В чём же была причина? Каков диагноз? Ответ прост: руководящая и направляющая роль Коммунистической партии!
Работать или служить можно за страх, за совесть и за выгоду. У советской партноменклатуры к тому времени страха уже не было, а совести у них не было никогда. Выгода же, не ограниченная ни совестью, ни страхом, неизменно сводится к одному: получать всё, не вкладывая ничего. Старые идеологические штампы не только надоели народу, – они стали ненужной обузой для многочисленной армии дармоедов, которая этим народом управляла.
Ежедневно, как грибы после дождя, появлялись частные банки, биржи, брокерские конторы, холдинги и трасты, где находили себе тёплые места аппаратчики из вчерашних обкомов, горкомов и райкомов. Началась бешеная торговля всем, что плохо лежит. А плохо лежало в те дни абсолютно всё.
На всякий пожарный случай местная партноменклатура подарила Украине независимость. Слишком уж сильные катаклизмы происходили тогда в Москве, а русский бунт, как известно, часто бывает бессмысленным и беспощадным. Умеренные и осторожные украинцы не таили в себе реальной опасности. В их питательной среде можно было не опасаться за своё здоровье и благосостояние, а плавно мутировать в новых исторических реалиях. А в случае чего – любые неудачи можно списать на украинских националистов: вот, дескать, до чего довели со своей независимостью! «Пипл схавает!» Потому-то в те дни многие украинские патриоты растеряно и настороженно восприняли независимость, при-поднесённую вчерашними врагами, ожидая какого-то подвоха. Масштабы подвоха можно оценить по прошествии пятнадцати лет.
А тогда мало кто до конца понимал, что происходит. С тревогой вслушивались в очередное сообщение: с нового, 1992 года вводятся свободные цены на все продукты и товары народного потребления. Зарплата будет выда ваться частично советскими рублями, частично – многоразовыми купонами, своеобразными заменителями украинской валюты. Женщины вздыхали:
– Теперь до Нового года ничего не купишь! Всё припрячут!
Так и случилось. Последний рабочий день 1991-го года подходил к концу. Стемнело. Приехав в центр города, я отправился бродить по магазинам в надежде купить хоть какой-нибудь колбасы, – дома было хоть шаром покати.
Сквозь ярко освещённые витрины многочисленных магазинов виднелись пустые полки и прилавки, возле которых скучали одинокие продавцы. В сочетании с этой пустотой неоновый свет витрин казался каким-то зловещим. Сознание отказывалось это принимать! Нет ни войны, ни эпидемии чумы, ни какого-либо ещё катаклизма! Вот так, – ни с того, ни с сего, – разруха и запустение!
Подходя к большому гастроному под названием «Диетический», я ещё издали заметил огромную очередь, вытянувшуюся до самого угла. Очередь была именно за колбасой, так что пришлось стать. Двигалась очередь медленно, то и дело по ней проносились слухи о том, что колбасы на всех не хватит. Подбежала полная женщина средних лет, суетливая и взволнованная, в съехавшей на бок меховой шапке.
– Я здесь занимала очередь! Вот за этим мужчиной! Он может подтвердить!… Что там говорят?! Хватит колбасы?!… Ну, ладно, вы стойте, а я побегу! Я ещё в другой очереди стою, за конфетами!…
– А какие конфеты? – спросил я.
Женщина уставилась на меня, как на идиота.
– Ну, конфеты! В бумажках! Что вы, не знаете?!
– Я понимаю, что в бумажках. Как называются?
– Не знаю…- пожала плечами женщина.- Да какая разница?! Главное, что конфеты! В бумажках!…
И она помчалась за вожделенными конфетами, не тратя больше времени на пустые разговоры.
Тогда меня очень позабавила эта женщина. «В бумажках! А какие же они ещё могут быть?» – думал я наивно. Я и не предполагал тогда, что конфеты могут быть и без бумажек. Месяц спустя я в обеденный перерыв в гастрономе под названием «Темп» отстоял очередь за карамельками. Конфеты были, очевидно, прямо с фабрики. Они не успели ещё толком затвердеть и сладко пахли на весь магазин. Тем более, что были без обёрток.
– Действительно, зачем морочить голову с этими обёртками?! – рассуждали люди в очереди.- Только деньги тратить на бумагу и типографию! Вот так правильно: быстро сделали – и в продажу, быстро купили и съели!
Чтобы зря не терять времени и не тормозить процесс, я прямо в обеденный перерыв отправился домой, держа в руках бумажный кулёк с ароматными карамельками. Жил я не очень далеко от работы, так что добрался быстро. Мой пятилетний сын в те дни болел. Аппетита у него не было, но карамельки он уплетал с удовольствием, не вылезая из постели. А я стоял посреди комнаты и гордился собою, – отец, добытчик, вожак стаи!
Но это, как я уже сказал, было значительно позже. А в тот раз мне не досталось ни колбасы, ни конфет. Потому что они закончились.
Плюнув и выругавшись, я двинулся вверх по Сумской в поисках удачи. Путь мой пролегал мимо широко популярной в народе закусочной «Харків’янка», получившей от харьковчан название «пулемёт». Это крупное заведение, представлявшее собой анфиладу просторных залов, сейчас пустовало. Но нет: в одном из окон я заметил двух девушек в белых халатах, которые что-то делали за стойкой. Любопытство взяло верх, и я решил зайти.
То, что я увидел, меня поразило. Девушки нарезали чёрствый белый батон и жарили эти ломти на прогорклом масле. Кусочки накладывали по два на тарелку, и это называлось «Гренки Харьковские». Охотников попробовать эти гренки не находилось. Среди гулкой пустоты зала мои шаги привлекли внимание. Девушки оторвались от своего занятия и посмотрели на меня виноватым взглядом: им больше нечего было предложить посетителям кафе.
В скверном настроении я покинул любимое мною с детства заведение и продолжил свой путь.
Маленький магазинчик на Сумской, именуемый «коммерческим», имел очень высокое крыльцо. В магазинчике было два прилавка, поэтому на крыльце было тоже две очереди. Они спускались вниз и тянулись до самого края тротуара.
– Почём колбаса? – спросил какой-то подбежавший мужчина.
– По сорок! – ответили из очереди.
– Сорок рублей килограмм?! Ни фига себе!
– Всё равно надо брать! – взволнованно доказывала полная женщина в очках. – С нового года, говорят, будет ещё дороже! Так что, надо брать!
Она чем-то была похожа на ту женщину из очереди за конфетами. Только та была без очков. Неожиданно я разозлился на всех этих суетливых женщин. «Вот из-за таких, как они, создаётся ажиотаж, поднимается паника! А торговля спокойно повышает цены!» – думал я. Спрос рождает предложение, и, если бы никто не покупал колбасу по сорок рублей, никуда бы они не делись, продавали бы дешевле! Сознание отказывалось воспринимать цену сорок рублей за килограмм, когда ещё вчера она была в пять раз меньше.
Это с нового года я увидел свободно лежащую на прилавке колбасу по 200 рублей за килограмм. При минимальной-то зарплате 400 рублей! Но в тот день мне и цена 40 рублей показалась неоправданно завышенной. И я принципиально, как бы подавая пример всем остальным, не стал занимать очередь и гордо удалился.
Колбасу я тогда купил чуть подальше от центра и всего по 23 рубля. Правда, качества она оказалась неважного: распадалась на куски и отдавала старым салом. Но моральная победа осталась за мной!
Кажется, всё это было вчера. А, между тем, прошло уже 15 лет. Пришла пора всё оценить и осмыслить. Помню, как тогда мне почти весело говорил один старичок:
– Каждое поколение должно испить свою горькую чашу! Кому досталось революция, кому война, кому и то, и другое вместе! Вот и ваше поколение хлебнуло!
За пятнадцать лет многое изменилось. Как говорится, «жить стало лучше, жить стало веселей». А если кто-то сейчас жалуется на тяжёлую жизнь, могу им ответить одно: по крайней мере, конфеты у нас в бумажках.
2007
