— Господи, Ральф! Ты все начинаешь сначала. Тысячу раз я объясняла тебе — это мечта. Давняя, детская, сокровенная мечта. Я хотела роскошный автомобиль. Я видела себя за рулем. Я мечтала прокатиться по улицам, чтобы все оборачивались мне вслед.
— Я знаю, детка. И я подарил тебе автомобиль. И ты катаешься на нем, когда пожелаешь. И все оборачиваются тебе вслед.
— Это совсем не то, Ральф, как ты не понимаешь! Совсем не то! Это другой город и другие люди. Они знают меня — миссис Паркер, знают, что я твоя жена и ты подарил мне эту машину. Это другое! Я хочу на те улицы, которые видела в детстве. По ним я мечтала ездить. И я прокачусь по ним, чего бы это ни стоило! Послушай, Ральф, ты не смеешь мне мешать. Это последняя — может быть — радость, которую мне дано испытать. Тебе ли не знать, Ральф, сколько мне еще осталось? Тебе ли не знать?
Это был запрещенный прием.
Впрочем, последнее время женщина пользовалась им довольно часто.
Ей было слишком хорошо известно, что на доктора Паркера это действует безотказно. Так случилось и теперь.
Ральф сдался.
И мысленно дал себе слово больше никогда не возвращаться к этой теме.
По крайней мере до той поры, пока странный каприз жены не будет исполнен.
До конца.
3 апреля 2002 года9 часов 15 минут
— Я чувствую себя последним скотом, Полли, но не могу отправить вас спать. Для вашей светлой головы есть работа. Срочная, увы!
— Вы будете скотом, Стив, если сами завалитесь спать.
— Упаси Боже!
— Вот и я о том же. Пойдемте пить кофе и начнем работать.
— Работать можно и за кофе — дело пойдет быстрее, и я наконец смогу отпустить вас с чистым сердцем.
Яркие солнечные пятна рассыпались по зеленому убранству Belgrave Square.
Косые лучи пронизывали пышные кроны деревьев, и оттого нарядная листва золотилась.
На газонах еще лежала свежая роса, прохладные слезы отступившей ночи. Но и ей перепало по солнечному зайчику — капли искрились, переливаясь всеми цветами радуги, словно рассеянная красавица рассыпала в траве горсть драгоценных камней или сорвалась с ее лебединой шеи, разлетевшись по ветру, нитка бесценных бус.
Оказавшись на улице, они на секунду зажмурились.
Плотные шторы в кабинете Стива были задернуты, потому казалось, что бессонная ночь продолжается и повсюду в мире царит полумрак.
Ослепительное утро стало для них полной неожиданностью.
— Черт побери, Полли, жизнь проходит мимо. И какая жизнь!
— Подождите, Стив, вот отправимся в плавание…
— И что? Мы так же не заметим атлантических просторов, как проморгали нынешнее утро. Можете не сомневаться.
— Нет уж! Вы — как хотите, а я могу работать головой, анализировать и все такое прочее, лежа на палубе в шезлонге. И будьте уверены, никому не удастся выманить меня оттуда. И потом — утро мы все-таки не проморгали. Иначе с чего бы возник разговор?
— Уступаю железной логике. Жизнь прекрасна.
В маленьком уютном баре на углу они спросили кофе. Свежие горячие сандвичи были необычайно вкусны. И завтрак вышел на славу.
На время они даже забыли о работе, которой предстояло заняться.
Но скоро приподнятое утреннее настроение уступило место привычному, деловому. Проблема была сложной.
И требовала незамедлительного решения.
— Итак, будем исходить из того, что мадам Лавертен намерена преподнести нам массовое отравление. Каким способом она собирается это сделать?
— Согласен. Поэтому давайте о способах.
— Первое — и самое вероятное — пищевое отравление. Почему вероятное, понятно, да? Во-первых, это проще всего. Надо только проникнуть на кухню.
— На камбуз.
Пусть так, сути не меняет. Надо проникнуть на камбуз, что, в принципе, возможно, и всыпать или влить в котел какую-то отраву. Во-вторых, этот способ ею, так сказать, уже опробован. Не слишком, правда, удачно, но, думаю, соответствующие выводы из него сделаны. И кстати первое пророчество Габи касалось именно отравления Представляете? Не думаю, что она об этом забыла. Дама наверняка суеверна — совпадение должно ее вдохновить И наконец, третье. Самый, пожалуй, убедительный аргумент в пользу этой версии — ее внезапный интерес к кулинарии.
— Принимается. Версия номер один самая убедительная. Другие?
— Химикаты или болезнетворные микробы. Нечто рас сыпанное, разлитое или распыленное в воздухе. В принципе, возможно и даже несколько упрощает задачу — не нужно никуда проникать. Просто разбить ампулу или открыть флакон в людном месте. Но! Как при этом уберечься самой! Не станет же она надевать противогаз в ресторане? Или на палубе? Ясно, что нет. Не думаю также, что мадам намерена уйти из жизни вместе с другими. Ее ожидает былая слава. Из-за нее, собственно, затевается весь сыр-бор. Нет. умирать она не захочет.
— Противоядие?
— Может быть — в принципе. Но, откровенно говоря, слишком сложно. И потом, все это надо еще раздобыть — и химикаты, и бактерии, и противоядие. В аптеке, как вы понимаете, они не продаются.
— Мышьяк — тоже.
— И тем не менее она его раздобыла. Однажды.
— Согласен. Вторая версия не выдерживает критики Еще?
Они вышли из бара и направились к Downshire House.
Солнце было по-прежнему ласковым, и яркая зелень красиво оттеняла белые особняки, но больше они не обращали на это внимания.
Шторы в кабинете Стива так и остались задернутыми.
— Что ж, остановимся на первой версии.
— Это не значит, что другие следует отодвинуть и забыть. Я набросаю перечень вопросов, которые надо будет отследить. А первую отработаем сейчас. Начнем по крайней мере.
— С Богом!
— Устроить отравление она может двумя способами. Или заняться этим лично. Или нанять кого-то. Я, откровенно говоря, склоняюсь в пользу первого.
— Почему?
— Это больше в ее стиле. Не станет мадам Лавертен искать наемного убийцу, она доверяет только себе. И потом, найти такого человека непросто. Нужно вращаться в особом мире, иметь соответствующие связи и так далее. Нет. Сто к одному, что Габриэль выбрала первый вариант. Она попробует все сделать сама. И кстати, внезапный отъезд тоже говорит в пользу этого.
— Допустим. Хотя совсем исключать возможность наемного исполнителя я бы не стал. По поводу специфических связей — у нее могли быть соответствующие клиенты. Гангстеры, насколько я знаю, суеверны так же, как моряки и пилоты.
— И альпинисты, гонщики, каскадеры. Своего рода психологическая защита. Жизнь постоянно подвергается риску — людям спокойнее думать, что судьбу можно если не обмануть, то по крайней мере предугадать — отсюда приметы, суеверия, амулеты и прочее.
Пожалуй. Так вот, среди ее клиентов вполне могли оказаться крупные мафиози. Это раз. Второе. В числе пассажиров или экипажа может быть человек, преданный или — более того — обязанный мадам… ну, не знаю — жизнью что ли. Для которого ее просьба — закон. Допускаете?
— Допускаю. И не собираюсь ничего исключать. Мы сейчас бегло рассматриваем все версии. Выбираем самые вероятные. И отрабатываем их в первую очередь. Потом доберемся до других.
— Хорошо. Итак, она намеревается отравить нас собственноручно. Варианты?
— Их два. Она отправляется в плавание либо в числе пассажиров, либо как член экипажа.
— Это вряд ли.
— Почему? Говоря об экипаже, я имею в виду и обслуживающий персонал тоже — горничные, посудомойки, прачки, гладильщицы, актрисы и так далее… Ей пятьдесят два года, Стив. Она не старуха, почему бы не оказаться в их числе? Действовать будет намного легче, не надо тайком пробираться на камбуз. Согласитесь, пассажирке это будет не так-то просто.
— Значит, начнем с экипажа и обслуги.
— Выходит, так.
— Нам нужна женщина пятидесяти двух лет.
— Не обязательно. Возраст — вещь очень условная, тем более у француженок, тем паче — у парижанок. Мадам Лавертен может выглядеть и на сорок, и даже на тридцать пять. Впрочем, при желании она легко изобразит пожилую даму. Документы, разумеется, фальшивые.
— Но какой-то диапазон все же есть?
— От сорока до шестидесяти.
— Ничего себе! Но делать нечего. Другие параметры?
— Вот, пожалуй…
Стив потянулся к телефону.
— Кто-нибудь из аналитиков уже на месте? Отлично. Попроси его зайти ко мне прямо сейчас. Есть работа.
Молодой человек, вскоре заглянувший в кабинет руководителя службы безопасности, быстро справился с заданием.
Уже через час на стол Полины Вронской лег лист бумаги с аккуратным столбиком имен и фамилий.
Общим числом девятнадцать.
Еще через пару часов они снова встретились со Стивеном Муром в его кабинете.
Шторы на этот раз были открыты.
Комнату заливало яркое, пронзительное солнце.
— Итак, Полли?
— Я выбрала троих. Флоранс Дидье — пятьдесят три года. Гражданка Канады. Путешествует в одиночестве, Она прилетает из Оттавы в самый канун отплытия, девятого числа. Сейчас, надо полагать, еще дома. Достаточно будет просто поговорить с ней по телефону. Этим занимаются наши люди. Мария Фуже, сорок два года. Француженка. Горничная. Сейчас в Саутгемптоне. Документы уже проверяют. И наконец, Франсуаза де Грувель, пятьдесят шесть лет, швейцарская баронесса.
