Брови Гидеона выгнулись, как потягивающиеся коты. Влажными, надушенными пальцами он погладил бородку. Поджал губы. Так-так. Грешная душа… Но еще один голос внутри прошептал: Осторожней, сынок. Ты в львином логове, и звери алчут добычи.
– Какого рода сведения? – спросил он осмотрительно.
– Такого рода сведения, – президент, вдруг до мозга костей верховный главнокомандующий, подался вперед, нацеливая разящие душу боеголовки в глаза Гидеона, – что они изменят картину в корне. Разрешите сделать вам комплимент: мы не балду валять вас сюда позвали.
О Господи, подумал Гидеон. Что этот человек ел на завтрак? Оладьи с нитроглицериновым сиропом? И другая мысль пришла на ум: Записывают они разговор или нет? В Белом доме никогда этого не знаешь. Правда, какой им смысл записывать, как они предлагают грязь человеку безукоризненно нравственному? Да, безукоризненно, если не считать этой истории с маминой смертью.
– Я хотел бы с ними ознакомиться, – нервно сказал Гидеон. – Я бы хотел помолиться обо всем этом.
Холодная властность, написанная на лице президента, мгновенно сменилась паническим ужасом от мысли, что Гидеон может сейчас предложить вместе встать на колени и помолиться прямо в Овальном кабинете. Пейн подал подобную идею в прошлый раз, когда пришел по поводу «Мадонны живота» (так таблоиды непочтительно окрестили миссис Дельбьянко).
Видя замешательство президента, Гидеон поспешно добавил:
– В уединении моего сердца.
Президент облегченно вздохнул.
– Разумеется. Между тем, если бы мы могли что-нибудь сделать для вас…
Бакки метнул в президента предостерегающий взгляд – но опоздал.
– Есть вообще-то один вопрос… – сказал Гидеон.
– Какой? – оживился президент, делая вид, что очень рад слышать.
– Мемориал в память о сорока трех миллионах.
– А. Да. – Черт.
Гидеон год за годом забрасывал конгрессменов и сенаторов петициями о создании в центре Вашингтона мемориала сорока трем миллионам зачатых, но не рожденных после постановления Верховного суда от 1973 года о разрешении абортов.
– Ну что ж. – Президент встал, широко улыбнулся и протянул ладонь. – Мы, безусловно, уделим этому наше молитвенное внимание.
У Касс возникла идея развернуть по телевидению и в интернете пропагандистскую кампанию против стариков. Это должно было, она считала, заставить избирателей лучше относиться к «добровольному восхождению». Ранди идея понравилась, и, воодушевившись, он вызвался оплатить кампанию из своего вместительного кармана. Терри, наоборот, энтузиазма не проявил – по практическим причинам.
– Касс, – сказал он, – некоторые из наших лучших клиентов – высшие должностные лица компаний в возрасте за шестьдесят, а то и за семьдесят. Ты что, правда хочешь пустить телеролики о том, что они эгоистичные подонки и должны поскорей наложить на себя руки? Как основатель «Коммуникативных стратегий Таккера» – и, между прочим, как твой работодатель – позволю себе заявить, что наша компания кончать с собой не собирается.
– Терри, – сказала Касс. – Клиентов мы к восхождению не подталкиваем.
Терри наморщил лоб и вызвал на экран один из слайдов подготовленной Касс презентации в программе PowerPoint. Прочел вслух:
– Сюжет четвертый. «Ресурсопожиратели»? Мы теперь так называем пожилых людей?
– Какие проблемы? – невозмутимо спросила Касс.
– Ну… немножко грубо, тебе не кажется? Я никогда не думал о своих бабушке и дедушке как о ресурсопожирателях. Куда делось «мета»?
– Терри, Терри, Терри, мы просто подчеркиваем тот факт, что непроизводительное долголетие только потребляет ресурсы, которые следовало бы потратить на младшие поколения, изнывающие под тяжестью унаследованного долга…
– Спасибо, Айн Рэнд.
– То-то же. – Она улыбнулась. – Выходит, проблем нет?
– А как насчет вот этого? – Терри вызвал другой слайд. – «Сморчки». Мы теперь называем их «сморчками»?
– Это не для телевидения.
– Уф, отлегло, – фыркнул Терри.
– Я собиралась это подкинуть сама себе, – бодро сообщила Касс. – Кто-то пришлет сюжет в мой блог якобы со стороны. И он станет нашим. Молодежь, я думаю, на это поведется: «Сморчки. Ух ты! Прикол. Мерзкие какие».
– Значит, Эйнштейн был сморчком? И Элеонора Рузвельт? И Элен Келлер?
– От них все-таки была отдача. Например, Эйнштейн показал, как нам всем взорваться. Теперь я называю это восхождением.
Терри обеспокоенно посмотрел на нее. Она шпарила как ни в чем не бывало:
– Тема кампании – эгоистичные стареющие бэби-бумеры, которые губят американскую экономику и экономически порабощают будущие поколения. Ни к Элен Келлер, ни к Элеоноре Рузвельт это отношения не имеет. Хотя в старости Элеонора действительно была морщинистая, как сморчок. Остынь на пару градусов, хорошо?
– Значит, это шутка была?
– Да, боже ты мой…
– А я принял всерьез. Так, пошли дальше…
Он вызвал следующий слайд. На экране возникла группа тощих, изголодавшихся на вид молодых людей. Запавшими глазами они уставились на большое пустое птичье гнездо. Подпись гласила: «Хоть одно яичко вы им оставите?»
– Это действует, – признал он. – Правда, на угнетающий манер.
– Так и должно быть. Слушай, какая муха тебя, а? Вдруг стал вести себя как двойной агент, работающий на Американскую ассоциацию ресурсопожирателей.
Терри вздохнул.
– Не знаю. Это как-то начинает меня пугать. Вся эта агитация за самоубийство, направленная на стариков. Не Норман Рокуэлл,[65] прямо скажем.
– О, господи, Терри!
– Что?
– Самое оно! Ты просто гений. – Касс обняла его. – Точно тебе говорю! Это сверхнаходка. Даже и думать нечего.
– Да о чем ты?
– Норман Рокуэлл.
Касс захлопнула ноутбук и метнулась прочь из комнаты совещаний. Терри покачал головой и вернулся к работе.
Через два дня она ворвалась к нему в кабинет с ноутбуком, довольная, словно кошка, опустошившая целую клетку попугайчиков. Никогда раньше он не видел ее такой счастливой.
Она поставила перед ним ноутбук, включила и щелкнула по кнопке «Показ слайдов».
Терри смотрел во все глаза.
Касс за это время наняла специалиста по компьютерной графике, и тот сделал ей Америку Нормана Рокуэлла с нарезанным хлебом, кукарекающими петухами, киосками с газировкой, дружелюбными полицейскими, индейкой в День благодарения – но все это под соусом «добровольного восхождения».
На первой картинке супруги лет семидесяти с лишним, держась за руки, улыбались так, словно им предстоял океанский круиз. Они стояли перед входом в этакий приветливый пряничный домик, чей адрес мог быть, к примеру, Кленовая, 15. Ярко-желтая вывеска над дверью гласила: ЦЕНТР ДОБРОВОЛЬНОГО ВОСХОЖДЕНИЯ. ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ, ДЕДУШКИ И БАБУШКИ!
Следующий слайд: пышущая здоровьем пара лет шестидесяти пяти смеется над обескураженной Смертью с косой. Подпись: СПАСИБО, НО МЫ СДЕЛАЕМ ЭТО, КОГДА НАМ ЗАХОЧЕТСЯ.
Всего с полдюжины картинок. На последней над пожилым мужчиной в уютной мягкой постели склонилась симпатичная стройная медсестра в традиционном белом накрахмаленном халате. На лице лежащего играет сонная улыбка. Медсестра, улыбаясь ему в ответ, пристраивает к нему капельницу. Озаглавлено: ОТДЫХАТЬ НА НЕБЕСА!
Терри посмотрел на сияющую Касс.
– Ну как? – спросила она.
– У меня нет слов.
– Просто сказка, правда?
– Никогда еще смертельная инъекция не выглядела такой теплой и ласковой. Радостное событие для всей семьи. В музее Рокуэлла, я уверен, будут восхищены.
– Ты был совершенно прав. Оптимизм – вот что требовалось. Ранди пришел в восторг.
– Да? Кстати, как он – наш Рандольф Боснийский?
– Гм, – отозвалась Касс. – Кажется, я слышу нотку… чего-то этакого? А кто мне все уши прожужжал насчет переспать?
– Он клиент. Первый закон Таккера помнишь?
– Не путаться с клиентами. Помню, как же. Но это все-таки другой случай.
– Чем он отличается?
– Среди прочего, тем, что я его знала до того, как он стал клиентом. Слушай, чего ты так прикопался ко мне с этим?
– Не нравится мне твой Ранди.
– Ну и что? Спать тебе с ним никто не предлагает.
– У тебя, кажется, в мозгах серьезный засор, – сказал Терри. – Доводилось такое видеть. Молодые впечатлительные ответственные сотрудники вдруг перескакивают на сторону клиента. Глотают всякую лапшу. В конце концов приходится прочищать им башку. У меня на глазах это случалось с лучшими умами моего поколения.
– Спасибо тебе большое, Аллен Гинсберг ты наш.[66] Но только я додумалась до «восхождения» первая. А теперь все про него говорят. Это, черт возьми, моя собственная лапша.
