– Так что, нету для меня домика? – огорченно вздохнул он. – Может, вы половину своего мне уступите по сходной цене? Я вам докучать не стану...
– Да ты что, сынок? Виданное ли дело, чтобы дом пополам делить? Куда я тебя пущу-то?
– Ну как же быть? Неужели никто дачу не продает? Сельсовета у вас нет, спросить толком не у кого...
– Сельсовет тоже в Ивановке! Чего ему тут делать, сельсовету?
Митрофаниха наклонилась и сорвала травинку, растерла между пальцами, понюхала.
– Эту брать рано... в сок еще не вошла...
– А я на одном доме видел надпись «Продается», – сказал постоялец. – Вы случайно хозяев не знаете?
– Тот дом плохой. Он уже года три как продается, – нехотя пояснила бабка. – Только не берет никто. И ты не бери!
– Почему же? Мне дом приглянулся...
– Беда там поселилась... злой дух лютует. Нашенские ту дачу стороной обходют, городские тоже прослышали и снимать отказываются. Так и стоит...
– Это все предрассудки! – засмеялся постоялец. – Дремучие суеверия! Я в подобные штуки не верю.
– Вот ты учитель, а глупый, – рассердилась Митрофаниха. – На том месте раньше, еще при царе, путешественник жил. Известный человек! Из господ. Ездил повсюду, книжки умные писал... потом устал от хлопот мирских, решил осесть в глуши. Только недолго ему пришлось жизни радоваться... впустил на постой лихих людишек, они его и порешили. Дьякон тутошний предупреждал его, чтобы идолов бесовских со стен убрал и сжег, а тот все посмеивался... вот как ты! А потом весельчака того нашли зарезанным, аки агнца жертвенного... в луже кровищи лежал, глаза навыкат... нипочем закрыть не могли. Так и в гроб положили! Дьякон покойника отпевать отказался, наотрез. Нет, и все! И похоронить велел по-тихому, не на погосте, а в лесу закопать... и могилу с землей сровнять, чтобы и следа не осталось. Не то на деревню мор нападет... падеж скота или еще чего похуже...
Она трижды мелко перекрестила беззубый рот.
– Что же то были за идолы?
– Бесовские! – с воодушевлением повторила старуха. – Черные! Из самой Африки привезенные! От тамошних колдунов!
– Да ну...
Постоялец смекнул, что речь, вероятно, идет об африканских масках, которые путешественник захватил с собой в качестве сувениров и опрометчиво развесил в доме. Африканские маски, несомненно, могли спровоцировать приступ агрессии у фанатично верующих людей, которые и расправились с хозяином. Потом страшное происшествие, имеющее, впрочем, вполне разумное объяснение, обросло слухами и домыслами...
– Вижу, что вы, антилигенты... – Митрофаниха едва выговорила трудное слово, – ...все меж собою схожи, как грибы на одном пеньке! Гляди, учитель, кабы и тебя злой дух не попутал...
– Помилуйте, бабушка, как же он меня может попутать?
– Так и другие до тебя думали... и где они теперя? На том свете, милай!
– Что вы имеете в виду?
– А то! Опосля жуткой смерти хозяина дом долго пустовал. Пока не заявился из столицы какой-то доктор, который и купил дом. Он был иноверцем... молился на чужом языке и не побоялся поселиться на проклятом месте. Фамилия у него смешная была... Муха. Так его и звали в деревне – доктор Муха! Все болезни он лечил ядовитыми лекарствами, которые сам приготавливал. Иногда даже господа за ним присылали бричку, и он ехал к роженицам или к чахоточным... приставлял к грудям деревянную трубочку... стукал, слушал...
– Неужели доктора тоже убили? – осторожно вклинился в бабкину болтовню учитель.
– Его молнией поразило! Ночью случилась невиданная гроза... бушевал ветер, деревья гнулись и ломались, как спички... коровы мычали в стойлах от страха, а собаки выли и срывались с цепей. Деревня проснулась от красного зарева – то горел дом доктора! Пламя мигом сожрало дом вместе с хозяином. Соседи видели, как молния ударила в березу, что росла у самого крыльца, с нее огонь перекинулся на крышу...
Постоялец представил себе этот гигантский костер, зажженный от небесного кресала, и невольно содрогнулся.
– Потом война с немцами пришла... деревню разорили дотла... Когда при колхозе-то новые дома строили, про доктора Муху запамятовали. Из всех местных одна наша семья – долгожители. Моя мать, почитай, до ста годков дотянула... и я не отстаю! – похвалилась Митрофаниха. – А соседи все перемерли: мужиков на войну забрали, а бабы надорвались от работы... Кому помнить-то?
– Значит, историю того дома только вы знаете?
– Выходит, так. На месте пожарища долго пустырь был. Потом кто-то сруб поставил и умер внезапно...
– Но сейчас у дачи есть хозяева?
– Есть... городские, как ты. Нефедовы! Им участок со срубом в наследство достался, от родни. Строили помаленьку, наведывались редко. Как-то зашли ко мне за натиранием от радикулита... я и скажи им про злого духа. Мол, батюшку не мешало бы пригласить, освятить хоромы-то... кабы беды не вышло. Они посмеялись надо мной, на том и кончилось.
Митрофаниха увлеклась воспоминаниями, сама растоптала несколько первоцветов. Откуда-то сверху доносился стук дятла. Старуха и ее спутник остановились у большого дуплистого дерева, задрали головы, разглядывая птицу. Рядом валялись трухлявые, напитанные влагой обломки ствола. Митрофаниха хотела присесть, но передумала. Сыро, простудиться можно.
Спутник ее между тем витал мыслями вокруг выставленного на продажу дома.
– Значит, злому духу надоело сидеть на одном месте, он и отступился. В другую деревню подался, – пошутил он.
Бабка поправила выпроставшиеся из-под платка седые волосы и с укоризной покачала головой.
– Э-эх, милай! Раньше стариков уважали... а нынче каждый сам себе указчик! Нефедовы тоже шутки шутили, пока нечистый у них сына не забрал... Когда Пашка-то ихний утоп, они больше в дом ни ногой. Продать вздумали...
Москва
Обсудив все возможные варианты, Лавров согласился с доводами Глории – о похищении распространяться не стоит. Тем более что виновники ее страданий мертвы и все нити, ведущие к ним, оборваны. Она предложила объяснить свое внезапное исчезновение нервным срывом.
– Родителям и знакомым я скажу, мол, ездила отдыхать. А телефоны отключила, чтобы меня не дергали по пустякам. И вообще, я не обязана отчитываться в своих поступках. Никому! Даже мужу. Допустим, я хотела проучить его... напугать, в конце концов... У меня скверный характер. Я капризная, избалованная женщина с дурацкими причудами!
«Может, так и было? – подумал Лавров. – Если бы не трупы, я бы поверил».
Она приняла его молчание за неодобрение.
– Скажете, Колбин обо мне другого мнения? А вы сами?
– Значит, мы не будем заявлять в милицию? – спросил он, не пускаясь в оправдания.
Совсем недавно она казалась ему существом вздорным и непредсказуемым, рядом с которым всегда будешь чувствовать себя как на вулкане. Последние сутки сблизили их, связали общей тайной, обоюдным умалчиванием. По сути, Глория сделала его своим сообщником. Он не понимал, какая роль ему уготована, но уже участвовал в ее авантюре...
– Нет. Какой в этом смысл? Исполнители убиты, искать заказчика никто не станет. Затея провальная!
Лавров признал ее правоту. Если преступники собирались шантажировать Зебровича, то последний теперь «вне зоны доступа». Иными словами, до него не добраться и денег не достать. Разве что через вдову. Однако вряд ли заказчик похищения осмелится повторить попытку. Во всяком случае не сейчас...
Начальник охраны подозревал, что боссу помогли разбиться, но, увы, никаких доказательств подобной версии не было. Призрачный мотоциклист, выехавший наперерез «мерсу» Зебровича, как будто испарился. Единственный свидетель отказывался давать показания, не будучи в них до конца уверен. «Может, мне и привиделось, – пожимал он плечами. – Я ничего не гарантирую! Никто ведь больше мои слова не подтверждает?»
Лавров не нашел возражений и оставил парня в покое. Гибель Зебровича признали несчастным случаем. Пьяный за рулем и не такое мог натворить. Хорошо, что других людей не угробил.
Колбин вдруг тоже перестал настаивать на продолжении расследования и с головой погрузился в дела. Тело компаньона лежало в холодильнике морга, пока его вдова приходила в себя, чтобы быть в состоянии присутствовать на печальной церемонии. Глория, казалось, борется с депрессией. Она вернулась в свою квартиру на Шаболовке. Сиреневые шторы, ореховая мебель, школьный глобус на письменном столе наводили на нее уныние. Все здесь напоминало ей о Толике... о том, что прошло и чему уже не быть...
Лавров настоял, чтобы в квартире дежурил охранник. Глория не протестовала. Ей было страшно засыпать и просыпаться в пустых комнатах, хранящих эхо голоса покойного мужа и его тень. Вот-вот он выйдет из ванной... или откроет дверцу бара, достанет свое любимое виски, плеснет в бокал и развалится в кресле у телевизора...
Колбин сутками не появлялся в офисе – мотался по области, улаживал проблемы с партнерами. Глорию он игнорировал. Он не верил... или делал вид, что не верит в ее похищение, тем паче в чудесное спасение. Он старательно избегал встреч с ней, переложив все заботы о вдове на плечи начальника охраны.
