Низенького плосколицего мужчину с узким в морщинах лбом и непомерно широкими плечами звали Клод. Клод заглянул к Рамминсу в надежде выманить у него кусок свинины или уже ветчины из свиньи, которую хозяева забили накануне. Клод отлично знал, что забили — визг её разносился на всю округу, — и он знал также, что для этого требуется разрешение властей, а у Рамминса его нет.
— Моё почтение, — обратился к ним мистер Боггис, — прекрасный денёк, не правда ли?
Никто из троих не шевельнулся. В этот момент все они думали одно и то же: священник явно не из местных, он подослан, чтобы разнюхать, чем они тут занимаются, и донести властям.
— Какие красивые собаки, — продолжал мистер Боггис. — Должен сказать, сам я никогда собачьими бегами не увлекался, но мне говорили, что бега борзых — занятие очень увлекательное.
Снова ни звука в ответ. Мистер Боггис быстро перевёл взгляд с Рамминса на Берта, с него на Клода, потом опять на Рамминса и заметил на лицах у всех одинаковое, не поддающееся определению выражение: нечто среднее между ухмылкой и дерзким вызовом — презрительно искривлённый рот и глумливая складка около носа.
— Осмелюсь узнать, не вы ли владелец фермы? — обратился ничуть не обескураженный мистер Боггис к Рамминсу.
— А что вы хотите?
— Прошу прощения за то, что беспокою вас, тем более в воскресенье… Мистер Боггис протянул свою визитную карточку, Рамминс взял её и поднёс к самому лицу. Двое других не шелохнулись, но, как по команде, скосили глаза, пытаясь прочесть, что там написано.
— Так что вы хотите-то? — переспросил Рамминс.
Второй раз за день мистер Боггис весьма пространно рассказал про цели и идеалы Общества сохранения редкой мебели.
— У нас её нету, — сказал Рамминс, когда мистер Боггис кончил. — Зря время теряете.
— Нет, погодите, сэр. — Мистер Боггис поднял кверху палец. — В последний раз эти слова я слыхал от старого фермера в Сассексе, а когда он наконец впустил меня в дом, знаете, что я увидел? Старый грязный стул в углу кухни, который, как потом выяснилось, стоил четыреста фунтов! Я помог ему продать его, и он купил себе новый трактор.
— Что вы такое несёте? — вмешался Клод. — Нет такого стула на свете, чтоб стоил четыреста фунтов.
— Извините, — строгим тоном возразил мистер Боггис, — в Англии сколько угодно стульев, которые стоят вдвое дороже. И знаете, где они все? Они пропадают зря на фермах и в загородных особняках по всей Англии, и владельцы используют их как приступочки и лесенки и становятся на них сапогами, подбитыми гвоздями, чтобы достать с верхней полки банку варенья в кладовке или повесить картину. Я вам говорю чистую правду, друзья мои.
Рамминс беспокойно переступил с ноги на ногу.
— Вы хотите сказать, что вам нужно только зайти внутрь, постоять посреди комнаты и посмотреть вокруг себя?
— Именно. — Мистер Боггис наконец начал догадываться, в чём состоит затруднение. — Я не собираюсь заглядывать в ваши буфеты и кладовые. Я только хочу взглянуть на мебель — не скрываются ли тут у вас случайно сокровища, чтобы я мог написать о них в журнал нашего Общества.
— Знаете что? — сказал Рамминс, сверля его своими маленькими злобными глазками. — Сдаётся мне, вам самому охота что-нибудь такое купить. А то с чего бы так утруждаться.
— Куда мне. Хотел бы я иметь для этого деньги. Конечно, если бы мне что-то очень приглянулось, да к тому же не слишком дорогое, я бы, может, и соблазнился… Но, увы, это случается редко.
— Ладно, — проговорил Раммиис. — Большой беды от погляда, наверное, не будет, коли это всё, что вам надо.
И он направился через двор к задней двери дома, мистер Боггис за ним, а вслед потянулись остальные — сын Берт и Клод с двумя собаками. Все они прошествовали через кухню, где из мебели имелся лишь дешёвый сосновый стол с лежащей на нём куриной тушкой, и очутились в довольно большой, невероятно грязной комнате.
И там!.. Мистер Боггис заметил его в первое же мгновение, он замер на месте и, потрясённый, издал какой-то хриплый всхлип. Он простоял так по меньшей мере пять, десять, пятнадцать секунд, вытаращившись с идиотским видом, не смея поверить своим глазам. Невероятно. Это не могло быть правдой! Но чем дольше он глядел, тем реальнее это становилось. В конце концов, вот он, стоит себе у стенки, прямо перед ним, настоящий, прочный, как этот дом. Кто бы мог ошибиться в данном случае? Правда, он выкрашен белой краской, но это ничего не меняет. Ну, выкрасил какой-то болван. Краску легко отчистить. Боже ты милостивый! Только посмотрите на него! И чтобы в таком месте!
В эту минуту мистер Боггис вдруг осознал, что вся троица, Рамминс, Берт и Клод, стоят кучкой около камина и внимательно наблюдают за ним. Они заметили, как он остановился, и перевёл дыхание, и вытаращил глаза, и, наверное, заметили, как он покраснел, а может быть, побледнел. В любом случае они видели вполне достаточно, чтобы испортить ему игру, если он немедленно не примет мер. В мгновение ока мистер Боггис прижал руку к сердцу, пошатнувшись, добрался до ближайшего стула и, тяжело дыша, хлопнулся на него.
— Что с вами? — спросил Клод.
— Ничего, — с трудом выговорил мистер Боггис. — Сейчас пройдёт. Будьте добры, стакан воды. Это сердце.
Берт принёс ему воды и остался стоять рядом, глядя на него с бессмысленной ухмылкой.
— А я уж было подумал, вы что-то увидали. — Широкий лягушачий рот Рамминса растянулся ещё на какую-то долю, обнажив в хитрой усмешке пеньки нескольких обломанных зубов.
— Нет, нет, — запротестовал мистер Боггис. — Конечно же нет. Просто сердце прихватило. Извините, пожалуйста. Это у меня бывает, но быстро проходит. Через пару минут всё будет в порядке.
Надо выиграть время, чтобы подумать, сказал он себе. Что ещё важнее, нужно время, чтобы сперва полностью успокоиться, прежде чем он откроет рот. Осторожнее, Боггис. И главное, сохраняй спокойствие. Эта люди невежественны, но они не дураки. Они недоверчивы, подозрительны и хитры. И если это правда… нет, это не может быть правдой, не может…
Он прикрывал глаза рукой, как будто от боли, и сейчас опасливо и незаметно чуть-чуть раздвинув пальцы и взглянул в щёлку.
Ошибки нет, он тут, стоит по-прежнему на месте, и теперь-то мистер Боггис всмотрелся в него как следует. Да! С первого взгляда он определил правильно. Никаких сомнений быть не может! Невероятно!
То, что он видел перед собой, было предметом мебели, за который любой знаток выложил бы какие угодно деньги. На непосвящённого он, вероятно, не произвёл бы должного впечатления, особенно в теперешнем виде, покрытый белой краской и слоем грязи. Но для мистера Боггиса это была мечта антиквара. Он, как и любой торговец мебелью в Европе и Америке, знал, что среди самых известных и желанных образцов английской мебели восемнадцатого века числятся три знаменитых «чиппендейлских комода». Он знал их историю в обратном порядке, то есть что первый из них был обнаружен в 1920 году в доме на Мортон-ин-марш и в том же году продан на аукционе Сотби; что два другие объявились год спустя на том же аукционе и оба поступили туда из Рэйнем-холла, Норфолк. Все принесли баснословный доход. Он не мог вспомнить точно, сколько именно давали за первый, да и за второй тоже, но знал наверняка, что последний проданный пошёл за три тысячи девятьсот гиней. И было это в тысяча девятьсот двадцать первом! Сегодня же комод стоил бы десять тысяч фунтов! Кто-то (мистер Боггис не мог вспомнить фамилию) не очень давно тщательно изучил историю этих комодов и доказал, что все три вышли из одной мастерской: фанеровка сделана из одного и того же бревна и при сборке использовался один и тот же набор лекал. Счетов к ним не нашлось, но все эксперты сошлись на том, что эти три комода могли быть выполнены только руками самого Чиппендейла на пике его карьеры.
А здесь, повторял себе мистер Боггис, украдкой глядя в щёлочку, здесь — четвёртый комод Чиппендейла! И нашёл его он! Вот теперь он разбогатеет! И прославится. Те три комода имели в мире мебели свои имена: чейслтонский, первый рэйнемский, второй рэйнемский. А этот войдёт в историю как комод Боггиса! Только представить себе выражение на лицах всей этой лондонской публики, когда они увидят комод завтра утром. А заманчивые предложения важных господ из Вест-энда — Франка Партриджа, Моллета, Джетли и прочих! В «Таймс» появится снимок с подписью «Превосходный комод Чиппендейла, недавно найденный мистером Сирилом Боггисом, лондонским торговцем мебелью»… Боже милостивый, ну и шуму он наделает!
Здешний комод, соображал мистер Боггис, почти вылитый второй рэйнемский. Первые три имели только мелкие различия. Этот же, величественный, внушительного вида, сделан в стиле французского рококо в чиппендейловский период Директории — большой, «пузатый», на четырёх резных с желобками ножках, приподнимающих его на фут от пола. Имеется шесть ящиков: два длинных посредине и по два более коротких по бокам; выпуклый фасад роскошно орнаментирован вдоль столешницы, боковых стенок и низа, а также по вертикали между ящиками затейливой резьбой в виде растительных завитков. Медные ручки, хотя и замазаны частично белой краской, выглядят благородно. Вещь, разумеется, «тяжёлая», но замысел выполнен с такой элегантностью и изяществом, что массивность ни в коей мере не делает её громоздкой.
