, поэтому и называют себя «доктора». Они до сих пор орудуют, то и дело кого-нибудь избивают. Менты одного-двух задержат, а еще сорок по улицам разгуливает.
– А Будда им чем не угодил?
– Им весь наш ансамбль не угодил самим фактом своего существования. Они против всей неформальной культуры.
– Ага, якобы в Химике есть неформальная культура! – Аня махнула рукой. – Здесь одна грязь и больше ничего!
– Просто есть такие люди, которым во что бы то ни стало надо кого-нибудь бить.
Следующим, кого мы повстречали, был Быстрая Походка – одна из трех главных достопримечательностей нашего города. Проще говоря, один из трех знаменитых городских сумасшедших.
Живое воплощение китайской философской притчи – «человек, идущий вперед, с головой, обращенной назад» (Быстрая Походка никогда не смотрит в ту сторону, в которую идет), – пролетело мимо нас, с чрезвычайно занятым видом размахивая руками-жердями. Едва мы с Аней свернули в короткий неширокий проулок и вышли на проспект Мира к остановке, как увидели и второго из троицы – Человека-Загадку. Невысокий смуглый старик, испугом в огромных глазах напоминавший пристыженную собаку, как обычно в это время выгуливал сам себя и, как всегда, топтался на одном месте, затравленно озираясь.
«Что-то психи разбегались, – подумал я. – К дождю, что ли?»
– Плакса, тебе развеяться бы, – предложила Аня. – Сходить куда-нибудь.
– Мы с Кристиной часто выбираемся…
– Да ты не понял, – бесцеремонно оборвала Аня. – Без Кристины. Кстати, где она сейчас, почему ты не с ней?
– Она уехала к бабке с дедкой на выходные.
– Вот и прекрасно! Сходи, оттянись.
– Да с чего ты взяла, что мне это нужно?
– С того, что на тебя смотреть жалко. Ты замордованный весь, как колхозная лошадь.
– Это все? – Я чуял подвох.
– Нет, если честно. Меня одна девчонка, моя бывшая соседка Настя, сегодня к себе на день рождения зовет, а я там кроме нее никого не знаю.
– Можешь не продолжать. Я с тобой. Только если Кристинка узнает, она с меня шкуру спустит.
Собственно, Кристина спустила бы с меня шкуру, и если б увидела нас с Аней сейчас. Легко могу представить эту сцену. Первым делом она отзывает меня в сторонку и ядовито спрашивает: «Что это за кадр?!» Я начинаю ей объяснять, что Аня – моя подруга, Кристина тут же заявляет: «Твоя подруга – Я!» Я пытаюсь возразить, Кристина перебивает меня громким взвизгом: «А, ты не согласен! Ну и иди к ней!» После чего гордо разворачивается и пылит вдоль по тротуару. Мне приходится бежать за ней и в течение получаса вымаливать прощение.
Так бы все и произошло. А поскольку Аня, изуродованная фашистским прикидом и куцей стрижкой, скорее всего жутко не понравилась бы Кристине, то моя персональная диктаторша еще очень долго высмеивала бы меня: «Ну и уродину ты себе нашел!»
Хотя не костюм и не прическа делали Аню пугающей. Ее лицо стало каким-то… поношенным, что ли. Будто она сняла его, как резиновую маску, потом неаккуратно натянула обратно, и на нем появились еле заметные складки: под глазами, в уголках губ, на подбородке… Что же случилось с тобой, Аня?
Каким ветром ее сюда занесло? Она и сама не знала – сидела с таким видом, словно ничто вокруг ее не касается, и клевала салат. Чуть полненькая, похожая на упрямого ослика из-за круглого носа, приподнятого так, что ноздри кажутся чересчур большими. Кому-то другому она бы, может, и не понравилась, да и я не очень заинтересовался ее внешностью, как и праздником вообще.
Кроме Ани на той вечеринке я не знал абсолютно никого – ни виновницу торжества, ни ее тридцатипятилетнего бойфренда, ни их коллег по работе, дамочек (или самочек, как вам больше нравится) самого разного возраста. Аня, вопреки своим опасениям, быстро нашла общий язык с прочими гостьями, которые сочли ее имидж слегка эпатажным, но интригующим. Забыв про меня, моя спутница с головой ушла в разговор на вечные женские темы. Как известно, их всего две: 1) «Все мужики – козлы!» 2) «Надеть абсолютно нечего!»
Время тянулось как бесконечный удав. Умиравшему от недостатка внимания Ромке не хотелось ни есть, ни пить, ни петь. Тем не менее он добросовестно изображал «веселящуюся единицу» (как выразились в свое время Ильф и Петров), сидя в углу и пялясь на мохнатую желтую собаку, неподвижно лежавшую у противоположной стены.
– С этой собакой такой случай связан, – заговорила эта незнакомая девчонка, дыша мне в ухо. Я и не заметил, как она подобралась ко мне. – Я по секрету расскажу, смотри, никому не сболтни. Это давно было, когда Настя в школе училась. У нее тогда другой парень был, Алик. Он как-то раз пришел к Насте в гости, сидел-сидел на этом диване, и вдруг ему сильно захотелось в туалет по-большому…
Она перешла на громкий хриплый шепот и приблизила лицо к моей щеке. Судя по запаху изо рта, выпила она изрядно.
– А он очень нерешительный был, краснел, даже когда с Настькой здоровался, а уж спросить, где туалет, для него было страшнее смерти. Что же делать? Этот балбес вот чего придумал: когда Настя вышла из комнаты приготовить чай, он, не долго думая, спустил штаны и опростался на ковер рядом с собакой! – Девчонка несколько раз фыркнула, точнее, хоркнула, как северный олененок.
– Так не бывает, – заявил я.
– Бывает. Ну Настя возвращается и видит: ковер испорчен. Алик говорит: это собака сделала. Настя: не могла она этого сделать. Алик: говорю же, это собака. Настя: да не могла она этого сделать! Она плюшевая! – Моя собеседница уткнулась носом себе в коленки и затряслась. – На этом у них все и закончилось, – продолжила она, просмеявшись. – Она его ославила на весь Химик.
Я от души посмеялся над историей. Впоследствии мне неоднократно приходилось слышать ее от самых разных людей, живших в разных городах и незнакомых друг с другом, и героями всякий раз были парень и девушка с новыми именами. Я даже не удивился, когда ту же байку рассказал по телеку комик Семен Шаферман в какой-то низкопробной передачке вроде «Аншлага».
– Я Роман, – представился я в качестве продолжения разговора.
– Да знаю я тебя! – Девчонка хлопнула меня ладошкой по колену. – Роман, он же Плакса. Тот самый, из «Аденомы»!
– Э-э-э… – Я прямо онемел, настолько это было неожиданно.
– Меня зови Присциллой. Я была на всех ваших концертах, мне так нравилось… Почему вы сейчас не выступаете?
Я пришел в себя:
– Долго объяснять. Слушай, у меня от этой псевдомузыки уже башка трещит… – Я кивнул в сторону магнитофона.
