— Ну мамочка, ну почему ты не хочешь?
— Я уже сказала: не хочу!
— Ну мамочка, ну ты ведь его еще не видела.
— Не видела и видеть не хочу. И не позволю превращать наш дом в зоопарк!
Второго марта Ирина мама вынула из почтового ящика открытку. На открытке была нарисована женщина в такой позе, как будто собирается мыть пол. Если долго смотреть, то выясняется, что женщина так сильно нагнулась потому, что перед нею стоит слишком маленькая девочка, которая протягивает ей пребольшущий букет.
Под рисунком подпись:
«Поздравляю с Восьмым марта».
А на обратной стороне написано:
«Дорогая Ира, поздравляю тебя с Международным женским днем. Будь здорова. Учись хорошо, а подарок я принесу тебе сам.
т. д. Толя».
«Очень странно», — подумала Ирина мама.
Когда Ира вернулась из школы, мама спросила:
— Ты можешь мне объяснить, что означает «тэ дэ»?
Ира посмотрела на кончик своего короткого носа и сказала как-то нараспев:
— А что та-акое?
Мама протянула ей открытку, Ира прыснула;
— Тэ дэ — это твой друг, понимаешь — сокращенно! Я ему тоже так пишу.
— А когда ты ему пишешь?
— В День танкиста, в День железнодорожника. В общем, когда бывает нужно, тогда и пишу.
Наступил вечер.
Ира готовила уроки. Мама вязала.
Около семи часов вечера кто-то постучался в дверь.
— Войдите, — сказала Ира и не подняла головы от тетрадки.
И он вошел. Он — Толя. И что-то живое энергично вырывалось из его рук. Что-то завернутое в кухонное полотенце.
Ирина мама встала и на всякий случай отошла от стола. Но Толя к столу не приближался. Стоя в дверях, он начал поздравительную речь.
Ирина мама немного побледнела, глядя, как что-то, гораздо большее, чем мышь или краб, копошится у Толи на руках.
А Толя говорил:
— Я желаю тебе в этом новом женском году исполнения всех-всех твоих замыслов и надежд.
Ирина мама слушала с большим напряжением — она не могла прервать мальчика, когда он говорит такие возвышенные слова.
— …и еще — я желаю тебе, чтобы ты всегда была впереди...
Это было уже слишком, но Толя и сам замолчал. Он подошел к столу и прямо на скатерть плюхнул свой неспокойный сверток.
Кухонное полотенце подпрыгнуло и — взорвалось. Все увидели невероятно сердитого зверька, который короткими передними лапками отшвыривал от себя полотенце. Делал он это, удобно сидя на задних лапах, вернее — на широком мягком задике.
Как только зверек освободился, сразу стал приводить себя в порядок: изящно и быстро умыл тупоносую, большеглазую мордочку, потом обеими лапками потер усы и за круглыми торчащими ушами. Потом начал оглаживаться. Пригладил блестящий рыжий мех на спинке и белую шерсть на пузе.
В его жестах было столько капризного и справедливого возмущения, что совестно делалось за Толю: зачем, на самом деле, надо было заворачивать его в полотенце?!
Ирина мама, обрадованная уже тем, что на столе не кошка и не гад, с неожиданным для себя интересом спросила:
— Кто это, это морская свинка?
— Ну что вы, — прямо спел, замирая от восторга, Толя, — какая же это свинка — это же хомячок!
— Ах, вот оно что! — сказала Ирина мама. — Значит, все-таки хомячок?!
— Ага, — наивно подтвердила Ира, — класс млекопитающих, отряд грызунов… в домашних условиях считается почти всеядным. .
— Скажите пожалуйста, какие познания...
А Толя сиял! Вся его выдержка кончилась. Он подошел вплотную к столу. Хомяк немедленно прервал свой туалет, поднялся во весь рост и, стоя на задних лапах, как начнет раскачиваться из стороны в сторону, как защелкает зубами.
— Се-ердится, — умилился Толя, — это он так сердится. А если его тронуть вот сюда, в спинку, — может подскочить... а теперь смотрите, что будет.
Из кармана брюк Толя вынул тоненькую, чисто вымытую морковку и подал ее хомяку. Тот сначала умоляюще протянул ручки, а когда дотянулся — не взял, а цапнул да еще так посмотрел, как будто хотел сказать: «Какого черта трогаешь мою морковку!»
Лапки у хомячка действительно похожи на руки — на каждой по четыре пальца, а вместо пятого, большого, бородавочка! Пользуется он ими очень ловко.
Выхватив у Толи морковку, хомяк не стал грызть как попало — он поднес ее к мордочке горизонтально, будто собрался играть на флейте.
Когда хомяк съел морковку, Ира дала ему кусочек булки. И булку он мгновенно съел. Тогда Толя дал ему комок ваты. Хомяк — цап — и за щеку. Еще комок, и опять — за щеку.
Ира протянула ему семечек. Он и семечки, зернышко по зернышку, запихнул за щеки. Через некоторое время хомяк стал похож на пожилого толстяка, которому хочется спать. А ребята наперегонки угощали его.
— Что вы делаете! — закричала вдруг Ирина мама. — Вы с ума сошли, он заболеет, он просто лопнет!
— Ну что вы? Он же прячет все в защечные мешки. Вот, смотрите! — И Толя, отломив серу, дал хомяку спичку.
Зверек отправил ее туда же. В ожидании еще какого-нибудь угощения стал усатой мордочкой нетерпеливо щупать воздух. Но как? С какой быстротой! Поверить было трудно, что там в носу у него нет никакого моторчика,
Когда убедился, что ничего больше не получит, опять стал умываться. Теперь он мыл только морду. Мыл ее подробно и толково.
Очень долго хомяк занимался своим лицом, потом еще раз прошелся по животу и грудке. И спинку не забыл! И все остальное.
Такая забота о собственной шкурке, такая опрятность окончательно покорили Ирину маму.
Толя, которого прямо разносило от восторга и гордости, ходил вокруг стола, сиял, вздыхал, наконец спросил:
— Правда, отличный экземпляр?
— Правда, — согласилась Ирина мама.
— Мы его назвали Хомкой — правда, хорошее имя?
Вот тут-то Ирина мама и поняла, что ее провели. Она сухо спросила:
— Когда же вы успели его назвать?
Толя одно лишь мгновение был в растерянности, потом сказал хладнокровно:
— Видите ли, мы с Ирой довольно часто играем в нашу любимую игру — придумываем имена разным животным. Недавно по улице бежала очень короткая собака, и мы назвали ее Кубик!
Ирина мама ничего больше не спрашивала.
Поздним вечером, когда ублаженный Хомка крепко спал в Иры-мамином кресле, на Иры-маминой шали, свернувшись в рыжий клубок по-кошачьи, мама долго смотрела на него, а потом сказала:
— Ты знаешь, Ирочка, у него должно быть свое постоянное место. Я даже знаю где. Вот здесь! А этажерку можно вообще ликвидировать..
Ира очень грустно взглянула на свою маму.
— Ты что, Ирочка? Тебе не нравится это место? По-моему, здесь ему будет хорошо.
— Еще неизвестно, где он будет жить, — мы ведь купили его пополам!
— Как это — «купили»?! — Ирина мама от удивления даже села.
— Как все — за деньги. Мне не хватало денег на целого хомячка, и тогда мы с Толей решили купить его пополам. А теперь он говорит, что постепенно вернет мне мою половину и заберет Хомку целиком!
— Ерунда какая-то… а что означали эти поздравления?
Ира фыркнула сперва, а потом, довольно точно подражая голосу своей мамы, крикнула:
— Никаких хомячков!
…Толя сделался хозяином целого хомяка скорее, чем этого ждали. И пришел за ним теперь уже не с кухонным полотенцем — он принес клетку, похожую на дворец. Клетку ребята делали сами, а они-то хорошо знают, что такое хомяки из отряда грызунов. Клетка была сделана из металлических прутьев.
Толя вошел и поставил Хомкин дом у порога. Жестом, непостижимо ловким и быстрым, он просунул ладони под мышки зверьку, поднял, насладился его гневом, нежно прижал к себе и только потом впустил в клетку. Конечно, проверил дверцы, сказал «до свидания» и ушел.
Ире с мамой остались на память следы от Хомкиных зубов.
Этот симпатяга за короткое время успел обгрызть три ноги дубовому столу. Почти все углы у радиоприемника. И совершенно изуродовал одну лайковую перчатку Ириной мамы, но это все равно что две, потому что выкидывать надо пару!
Хомке простили все, и когда он был забран, то неизвестно даже, кто больше скучал. Потому что Ира теперь все время пропадала у Толи, а мама сидела дома совсем одна — и без Хомочки и без дочери.
Будь Ира похитрей, в эти дни она могла бы принести хоть сто ежей; она могла бы преспокойно привести домой живую козу, и мама ничего бы ей не сказала ни про хлев, ни про зоопарк!
Прошло много-много скучных дней — и вдруг… Ирина мама пришла домой не одна!!!
На груди у нее, в том месте, где всегда высовывался шарфик, из-под пальто торчала кошачья голова.
Рыже-беломордый котенок, очень хилый и чумазый, был поставлен на стол.
Ира прыгала от радости, а котенок смотрел на нее медленным тяжелым взглядом.
