– Что вам надо?
– У вас красивые ноги. Я думаю, они стоят порванных бумажек.
Замахнуться? Ударить? Со всей силы?
– Но зачем вам это? Ну-у-у. Вы так молоды. Впереди жизнь. Вот адресочек. И лучше не дурите. А?
Скотина. Я сжала кулаки.
– Ну же! Берите, говорю! – И тёплая волосатая ладонь похлопала по кончику моего носа аккуратно сложенной бумажкой.
Вот я сейчас. Сейчас. Только соберу силы…
– Давайте.
– Умница! Я знал, что с вами можно договориться. Кстати, есть места, где денег хватает не только на порванные колготки. Вы об этом знаете.
Я пошла не оглядываясь. На улице меня стало слегка подташнивать. Но почему-то не рвало. А я думала оценить Пушкина в две копейки. Две копейки. Так, мои две копейки. Они есть. И можно позвонить. К нему. И мне станет легче. И перестанет тошнить. Чёрт с ней. Подумаешь, свобода! Я ему позвоню. Он меня успокоит. И я всё забуду. Он мне скажет: это такие пустяки, ведь у тебя есть я. И я всё, всё-всё забуду.
Через полчаса мы сидели на ледяной лавке. И курили.
– Что случилось? Пожалуйста, говори. Скорее. Не тяни. У меня мало времени. Меня ждут люди. А это так ответственно. А рабочий день так короток. А я должен так много успеть. Ну? Я тебя слушаю. Ну? Ну?
– Я не могу так. Не могу. Когда ты говоришь “скорее”, я вообще ничего не соображаю.
– Нет, ты соображаешь, зачем меня-то вызвала? Оторвала от дела. У людей бывают дела. Ты хоть это понимаешь?
– Почему ты такой злой?
– Не обижайся. Не злой я. Просто озабоченный.
– Чем?
– Жизнью. В отличие от тебя.
– Ты знаешь, у меня есть целых двадцать пять рублей! Ты можешь бросить работу. И мы с тобой куда-нибудь поедем. Можно полететь на самолёте. Ты не боишься самолётов? Туда и обратно. Это быстро. Нам хватит два дня. Я больше от тебя ничего никогда не потребую.
– Ты соображаешь, что говоришь? Или нет? Я? Бросить работу? На какие такие два дня? Я что-то не пойму. Мы и так встречаемся. Что ты хочешь? Я ничего не понимаю. Двадцать пять рублей? На самолёт? Туда и обратно? А куда? Ты знаешь, что двадцать пять рублей – это не деньги. Да что ты вообще о деньгах знаешь?
– Ну, ты одолжишь. Но ведь не в деньгах дело. Просто, понимаешь, именно сегодня! Да ну их, эти деньги. Я сама их где-нибудь раздобуду. Продам пальто. Или свитер. Или… Но не в этом дело.
– Успокойся. Ты сошла с ума. Я? Сегодня? Полететь? На два дня? Я не вижу смысла. Я не понимаю.
– Господи! Ну как же ты не понимаешь! При чём тут полететь? И при чём тут два дня? Можно на день. Можно на час. Можно не лететь. Можно поехать. Можно посидеть где-нибудь. Но сейчас. И ни перед кем не отчитываться. А можно вообще не ехать, не сидеть. А просто мне сказать: я хочу сейчас быть с тобой.
Это же так просто.
– Это ты, чёрт побери, ни черта не понимаешь! Зачем говорить то, чего не будет?! Идиотизм какой-то! Ты обо мне хоть подумала? Что у меня могут быть неприятности. А?
– Зачем думать о том, что будет. Я сижу рядом. И обо всём можно забыть. Ты пробовал когда-нибудь о чём-нибудь забыть?
– Нет! И не собираюсь. Извини. Ты меня раздражаешь. Я не люблю, когда у меня отнимают время. Запланированное. Ты в это время не входишь. Для тебя есть другое время. И если тебе чёрт знает чего захотелось прямо сейчас…
– Вовсе не захотелось. Просто хочется видеть тебя. И больше ничего.
– Всё. Надоело. Я побежал.
– Ещё чуть-чуть. Я тебя прошу…
– Кстати, почему без колготок? Б-р-р. Холодно же. Тебя что? Кто-нибудь уже успел раздеть? Негодяй. Ты купи. Это, колготки. Во. Своей двадцатьпятке и найдёшь применение. А то – два дня. Самолёт. Тебе ещё и на майку денег хватит. А то – извини. Меня раздражает эта манера. Натягивать свитер на голое тело. Негигиенично же! К тому же колется. Ну пока. Созвонимся.
Он побежал по аллее. Закуривая на ходу следующую сигарету. Мне страшно хотелось что-нибудь крикнуть ему вслед. Чтобы он понял. И чтобы остановился. Но я проглотила свои слова вместе со слюной. А из моего левого глаза выкатилась слеза.
Я шла по городу. На меня сочувственно поглядывали замороженные прохожие. Кто-то думал, что я двинутая. Кто-то предлагал помощь. Я шла прямо. И увидела очень знакомый дом. Где-то я уже его видела. То ли на открытках. То ли на фотографиях. То ли… Ну, конечно же! Я же здесь сегодня ночевала! Раз меня впустили ночевать. Осмелюсь предположить, что предложат и поесть. Я позвонила. Послышались приплясывающие шаги. Так ходят только балерины. На пороге стояла моя старуха. Моя старая знакомая. Горбатая старушенция. Я опустила глаза и увидела мои белые колготки. В которых приплясывала балерина старуха. И надо сказать, они ей даже шли. Это меня взбодрило.
– Что ж? Приступим к делу? – сказала старуха своим молодым голосом.
– Я не знаю… В общем… Мне, конечно, неудобно… Если, конечно, это для вас имеет значение… Но я… Мне… Но я хочу есть. У вас что-нибудь найдётся?
Старуха молча достала из фартука гранат. Я схватила двумя руками гранат и начала его жадно грызть. Сок тонкой струйкой стекал по моему подбородку на пол.
– Это свинство, – сказала старуха, собирая тарелочные осколочки в фартук.
– Свинство. Я совершенно с вами согласна. Ещё какое свинство. Но вы поверьте. Я целый день ничего не ела. Думала, может, он накормит. Но он так спешил. Вы знаете, у него столько работы. Важной. Ему некогда меня кормить. А я… Я только разденусь. Вы снова натопили?
Я осталась в трусиках и свитере.
– Снимай свитер.
– Свитер? Ах, да! – Я судорожно стала поднимать свитер вверх. И увидела неожиданно свой голый живот.
– Ой! Забыла. Я же ничего не поддеваю под свитер. Его это так раздражает. Он даже предложил купить майку. Хорошее предложение. Правильное. Он такой правильный. Но я не люблю майки. Как вы думаете? Наверное, стоило купить?
– Снимай свитер. Ложись на солому. Животом. Я сделаю массаж.
– Зачем? Хорошо. Хорошо. Я не буду спрашивать.
Я легла. Старуха пошевелила пальцами. И стала меня мять. Она мяла меня всю. С такой силой. Что мне хотелось кричать. Ударить её ногой. В зубы. Но я терпела.
– Ты знаешь, – я снова перешла на “ты”. – Мне уже один раз делали массаж. Это было в другом городе. Более большом. И более важном. В гостинице. У меня болела спина. И он предложил… Он жил в соседнем номере. Я его так мало знала. Вернее, я его совсем не знала. Но он сказал, что поможет. Он был такой сильный. И, по-моему, ты знаешь, сорокалетний. Представляешь? Старик. Он стал стучать по моей спине. Ой, прямо как ты. Потом гладить. Потом щипать. К этому времени я успела в него влюбиться. Да, да. Как только он начал щипать. Я уже была переполнена любовью. Но он… Он сделал массаж. И ушёл. Пожелав мне спокойной ночи. Где уж тут успокоиться! Представляешь? Взял – и ушёл! Как ты думаешь, он был импотентом? Вот и не угадала. Он был массажистом. Представляешь, какая скука. Обычным массажистом. Я так разочаровалась. Он всем подряд делал массаж. Имел двадцатилетний стаж работы. И получал за это деньги. Да. И за массаж. И за стаж. Много денег он получал. И от меня ждал того же. Не более. Но ни на следующее утро. Ни потом. Я не принесла ему их. У меня их просто не было. И горничная мне прямо намекнула. Представляешь, какая нахалка! Без стеснения. Было бы за что платить. Я ему принесла шарф. Он совсем новый. Шерстяной. Правда, в одном месте зашит. Но это совсем не видно. Разве на шее можно что-нибудь увидеть? Но он меня выгнал. И обозвал хамкой. Странный какой-то. Как ты думаешь?
– Прими душ, – повторила старуха. И бросила в меня огромное махровое полотенце.
Из ванны я не шла. Летела. Я укуталась в полотенце.
– С лёгким паром! – сказала старуха.
– Ах, если бы только знала! Если бы! Как хорошо. Так хорошо мне давно не было. У меня в пальто осталась “Астра”. Принеси, пожалуйста.
Старуха вопросительно на меня посмотрела. Но принесла “Астру”. Нет. Я ей определённо нравилась. Я прикурила от свечки.
– А? – я кивнула на сигареты.
Старуха отрицательно покачала головой.
– А я, знаешь, балуюсь. Кофе бы с коньячком, – протянула я жалобно.
Но старуха сделала вид, что не поняла мой намёк.
Я прикрыла веки. И услышала. Как старуха из соседней комнаты что-то тащит. Мне так лень было открывать глаза. И потом, пришлось бы помогать. Конечно, я сейчас. Ещё чуточку. И помогу. Но мои благие намерения оказались тщетными. Старуха сама всё втащила. И поставила на пол. Я открыла глаза. Это был шкаф. Лаковый шкаф. Моды семидесятых.
Я приподняла брови.
– Тут вещи, – разъяснила старуха. – Много вещей. Очень красивых. Ты сможешь выбрать для себя всё. Что пожелаешь. На каждую ночь. Ты же любишь вещи.
Я очень люблю вещи. Я люблю вещи больше людей. Поэтому, когда открываю дверцы шкафа. Глаза мои блестят. В нетерпении. На носу выступают капельки пота. Ах, какая прелесть! Я перебираю пальцами каждую вещь. Вдыхаю их запах. Прижимаюсь к ним щекой. Так много места в моей жизни занимают вещи. Они заменяют места каких-то людей. Которые должны быть в моей жизни. Но люди ненадёжны. Они могут предать. Вещи никогда не предадут. И никогда не изменят. Вещам могу изменить только я.
