11
Гарри мне сказал: «Крис, у меня сегодня свидание около бара “Кенко” с моей девушкой и ее подружкой, не хочешь пойти со мной? You wanna come?[13]»
— Sure, okay[14].
Было семь часов вечера, я пришел чуть раньше. Вокруг было прозрачно и светло, казалось, что ночь никогда не наступит в Кембридже в этом сезоне; вечера были нескончаемы, как это голубое небо, простиравшееся, куда хватало глаза, — ни единого холма или возвышенности, способной потревожить небеса Англии, ничего не преграждало горизонта, и небо там совершенно свободно может идти куда пожелает. Немного выше по улице виднелась вывеска кинотеатра «Регал» и название фильма, начерченное красными буквами, которые перспективой стягивались и выстраивались в анфиладу. С такого расстояния афиша была трудноразличима, но я точно знал, что на ней «Блики в золотом глазу», но как мальчишка, чтобы убить время, я пытался различить каждую букву. На мне были светло-зеленые джинсы и коричневая вельветовая куртка с Карнаби-стрит. Вокруг было какое-то странное бессмысленное движение, отделяющее послеполуденное время от вечернего. Непонятно, люди только вышли или возвращались домой? Какой-то тип задел меня за плечо и извинился, бросив: «Oh, I’m sorry»[15], дружески похлопав меня по другому плечу, словно желая удостовериться, что я крепко стою на ногах, а затем добавил: «Are you sure you’re okay?»[16] После этого он поспешил к автобусу № 1, чьи двери уже закрывались, как раз напротив остановки перед «Кенко», где автобусы останавливались один за другим, все одинаковые, похожие друг на друга, уставшие, словно желающие сказать, что на сегодня хватит, но продолжающие трястись вновь и вновь — парк не обновлялся с незапамятных времен, и поэтому они служили всю жизнь. Двухэтажные автобусы с красными лондонскими мордами, их здорово раскачивало, и, прежде чем вскочить или спрыгнуть на ходу с площадки, стоило дважды подумать.
Эта автобусная остановка была местом встреч столь надежным и обладающим хорошей репутацией, как сам Гарри. Впрочем, я был не единственным, кому пришлось ждать. Ведь если девушка пропускает подряд два автобуса, то можно предположить, что она ожидает кого-то, кто внезапно появится на мопеде, резко ударив по тормозам, подчеркивая свое появление, которое должно вызвать удивление и что-то вроде: «God, that’s you! I didn’t see you coming![17]» Тогда как только что приехавший, извиняясь, произнесет: «Hi! I hope you haven’t been waiting too long for me?[18] Я не сильно опоздал?» Или, возможно, остановится машина, даже если это место только для автобусов. Гарри, будь у него автомобиль, никогда не назначил бы здесь встречу. Однако некоторые не могут обойтись, чтобы не нарушить правила. К примеру, я был уверен, что вот эта девушка на остановке ждет ни велосипед, ни автобус. Для этого она слишком хороша и уж больно неплохо одета. Я научился различать подобных девушек. Они всегда ждут «астин-мартин» или «альфа-ромео»; автомобиль сам распахивается перед ними, не успеют они и пальчиком пошевелить, достаточно просто дождаться, замерзнуть и замереть в позе Книдской Афродиты Праксителя, пока этот тип не обойдет машину, чтобы открыть дверцу.
Я заметил Гарри, идущего с одной стороны, и Барбару — с другой. Я понял, что это Барбара, по тому, как она помахала ему рукой. Все дальнейшее произошло очень быстро, как в фильме «Перестрелка в ОК Коррал»[19]. Гарри и Барбара подошли ко мне, девушка чуть-чуть отставала от Гарри, так как не была со мной знакома. Гарри представлял нас друг другу, когда я почувствовал, что нас уже не трое, а четверо. Девушка, которая ждала «астин-мартин», присоединилась к нам.
— I’d like you to meet Chris[20], — сказал Гарри.
— I’m Maybelene[21], — сказала девушка.
Оказывается, она ждала именно меня.
На следующее утро, еще до завтрака, миссис Смит отвела меня в сторонку и сказала: «Chris, you know you can’t bring girls in you room after midnight?»[22] За несколько минут до этого она сделала подобное замечание и Гарри — он сидел за кухонным столом, гладко выбритый, со свежим лицом, несмотря на выпитые накануне полбутылки виски, наливал себе кофе, жадно поглощая колбаски и яичницу, заверив миссис Смит, что подобное больше не повторится. «Harry made те excuses, you know, Chris»[23], — сказала миссис Смит. Я попытался что-то возразить: «Well you know, I’m sure we didn’t make any noise, we really didn’t… they stayed no more than half an hour…»[24] Миссис Смит перебила меня, повысив голос, сказала: «Promise те, Chris, that will never happen again[25]. Если нет, то больше не смогу сдавать вам комнату». Последние слова были лишние. Ну и пусть. Я сказал, что иду собирать вещи. Она остановила меня на лестнице, но я сказал: «Я ухожу». Я почувствовал радость и что пора смываться.
После того как мы познакомились, отправились к «Дороти», в единственный ночной клуб, который, как нам казалось, способен существовать в этом городе. Гарри и Барбара шли впереди, а я и Мэйбилин чуть позади по узкому тротуару. На ней были голубые вельветовые джинсы в тонкий и частый рубчик, желтый, канареечного оттенка свитер, а вокруг шеи был повязан бело-голубой платок. Гребень держал копну каштановых волос, не давая им спадать на плечи, следовательно, распущенные, они должны доходить до пояса, а может быть, чуть выше. У нее были золотистые глаза и едва заметный след помады на губах. Она говорила по-французски с легким акцентом, но в любом случае мы сразу решили общаться на английском.
Для меня было очевидно, что рядом со мной идет умная девушка, о чем свидетельствовал высокий лоб, немножко выпуклый и блестящий. Мне очень нравился ее лоб, я его видел юным и ясным, способным размышлять. Я спрашивал себя, все ли подобные умные девушки такие, как та, что ждала «астин-мартин». Она мне сказала, что через несколько месяцев поступит в университет и начнет изучать право.
— Право!
Она стала молчаливее.
— Do you mean that I…[26] Я не должна? Это плохая идея?
— О нет! Это не так, только люди, изучающие юриспруденцию, кажутся мне непостижимыми.
Она что-то пробормотала на манер Дайен Китон в фильмах Вуди Аллена, которые выйдут гораздо позже, и я понял, что право — это только один из возможных вариантов, так как она не уверена, что это то самое, она сомневалась — ее также привлекали биология и естественные науки, философия — вот это уже интереснее.
После того как мы вышли от Дороти, они согласились пойти выпить последний стаканчик в комнату Гарри. Мы очень тихо повернули огромный ключ во входной двери и прокрались по лестнице, чтобы не разбудить мистера и миссис Смит, мне вспомнилось, как Эдди Кокрэн пел «Twenty flight Rock», историю парня, который с бьющимся сердцем, на бешеной скорости карабкается на двадцатый этаж к девушке своей мечты, но когда он добирается до цели, слишком запыхавшись, чтобы продолжать: «Getting to the top, I’m too tired to rock»[27]. А теперь мы, четверо, говорили обо всем и ни о чем, сидя на узком ковре; в углу стоял одинокий стул, который и потревожить было как-то неудобно. Наш хозяин потягивал виски и, чтобы создать атмосферу, зажег свечу прямо на полу, а затем поставил для нас чай.
Мистер и миссис Джерман, мои новые хозяева, их вполне можно было назвать пожилыми и очень милыми. Мистер Джерман, вернувшийся с войны 1914 года, «I was eighteen at that time»[28] (возраст, когда это все началось), его ноги мерзли в окопах, он сражался при Вердене. Миссис Джерман любезно предлагала мне снова и снова кофе с молоком и печеньем. Я никогда раньше не встречал людей, участвовавших в войне четырнадцатого года, и думал, что таких людей уже не существует. Даже те, кто воевал в 1939—1945-м, остались где-то далеко, материалом для фильмов, которые я видел, когда мне было двенадцать, таких как «Цель — Бирма» и «Мост через реку Квай». Единственными отголосками войны четырнадцатого года были для меня книга «Дьявол во плоти»[29] и фильм «На Западном фронте без перемен» по роману Ремарка, который я видел, когда мне было шестнадцать, однажды воскресным днем с одним приятелем, он отправился в кино ради Джеймса Дина, и больше его ничего не интересовало.
Я вышел из зала потрясенный: я никогда раньше не видел такого тяжелого фильма.
А здесь у меня перед глазами был мистер Джерман, «very very old man»[30], я испытывал уважение к этому человеку, живой легенде, и я пообещал себе общаться с ним, несмотря на все трудности: в течение четырех лет он слышал взрывы пушек и теперь был глух.
