«Щас! Может, этот Володя потом прославится. И будешь рвать на себе волосы эпилятором! Забери, но от Эдика спрячь…» - распорядилась Оторва.
- Костя, возьмите портрет! - приказала Лидия Николаевна. - Сколько с меня?
- А сколько не жалко! - художник изобразил дурашливый лакейский поклон.
- Костя, заплатите пятьсот долларов!
Подземные художники, услышав сумму, зароптали.
- Ско-олько? - опешил телохранитель. - Лидия Николаевна, да у них тут красная цена - пятьсот рублей! За свой я вообще двести отдал! - и он показал хозяйке лист, с которого гордо смотрел супермен-красавец с эстетично травмированным носом.
- Делайте, что вам говорят!
- Тогда вместе с папкой давай! - скрипучим голосом приказал охранник, протягивая художнику деньги.
Тот взял и глянул на богатейку с грустным лукавством, будто заранее извиняясь за какой-то неочевидный до поры подвох.
- Лидия Николаевна, - улыбнулся Володя, аккуратно уложив доллары в напоясную сумочку. - Я пошутил про тайну…
- Зачем?
- Просто так…
Выйдя из подземного перехода на раскаленную московскую поверхность, женщина остановилась.
- Забыли что-нибудь? - спросил телохранитель.
- Костя, - поколебавшись, сказала она. - Я хочу попросить вас об одной услуге!
- На то и приставлены.
- Не надо рассказывать Эдуарду Викторовичу про этот портрет!
- Почему?
- Потому. Возьмите себе пятьсот долларов - и пусть это останется между нами.
- А инструкция?
- Что вам важнее: инструкция или моя просьба?
- Ладно, не скажу…
«Мерседес» с синеватым рыбьим отливом медленно тронулся, пересек сплошную разметку и, свернув направо, исчез в тоннеле. На его место, видимо, сбитый с толку, тут же пристал обшарпанный «Жигуль» с калужскими номерами. Постовой радостно встрепенулся и хозяйственной поступью направился к простодушному нарушителю.
Две дамы, закутанные в белые махровые халаты, сидели в плетеных креслах у края бассейна с минеральной водой, доставляемой в Москву из Цхалтубо специальными цистернами. На столике перед ними стояли высокие бокалы с черно-красным, как венозная кровь, свежевыжатым гранатовым соком. На головах у женщин были тюрбаны, а лица светились той младенческой свежестью, которую сообщают коже целебные косметические маски, стоящие бешеных денег.
Одна из них, уже известная нам Лидия Николаевна, улыбаясь, слушала подругу.
- Ты представляешь, Рустам просто очертенел от ревности! Отобрал у меня мобильник.
- А телефон-то зачем отобрал?
- Зольникова, ты действительно не понимаешь или прикидываешься?
- Не понимаю.
- Рустамке рассказали, как одному банкиру жена изменяла. С помощью мобильника.
- Как это?
- А вот так это! Он ее запер от греха, а она что придумала! Договорилась с любовником, тот ей звонил, ну и…
- Что «ну и…»?
- У тебя в голове мозги или тормозная жидкость? Телефон-то с виброзвонком! Ясно?
- Да ну тебя! Вечно ты…
- Вечно не вечно, а телефон Рустамка у меня отобрал. Просто какой-то горный Отелло! Слушай, а Эдик ревнивый?
- Конечно.
- Слушай, неужели ты ему еще ни разу не изменила?
- Зачем?
- Вот и я каждый раз думаю: зачем? У нас во дворе были качели. С них одна девчонка упала и разбилась. Об асфальт. Мама мне запрещала к ним близко подходить. А я все равно качалась - тайком. Потом шла домой и думала: зачем? Ничего не меняется - все как в детстве. Только качели разные…
- Смотри не расшибись!
- Это ты, Зольникова, смотри не расшибись! С Мишенькой…
- Что?
- Ой, только перед подругой не надо! И он тебе нравится. Я-то вижу!
- Ну и что, если нравится? Иногда попадаются интересные мужчины. Смотришь и думаешь: если бы у меня была еще одна жизнь, то, возможно, я провела бы эту жизнь с ним.
- А если смотаться на недельку в ту, другую жизнь - и назад. Как?
- Нет, я так не умею. Но даже если бы умела… Нет! Эдик сразу догадается.
- Дура ты, Зольникова! Ни у одного Штирлица не бывает таких честных глаз, как у гульнувшей бабы! В Библии так и написано: не отыскать следа птицы в небе, змеи на камнях и мужчины в женщине…
- В Библии? И давно ты читаешь Библию?
- Ну, ты спросила! Я что, старуха? Я в Марбелле с одним журналистом познакомилась. Отличный парень. Бисексуал. Он про церковь разоблачительные статьи пишет. Библию наизусть знает. В этом году опять туда приедет. Ты-то собираешься?
- Не знаю. Я еще Эдику ничего не говорила.
- Давай я скажу?
- Не надо, я сама. Плавать пойдем?
- Не хочется.
- А мне хочется.
Лидия Николаевна встала, размотала тюрбан, сбросила халат и потянулась с той откровенностью, какую могут себе позволить только женщины, одаренные безупречной наготой. Нинка посмотрела на подругу с завистливым восхищением.
- А подмышки чего не бреешь? Опять, что ли, модно?
- Просто забыла, - она пожала голливудскими плечами, с разбега нырнула в минеральную синеву и поплыла под водой.
«Будь осторожна! - предупредила Дама. - Если это уже заметила Нина, скоро заметят все!»
«А что они заметят? Баба должна нравиться мужикам, - вмешалась Оторва. - Пусть Эдик тоже немного подергается, а то, понимаешь, купил себе рабыню Изауру. Как он тебя еще к гинекологу отпускает?»
Лидия Николаевна плыла, радостно одолевая тяжелую нежность сопротивляющейся воды. Она наслаждалась своим молодым, свежим и сильным телом. Но в этом монолитном телесном счастье брезжила какая-то тайная, мучающая ее трещинка. И чем полноценнее была радость плоти, тем болезненнее ощущалась эта внутренняя тоска.
Когда она подплыла к краю бассейна, Нинка протянула ей мобильник:
- Майкл!
- Меня нет…
- А где ты?
- Не знаю.
- Ну и дура! - покачала головой Нинка и сообщила в трубку: - Сэр, интересующая вас дама в душе. Примите искренние соболезнования. А я не могу заменить вам ее хотя бы частично? Очень жаль! До свидания!
- Чего он хотел? - вытираясь пушистым полотенцем, спросила Лидия Николаевна.
- Тебя.
- А почему звонил тебе?
- Потому что он настоящий джентльмен и заботится о репутации замужней женщины. О таком любовнике, Зольникова, можно только мечтать!
- Нет, он просто знает, что Эд смотрит распечатки моих разговоров, и боится.
- Слушай, я давно тебя хотела спросить, кто лучше: Эдик или Сева?
- В каком смысле?
- В том смысле, от которого сливки скисли! - захохотала Варначева.
- А разве это можно сравнивать?
- Или! Мужики-то нас все время сравнивают. Только тем и занимаются.
- Не знаю, в голову не приходило.
- Врешь, Зольникова!
Одеваясь, Лидия Николаевна вдруг вообразила себя в постели с мужчиной, который странным образом был одновременно и Севой Ласкиным, и Эдиком, и еще немножко Майклом Старком…
«Ужас!» - истерично крикнула Дама.
«Да брось ты! Ничего страшного, - успокоила Оторва. - Женщины почти никогда не осуществляют своих сексуальных фантазий!»
«Откуда ты знаешь?»
«В книжках написано!»
Как обычно, к вечеру съезд с Окружной на Рублевку был забит машинами. К застрявшему в пробке «мерседесу» подбежал чернявый оборвыш и грязной тряпкой принялся протирать чуть запылившееся боковое зеркало. Костя ругнулся, нажал кнопку - темное стекло уехало вниз, и перед мальчонкой возникло страшное лицо с перебитым носом. На мгновение ребенок от ужаса замер, а потом пискнул, как мышь, и бросился наутек.
- Костя, ну зачем вы так? - упрекнула Лидия Николаевна. - Он же маленький!
- Подождите, вырастет! Лет через десять эти хохлоазеры всем покажут!
- Кто покажет?
- Хохлоазеры.
- Какие еще хохлоазеры? Откуда они возьмутся?
- Уже взялись. На рынках кто торгует? Хохлушки. А хозяева у них кто? Азербайджанцы. Сами понимаете, чем они там по вечерам в своих контейнерах занимаются. Бабы жалостливые: рожают. А дети потом, как крысята, бегают. Москва для них - большая помойка. Мы - враги. Одного гаденыша поймали - гвоздь в тряпку спрятал и вроде как пыль с машин стирал. Одно слово - хохлоазеры!
- Замолчите! - Лидия Николаевна посмотрела в окно и увидела все того же оборвыша, с показной старательностью драившего стекла «БМВ». - Пойдите и дайте ему денег!
- Не пойду.
- Почему?
- Он меня не подпустит.
- Леша, выйди и дай ему сто рублей.
Водитель хмыкнул, вылез из машины, подкрался к мальчику и ловко схватил за шиворот. Ребенок сжался, словно ожидая удара. Получив вместо тумака деньги, он посмотрел на странный «мерседес» с угрюмым любопытством и спрятал купюру в карман. В это время пробка пришла в движение, стоявшие сзади машины нервно засигналили, и Леша бегом вернулся к рулю.
