Акакий продолжал кричать. Жена кинула его в кроватку и прикрыла одеялом.
- Спать-засыпать!.. Всем детишкам... Гуленьки, спать-засыпать...
Акакий был плотно упакован в сухую пеленку, но продолжал кричать. Жена свирепо качала кроватку. А между тем у нее начал набухать и краснеть нос - верный предвестник скандала.
- Ну, успокойся... успокойся. - Я прижал жену к себе.
Она злобно отстранилась, не прекращая резко возить кроватку:
- Не хочу успокаиваться!... Как знала, что сегодня что-то случится... Всю ночь гадости снились. Терпеть не могу эту сволочь...
- Не злись.
- Я не злюсь! Ты вообще никогда ничего не чувствуешь! - Жена неожиданно для меня вдруг начала всхлипывать и вздрагивать всей грудью. Из глаз покатились слезы. - У тебя вместо души задница! Тебе всё всё равно: если б даже они меня с ребенком на улицу выгнали... ты бы все равно защищал свою чертову бабушку!!! Ты всегда на их стороне... Помнишь, как они две тысячи с отца содрали за прописку... И ты с ними заодно был... Я даже когда болела, с температурой "38" ходила... и то не могла врача вызвать... больничный взять... Все - скоты! Ненавижу!...
(Перед нашей свадьбой родители подсчитывали общие расходы и распределяли обязанности. Отец жены выпил лишнее и пообещал за женой две тысячи приданого. Мои родители разлакомились: обрадовались, что выплатят долги за дачу, и стали эти деньги считать как бы своими. После свадьбы отец жены с обещанным не торопился, а мои родители стали тянуть с пропиской, устраивали длинные разговоры на кухне с намеками - так, чтобы мы слышали, - словом, интриговали. В конце концов, отец деньги дал. Из этих двух тысяч мы экспроприировали пятьсот на покупку софы, так как жена спала на стульях, приставленных к одноместной кровати и покрытых бабушкиным полуторным матрасом, я же спал у стенки, поэтому не так страдал. Остальные полторы тысячи забрали родители и расплатились за дачу. С тех пор жена раз в месяц упрекала меня в стяжательстве).
Акакий заснул. Жена сидела на диване и рыдала уже вовсю. Приближалась истерика. Слова из нее вылетали как-то судорожно, порциями, в перерыве между всхлипываниями. Я как можно нежнее прижал ее голову к своей груди и, сдавливая узкие плечи, обнаружил, что мною исподтишка овладевает желание. Оно подступало медленно, но неумолимо, не считаясь с обстоятельствами.
Я давно обратил внимание, что похоть появляется у меня в самое неподходящее время: когда мы ругаемся с женой, или мне срочно выбегать на дорогу, или когда жена спит, а я бодрствую.
Пока жена плакала, я целовал ее лицо, губы. Они были мокрые и мягкие, как у лошади. Мои пальцы забегали взад-вперед по жениному телу. Она резко оттолкнула меня и вскочила с дивана:
- Займись лучше онанизмом! У тебя это лучше получится!..
- Я в жизни никогда не занимался онанизмом!
В подтверждение я сбросил ногой со стула свои белые носки и ворох женского белья.
- А кто позавчера к стенке отвернулся - и давай кровать трясти?!
Жена комкала вчетверо пеленки и кидала их в шкаф.
- Не знаю... Глупость какая-то. Может, сон приснился... страшный?..
- Рассказывай сказки!
У жены высохли слезы.
- Тебе, наверно, чтоб доказать... надо, чтоб я изменил... с первой попавшейся бабой?! Так, что ли?!
Я попытался придать голосу грозную ноту и пустил фистулу.
- Кто тебя держит? - Она захлопнула шкаф и двинулась на меня. - Только кому нужен такой мерзкий мужичонка?!
Я подбежал к двери, схватился за ручку, хотел ответить по-мужски. Но не нашелся. Сдернул с пианино ярко-красный горшок, отломал от него ручку и, швырнув горшок к ногам жены, выскочил из комнаты.
Ванная была занята: бабушка с яростью стирала половики вместе с папиными носками. Я выругался и заперся в уборной.
4.
Сортир - это единственное место, где нашему человеку можно укрыться от насилия и почувствовать себя личностью. В конце концов, только здесь человек тождествен самому себе. Когда он отдает накопленное внутреннее содержание, он избавляется от всяческой скверны. Ведь мы ежедневно по нескольку раз присягаем в любви к унитазу. Поистине: чем больше отдаешь, тем больше обретаешь, Все светлые чувства - вера, надежда, любовь - основаны на этом законе. Так же обстоит дело и с туалетом. Обновленный и возрожденный, преображенный вследствие таинства отторгнутой плоти, каждый из нас должен отдать дань благодарности Богу, сотворившему это сакральное место. Быть может, это единственное мудрое Его деяние. Кто знает, вдруг именно в существовании туалета надо усматривать Божественный Промысел, потому что в остальном созданный Богом мир - это неблагоустроенный деревенский нужник (в плохом смысле этого слова)? А если проникнуться глубочайшим замыслом Творца и понять, что цивилизованная уборная - это место для молитвы, где верующий остается наедине с собой и наконец без помех может отдаться Богу, - если понять это, все сразу встанет на свои места.
Я спустил воду и, ободренный ярким светом собственной мысли, давшей мне желанное успокоение, твердым шагом вышел в коридор.
5.
Жена сидела за письменным столом и что-то сосредоточенно писала. Не оборачиваясь, она отчеканила:
- Зло не должно остаться безнаказанным! Я написала твоему отцу... Пусть знают!
- А о чем написал?
- На, прочти!
Я взял листок.
ОБРАЩЕНИЕ
Обращаюсь к Вам как к главе семейства. Судьба вашего внука и продолжателя вашего рода в ваших руках!
В последнее время вокруг нас с ребенком создана невыносимая обстановка. Сразу же после роддома на нас посыпались удары, окрики, придирки и т.д. Меня буквально пинали. И это тогда, когда швы еще не срослись, когда я не могла ни садиться, ни нагибаться, Моя чаша переполнилась. Я перестала с ней здороваться и чуть не попала в клинику неврозов (после того когда после очередной встряски у меня пропало снова появившееся молоко).
Все решила безобразная сцена, когда меня обвинили в убийстве кота! (Жаль, что я его не убила.)
В такой жестокой атмосфере я и мой ребенок - ваш внук - больше жить не можем. Поэтому я вынуждена с еще совсем не окрепшим ребенком, которому едва два месяца, да и я с неврозом, уехать. Пусть ответственность ляжет на вас.
Выводы:
1. Моральный облик старшего поколения оставляет желать лучшего (воровство, жадность, грязь, лень - можно продолжать, но лучше остановиться).
2. Нашей молодой семье никто не помогает, а, наоборот, выживают нас с ребенком.
3. Находиться в одной квартире с такими, с позволения сказать, родителями тяжело и морально, и физически.
4. Обратно с вашим внуком я вернусь, если нам создадут нормальную человеческую обстановку.
- Исправь только... у тебя: "моя чаша переполнилась"... Чаша терпения переполнилась.
- Исправь!
Я взял ручку, сделал вставку.
- А может, "воровство" заменить? Не слишком ли сильно сказано?
Жена вскочила со стула.
- А то, что они с отца две тысячи содрали... с инвалида... это не воровство?! А с нас за квартиру по пятнадцать рублей в месяц... сдирают, когда у нас денег совсем нет... это не воровство?!
- Ну тогда напиши: "вымогательство".
Она недовольно кивнула. Над словом "воровство" я надписал слово "вымогательство" и возвратил письмо.
- Перепишу и пошлю.
- Ты действительно собираешься уехать?
- А что остается? Жить с этим дерьмом?! Нет уж!
- Думаешь, у твоих родителей будет лучше?
- Еще бы!
6.
Ночью мне не спалось. Жена, уткнувшись носом в одеяло и свернувшись клубком, слегка сопела во сне, тихо-тихо, как мышка. Гудел холодильник.
Когда-то я панически боялся смерти. Иной раз, после нелепого сна, полного мрачных предчувствий, я просыпался в поту с жуткой мыслью, что бабушка наверняка умерла. Вскочив с постели, я тревожно шел в туалет и заглядывал в комнату бабушки: дышит ли она, поднимается ли одеяло вместе с громадой ее груди. Кажется, все мое детство прошло под ее присмотром (родители, по забытым теперь причинам, подкидывали меня бабушке на целые месяцы). Она кормила меня щами и треской, тогда еще водившейся в магазинах, лечила от поноса яйцами вкрутую и крепким чаем. По праздникам варила холодец и пекла пироги...
Словом, сейчас я думал: смерть бабушки была бы единственным верным средством, выходом из создавшегося положения. Как ни гнал я от себя эту мысль, она упорно возвращалась, соблазнительно рисуя преимущества дополнительной жилплощади и семейного спокойствия.
Я встал с кровати и пошел в туалет. Бабушкина дверь была полуоткрыта, так что сразу бросались в глаза большие, расставленные в стороны пятки, торчавшие из-под одеяла. Почему-то в фильмах о революции и гражданской войне обязательно попадается сцена, где эти пресловутые пятки высовываются откуда-нибудь из соломы, а телегу с мертвецом непременно влачит дохлая лошаденка. В призрачном лунном свете я всматривался в эти пятки с тупым вниманием...
